Валерий Павликов - Зубровский Страница 3

Замок щелкнул, и Андрей вошел в кабинет.

4

После загазованной уличной атмосферы в оборудованном кондиционером офисе было прохладно и свежо. Начищенный до блеска пол сиял так, что в него можно было смотреться, как в зеркало. На задней стене над креслом хозяина кабинета висел большой портрет маслом Джохара Дудаева. Зеленое знамя с изображением волка – государственным символом Ичкерии – застыло в правом углу. Некоторым контрастом этому официозу выглядел большой рыжий кот, расположившийся на одном из текинских ковров, брошенных на диван. Кот лениво поднял глаза, когда инженер сел рядом. Взглянув на него безучастным взглядом, кот вновь закрыл глаза, уткнувшись мордой в лапы.

– Напомню вам, – эмиссар повернулся к Максу, – что вы дали согласие на полное и безоговорочное сотрудничество. Так?

Инженер вздрогнул.

– Я хотел бы предварительно знать, в чем конкретно будет заключаться мое участие.

Закаев секунду испытующе глядел на него.

– Итак, вы не готовы полностью сотрудничать, если не узнаете подробности? Я правильно понял?

Была ли в его голосе угроза? Инженер вспомнил об оставшейся в Гамбурге семье, и ему вновь стало неуютно. Получить полмиллиона прекрасно, но он нутром чувствовал смертельную опасность. Несмотря на отчаянное желание сорвать куш, он не собирался сослепу кидаться в это дело, похоже, чреватое роковыми последствиями.

– Нет, – сказал он твердо, – не готов, пока не буду точно знать, что мне предстоит делать.

Эмиссар, нахмурившись, потер лоб и пожал плечами.

– Хорошо, господин Фриш. Я полагал, что такие деньги достаточны, чтобы сделать любую работу.

– Значит, вы ошиблись. Что конкретно от меня требуется?

Закаев окинул его внимательным взглядом.

– Разве не понятно? Я ведь, кажется, ясно выразился – сорвать Олимпиаду, – спокойно произнес он. – А это значит – взорвать столицу Олимпиады!

Наступило молчание. Инженер заерзал на диване, переводя растерянный взгляд с эмиссара на кота.

– Вы с ума сошли, – наконец нарушил он тишину. – За такое дело я не берусь… это безумие… Как можно взорвать целый город? Ну, один-два взрыва, допустим, можно осуществить, но после этого они будут начеку, и повторить что-либо подобное станет невозможно. Для больших объемов разрушений требуются тонны взрывчатки. Я, конечно, не отказываюсь и готов дать свои рекомендации по количеству и местам установки зарядов, но на этом, полагаю, мое участие должно закончиться.

Он понимал, что теперь, когда он узнал о настоящей цели его приглашения сюда, при любой попытке отказаться его уберут. Недаром возле входа застыли два мордатых охранника. Но что еще страшнее, – при мысли об этом инженер содрогнулся, – такая же угроза реальна для жены и сына. И тем не менее он не собирался сдаваться. Может, этот чертов чеченец только блефует? Абсурдна сама идея! Он же должен осознавать всю ее нелепость. Надо попытаться разубедить его.

– Одно дело доставить в город несколько килограммов, чтобы произвести демонстрационный взрыв, скажем, где-нибудь на автобусной остановке, – продолжил инженер, стараясь говорить спокойным голосом, – но для того, чтобы взорвать там хоть одно здание, пусть самое маленькое, нужны сотни килограммов. Сейчас Сочи фактически на военном положении. Вряд ли кому удастся провезти в город достаточно взрывчатки, чтобы взорвать что-то более крупное, чем дворовую беседку. Вы, кажется, уже пробовали однажды сделать что-то подобное, и что из этого получилось? Ваших людей взяли на следующий же день. А теперь меры безопасности усилены…

Закаев пристально посмотрел на него.

– Просто так не пронесешь, – согласился он. – Но ведь это ж наши горы!

Макс нервно рассмеялся, начиная злиться. Этот роскошный кабинет с претензиями на цивильность, в котором ведутся такие юридически небезопасные и технически малограмотные разговоры, выводили его из себя. Он не привык решать дела в таких условиях. Но тут новая мысль пришла ему в голову: «Горы?»

– Постойте-ка, – воскликнул он, – уж не о «стингерах» ли вы говорите?

Эмиссар усмехнулся.

– А что, собственно, вас удивляет?

– Где вы их возьмете, «стингеры»? – взвился инженер. Щеки его горели. – Кто вам их даст? После 11 сентября американцы перестали сорить подобным оружием и запретили это делать другим. Или вы имеете в виду те самоделки, которые используются в Палестине? Тогда учтите, что за все время обстрела территории Израиля там не разрушено ни одного мало-мальски приличного объекта. А в Сочи ракеты собьют еще на подлете! Город окружен самой современной системой противоракетной обороны, включая С-400. А если пара ракет все-таки и прорвется, то что они смогут сделать с махиной из стали и бетона? Пшик! Дело не выгорит. Я знаю, что говорю.

– А если ракета угодит в здание, заранее нашпигованное взрывчаткой? – Закаев взглянул прямо на инженера, который уставился на него в напряжении. – Что вы на это скажете?

