Сергей Самаров - Краповые рабы Страница 29

Старший сержант со значительным усилием вытащил оружие из тела, стараясь при этом, чтобы резко побежавшая кровь не испачкала его башмаки, вытер лезвие о свою штанину и посмотрел на булатный клинок. Хороший клинок. Жалко, что без ножен. Чтобы не потерять нож, Родион завернул лезвие в носовой платок и, дополнительно, в письмо из дома и примотал скотчем к металлическим ножнам своего «НРС-2»[7]. Жестко сомкнув губы, дал себе мысленное обещание, что догонит бандитов и постарается найти человека, у которого будут висеть на поясе пустые ножны…

Отделение сразу поднялось по тревоге. Кто-то даже и пострелять успел еще до того, как скрылись бандиты. Причем стрельба была явно осознанной. Не просто во всех и все, кто и что движется или ползает, а конкретно по бандитам. Но бандиты торопливо скрылись, оставив перед проходом три тела. Застревать под обстрелом или под обстрелом атаковать они не намеревались. Тем более оружия им, кажется, на всех не хватало.

Родион Семисилов тут же организовал обстрел ущелья, но включать тактические фонари запретил, потому что бандиты в этой ситуации получат возможность стрелять в сами фонари и, соответственно, в людей, к чьему оружию фонари прикреплены. Обстрел велся до поворота ущелья. К сожалению, ветер нагнал новые тяжелые тучи и подступила густая темнота. В ней уже с пяти шагов не различишь, в кого стреляешь. И попасть в бандитов было трудно. Так и не узнав результатов обстрела, Семисилов отдал распоряжение об охране оставшихся пленников, выделив на это половину отделения, запретил всем ложиться спать, а сам с остатками отделения и со своей первоначальной группой выступил в погоню.

Положение командира, когда старший сержант возглавил погоню за эмиром Бабаджаном Ашуровичем Дагировым, было сложным. Основной неприятностью сам он считал ту, что не имеет связи с командиром взвода Самоцветовым и не знает, где старший лейтенант находится. Это накладывало значительные ограничения на группу преследования.

Эмир уходил вверх по ущелью. То есть спешил туда, где в настоящее время находился старший лейтенант Самоцветов. Но где именно находился Самоцветов с солдатами, было неизвестно. То, что эмир Дагиров со своими бандитами мог выйти прямо на группу старшего лейтенанта, Семисилова не сильно волновало. И сам старший лейтенант, и солдаты при нем люди обстрелянные и опытные, и они быстро с небольшой бандой покончат. Тем более что все сваны ранены и не могут считаться и быть полноценными бойцами. За группу командира взвода в этом плане старший сержант не беспокоился. Но вот сам он должен идти в преследование в этой темноте, не используя желательно тактические фонари, и если будет стрелять наугад, то вполне может обстрелять и группу старшего лейтенанта.

Родион снова подумал о фонарях. Может быть, стоит их все-таки включить? Обычно в боевой обстановке фонари используют тогда, когда имеют значительное численное преимущество и точно знают, где сконцентрирована банда. Тогда все включают фонари одновременно и начинают стрельбу на уничтожение, сразу по лучу, как по целеуказателю. Семисилов с удовольствием бы применил этот метод. Тем более что дальность луча тактического фонаря вполне позволяет это сделать. Но он, во-первых, не имел подавляющего преимущества в количестве стволов – вместе с самим Семисиловым группа преследования состояла из девяти человек, тогда как бандитов вместе с эмиром было восемь человек. Во-вторых, старший сержант не знает, где сконцентрированы бандиты. Они могут вообще разойтись по разным сторонам ущелья. И лучи фонарей сразу не смогут никого «выцепить». Но бандиты в этом случае вполне могут ответить очередями на лучи фонарей. А это означает потери.

Обдумав все это, Семисилов решил идти без фонарей и стрелять только тогда, когда цель будет отчетливо видна, и целью этой точно будет бандит. Решил и тут же сообщил свое решение солдатам. Авторитет Родиона был почти таким же, как авторитет самого командира взвода. И его приказы во взводе выполнялись с той же точностью.

Группа отправилась в погоню…

Бабаджан Ашурович знал, куда он идет. По этому ущелью он мог бы передвигаться с завязанными глазами и днем, и потому темнота его не слишком смущала. Его моджахеды тоже, казалось, родились в этом ущелье. Удивляли сваны. Они видели ночью, как кошки, и шли не спотыкаясь, поддерживая темп. Не отставал даже тот, что был ранен в икроножную мышцу. Видимо, только один шприц-тюбик пармедола сумел помочь ему не чувствовать боли. Конечно, может и один-единственный шприц-тюбик стать чудодейственным средством, особенно, если человек всю жизнь провел высоко в горах, на свежем воздухе, и никогда наркотиками не баловался. Говорили, что на наркоманов пармедол как средство утоления боли действовал по-разному. Кому-то немного помогал, но большинство вообще не ощущало его присутствия в организме. Это те, кто имел привычку к более тяжелым наркотикам. Эмир Дагиров у себя в джамаате наркоманов не держал. Они народ ненадежный. Он не только «травку» не разрешал курить, а вообще не разрешал курить. Курящий человек себя часто одним запахом выдает.