Инженер оглядел помещение, снова почувствовав злость оттого, что приходится объяснять очевидные вещи этому полуграмотному дикарю.

– Там сейчас любая мусорка под наблюдением, – ответил он. – Даже в подвалах стоят видеокамеры. Чердаки проверяются. Протащить взрывчатку невозможно.

– Ну, давайте, расскажите, как трудно это сделать, – с усмешкой сказал эмиссар и, нагнувшись, погладил спящего кота по спине.

Кот открыл глаза и, казалось, с таким же пренебрежением во взгляде посмотрел на инженера.

5

– Голоден, Андрей? – Бугров открыл верхний ящик стола. – Посмотрим, что тут нам приготовила Лариса Петровна.

Он достал два бутерброда в полиэтиленовых пакетах и протянул один майору.

– Спасибо, Сергей Сергеевич, после вертолета не ем, – Андрей сделал отрицательный жест рукой.

– Что, до сих пор не любишь летать? – Бугров сочувственно посмотрел на него.

Андрей с чашкой в руке опустился в кресло напротив полковника.

– С июня девяносто девятого…

Полковник замолчал. Он помнил, что было в июне девяносто девятого года, в самом начале второй чеченской…

Тогда, будучи еще майором, он выстроил свой отряд особого назначения на плацу и стал вызывать добровольцев в трудный вертолетный рейд по ночному Кодорскому ущелью. Предстояла рискованная операция по освобождению захваченных боевиками заложников из «Эмнисти интернэшнэл». Отряд стоял молча, мялся, никто не хотел вызываться добровольно на опасное дело, люди устали от бесконечной маеты и крови. Хоть освобождение заложников и благородное дело, но ведь они сами напросились на войну…

– Не вижу удали, ребята! – зычно закричал Бугров, умело скрыв внутреннее смущение от такого замешательства.

Вышел на полшага вперед сверхсрочник, прапорщик и лихой разведчик Митяев, небрежно кинул руку к голубому берету.

– Служим России, товарищ майор! Но… хотелось бы знать, кто из офицеров поведет! Тут надо бы знать – раз добровольно.

Майор Бугров стерпел такой выход из строя, хотя и сжался внутренне.

– Молодец, прапорщик! Товарищи офицеры! Кто? Дело крайне рискованное…

Но застыли офицерские ряды как вкопанные. Помимо того, что знали – задание почти безнадежное, теперь от добровольного выхода удерживало и другое: а пойдут ли за ним бойцы… Майор тоже молчал, чувствуя свою промашку, и ругая себя на чем свет стоит: ведь на кон поставлена репутация всего государства.

И тогда старший лейтенант Зубровский шагнул вперед, взял фуражку на руку, как на присяге и сказал как всегда негромко, склонив голову:

– Разрешите, Сергей Сергеич…

Майор облегченно вздохнул. Он знал – за этим пойдут. В отряде укоренилось мнение, что Зубровский – офицер редкий, одновременно и рисковый, и знающий свое дело настолько, что сумеет выбраться из, казалось бы, самой безнадежной передряги. И действительно, заложников тогда освободили, задание было выполнено, но когда уже возвращались, шальной пулей пробило двигатель Ми-26. Из полусотни пассажиров и экипажа выжили считанные единицы – Андрей Зубровский был среди этих счастливчиков. Двадцать дней он находился в глубокой коме и еще несколько дней – в полубессознательном состоянии. Пришел в себя и вновь вернулся в строй, только из строевого офицера пришлось переквалифицироваться в штабиста…

– Ну, хорошо, – полковник предпочел сменить тему. – Как насчет того, чтобы махнуть на недельку в Сочи?

У майора тут же разыгралось воображение. Синее море, желтый песок, легкое дуновение ветерка… Как давно он не отдыхал по-настоящему! Может, и правда махнуть? Но он тут же одернул себя. Настоящий разведчик не должен предаваться мечтам. Надо сдерживать себя, иначе неминуемо ждет жестокое разочарование…

– Но вы же знаете… – осторожно ответил он, не понимая, куда клонит полковник. – На мне – «Зубр».

Программа ЗУБР – «За укрепление безопасности России» – разрабатывалась с целью установления полного контроля за перемещениями граждан по стране. Любой человек, оказавшийся на территории России, попадал в поле ее зрения либо с рождения, либо начиная с момента пересечения границы. Сеть спутникового видеонаблюдения фиксировала лицо, фигуру, походку человека, идентифицировала с помощью трехмерной системы распознавания, заносила в электронный каталог, а потом в автоматическом режиме отслеживала все его передвижения, куда бы человек ни направлялся на пространстве от Калининграда до Находки и от Белого до Черного морей. И при этом – никаких тебе чипов, вживляемых под кожу, браслетов на горло или прочих подобных средств, от которых приходила в ужас многочисленная рать правозащитников, кричащих о конституционно гарантированном праве граждан на свободное перемещение. Программа, сулящая в скором времени полное уничтожение преступности на территории страны, включала в себя ряд подпрограмм под разными кодовыми наименованиями: СКУНС – система контроля, управления и навигации информационных сетей, СОВА – система оптико-волоконной передачи результатов анализа информации, УДАВ – система управления движением авиа, авто и всех других видов транспорта… Майор Зубровский был куратором этой своры «зверья», чем заслуженно гордился.