А вот сваны, кроме раненного в икру, курили. И, едва ущелье повернуло, их уже не смогли обстреливать, они сразу все затянулись сигаретами. Бабаджан Ашурович на них даже не прикрикнул. Они не его подчиненные. Они не входят в его джамаат, более того, даже не являются его единоверцами, следовательно, в какой-то степени являются его врагами, как и все христиане. Они, если быть более точным, просто партнеры по бизнесу. А партнеры по бизнесу могут быть кем угодно. Та же Саудовская Аравия, где ваххабизм является государственной религией, ведет деловые отношения и с США, и с Израилем. Это знают все, и никто же Саудовскую Аравию не осуждает. А кто вообще может запретить Дагирову вести деловые отношения с христианами? У него время от времени возникают деловые отношения даже с представителями федеральных силовых структур. Бизнес есть бизнес, и зарабатывать людям запретить нельзя.

После поворота ущелья путь уже пошел по ровному месту, и потому пошли быстрее. Так добрались до следующего поворота, за которым располагался палаточный лагерь джамаата, на данный момент брошенный. Может быть, брошенный навсегда, но это зависело от многих обстоятельств. Моджахеды сразу двинулись к своим палаткам, чтобы забрать что-то из личных вещей, потому что сюда они уже едва ли вернутся. Бабаджан Ашурович забирать ничего не собирался, кроме санитарной сумки и кое-каких документов. И тоже сразу свернул к своей маленькой палатке. Заодно испытал тактический фонарь, прикрепленный к ствольной коробке его трофейного автомата, и нашел фонарь очень удобным. Особенно понравилось выведенное под пальцы правой руки внешнее управление, с которым эмир быстро разобрался. Дистанция луча, цвет света, различные фильтры – все управлялось с одного пульта одним нажатием кнопки большим пальцем. И даже существовала подсветка самих кнопок, включаемая сбоку. Сразу появилась мысль оснастить все автоматы своего джамаата такими же фонарями. Говорят, купить их можно в любом охотничьем магазине.

Санитарную сумку он нашел сразу, а вот документов в палатке не оказалось, как не оказалось и карт. Но, что больше всего было неприятно эмиру, не оказалось той самой главной карты, где указывалось место щели, через которую следовало уходить в Грузию. Хотя это, может быть, даже к лучшему. Эта карта и не особенно нужна. С ним были сваны, которые часто пользовались проходом и прекрасно знали его местонахождение. Они найдут и проведут. Да и сам Бабаджан Ашурович уже четырежды ходил этим путем. Дважды туда и обратно. Примерно помнит, где находится вход. При необходимости всегда найдет и без сванов. Тем не менее…

Но вопрос эмира все же интересовал – куда могли деться карты? Кто мог их взять? Скорее всего, тот старший лейтенант спецназа, командир взвода, что планировал гнаться за сванами, которые увели рабов, не просто прошел мимо палаток, но и заглянул в них, несмотря на то что торопился. Чем это могло грозить? Если старший лейтенант просмотрел карты, он наверняка обнаружил карту с маршрутом. Бабаджан Ашурович посылал в село к сванам Рустама и рисовал для него на карте маршрут. Наверное, командир взвода спецназа увидел разметку маршрута. Но тогда это значило, что он ушел в Грузию. А рядом с селом пограничная застава. Пограничники просто перебьют боевых роботов. Они сами обучены, как роботы, и обучали их американские специалисты. Одно это внушало эмиру Дагирову уважение к грузинским пограничникам.

Но такая ситуация была Бабаджану Ашуровичу только на руку. Это значило, что ему уже, скорее всего, не стоит опасаться встречи с группой старшего лейтенанта. Забравшись в сопредельную страну, командир взвода спецназа уже поставил себя вне закона. Переход границы, да еще с оружием в руках! Это серьезное преступление по всем международным законам. Это, по сути, маленькая война, поскольку взвод спецназа ГРУ представляет даже не полицию, а регулярную российскую армию. Спецназ всегда себе много позволяет. Психология боевого робота порождает ощущение всесилия и надзаконности. На этом спецназ и должен погореть. И погорит обязательно. Бабаджан Ашурович слепо верил в свою звезду. Всю жизнь, в самых сложных обстоятельствах, что-то или кто-то свыше помогал ему. Главное, верить в эту помощь. Аллаху виднее, как должна разрешиться та или иная ситуация, и он знает, кто нужен ему, чтобы нести истинную мусульманскую веру. Бабаджан Ашурович всегда получал помощь. В самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. События сегодняшнего дня тому пример. Он ни на секунду не усомнился, что будет спасен, несмотря на ранение. И пусть получил второе ранение, но все же спасся, когда его охраняли боевые роботы. Они и сейчас преследуют его. Они могли бы быть и впереди, и тогда пришлось бы прорываться через их строй, если бы не удалось спрятаться и пропустить их мимо себя. Но Аллах, видимо, специально послал боевым роботам карту с участком грузинской территории. «Волкодавы» имеют привычку преследовать добычу до конца, чтобы запустить свои зубы в горло противнику. Вот и ушел старший лейтенант… Как его фамилия… Красивая какая-то… Самоцветов кажется? Да, старший лейтенант Самоцветов. Он ушел в Грузию, как настоящий «волкодав», не желающий упустить добычу несмотря ни на что. И там сложил, хочется надеяться, голову. Эмир верил в это. А если он верил, так и должно случиться.