Сергей Зверев - Завтра никто не умрет Страница 31

– Командир! – вскричал Газарян. – Ну, и года не прошло! Давай сюда! Выпить желаешь?

– А ты еще не выпил? – проворчал Туманов, присев на соседнее кресло.

Рудик простодушно хохотнул.

– Я уже час тут пью.

Закуски на столе не было. Нормальный алкогольный принцип – «семь раз отпей, один отъешь».

Газарян забрался под журнальный столик, извлек початую бутылку вина, прочитал название на этикетке:

– «Сhateau Du Brandelet»... Нет, не то. Бабская водичка, сами пусть пьют свой «брандулет», – он погладил Хильду по синеватому запястью, нежно посмотрел в глаза. – Удивительная женщина... Давай вот это, имбирная водка, не хуже нашей. – Он достал увесистый штоф, дополнительный бокал, разлил уверенной рукой. Хильда прошептала ему что-то на ухо, поднялась с подлокотника дивана, приятно улыбнулась Туманову и ушла, покачивая бедрами.

Газарян, облизнувшись, посмотрел ей вслед.

– Замечательная женщина... Правда, старше меня на двенадцать лет, но я потерплю. Давай, командир, с извращением, что ли.

После первой же рюмки голова поплыла. Павел выпил вторую (чтобы протрезветь).

– Держи, – Газарян, как завзятый фокусник, извлек откуда-то яблоко. – Грызи, Павел Игоревич, не бойся, не отравленное.

Все проблемы пустились в бегство. Их не было. Туманов сидел, разморенный, убаюканный сопливой музыкой, тянул ароматную водку. Болтовня Газаряна как-то ненавязчиво погружала в сон. Рудик говорил о том, что хорошо бы сменить гражданство, остаться в Норвегии, пожить немного у Хильды – она чудовищно мила, и будь он трижды кастрат, если не проведет с ней эту ночь. Что она не замужем – норвежские женщины в широкой своей массе не любят брак, им и без него хорошо. Что он тут полистал гламурные журнальчики. Норвегия, оказывается, не только царствие снега и ледников. Здесь много достопримечательностей. Парк Фрогнер в Осло, где выставляет свои скульптуры знаменитый Магеллан... нет, Вигелан. Композиции состоят из обнаженных тел – с ума сойти можно! А церковь в Мортунде, где они сейчас находятся, не просто так молельная изба, а памятник истории с вертикальной деревянной кладкой XVI века...

– Я ей приглянулся, командир, – вернулся Газарян к наболевшему и покосился на дверь. – Ну, не сказать, что я такой уж белокурый голубоглазый викинг, но ей-богу понравился...

Он был уже основательно подшофе, когда в гостиной возникла Оксана. Украдкой улыбнулась, посмотрев на выпивающих, подошла к музыкальному центру и что-то там поменяла. Музыка сделалась ритмичнее, но все равно усыпляла. Образы Оксаны и болтливого собеседника расплывались, Павел смутно помнил, как она извивалась под музыку, потом оказалась у него на коленях, пила из горлышка «брандулет».

– Не напивайся сильно, Туманов, – звенел в голове горячий шепот. – Я буду ждать в твоей постели... или в своей постели. Не важно. Если захочешь, найдешь меня.

Когда девушка уходила, она будто растворялась в дымчатом воздухе; его тянуло к ней, но не было сил подняться. А тут еще и Газарян подкалывал, болтал, подливал в бокал, шутил...

– Давай еще по одной, командир, и хватит. Мы же не придурки, понимаем, что напиваться нельзя. Вдруг не проснемся? Обидно будет. Чокнулись, Павел Игоревич. И топай за Оксанкой. Излей ей душу в душевной балладе.

Туманов проспал в комнате девушки пару часов и проснулся. Сна как не бывало. Похмелье не мучило – многолетние «тренировки» не проходили даром. Тишина в гостинице царила убийственная. Странный зеленоватый свет струился по комнате, выходящей на север. Поначалу Павел не отметил ничего необычного – выпивка и усталость могут и до дальтонизма довести. Девушка застонала во сне, заворочалась. Выпал пистолет из-под подушки, глухо стукнулся о коврик. Она не слышала, продолжала сопеть. Он погладил ее по голой спине, поднялся, чтобы обойти кровать и вернуть оружие на место. Улыбнулся – кто-то под подушку деньги кладет, кто-то выпавшие молочные зубки, а вот Оксана – пистолеты. Он попал в зону свечения, удивленно посмотрел на свои переливающуюся загадочным светом руку. Подошел к окну, отдернул штору...

И почувствовал что-то вроде благоговения. Небо на севере переливалось – как хрусталики в калейдоскопе, если смотреть на них сквозь мутное стекло. Волнистые сполохи прорезали небо. Свечение то пропадало, то появлялось. Оно не касалось земли – висело высоко над горизонтом. Зрелище завораживало. Сияние меняло цвет – из зеленого становилось голубым, добавлялись розовые оттенки, лиловые, а потом опять небо равномерно зеленело.

Туманов слышал от кого-то, что северное сияние непредсказуемо. В декабре и феврале оно появляется на небе регулярно, а в январе – от случая к случаю. Ни вчера, ни позавчера никаких чудес на небе не было...

Душевного подъема он, впрочем, не ощутил. Скорее безотчетную тревогу. Павел задернул шторы, чтобы сияние не донимало, на ощупь добрался до кровати, лег, прижавшись к обнаженному женскому бедру. Сон улетучился окончательно. Он начал выстраивать логическую цепочку. Что он видел, в чем участвовал, и было ли это тем, что ему пригрезилось? Орден с «Бастионом» чего-то мутили, и он опять оказался меж двух огней. Зачем «Бастиону» похищать у Ордена обработанного Немчинова, если он уже обработан? Уж сам доберется до Москвы, будет улыбаться, давать интервью, журить чиновников, которые вспоминают о народе только в тех случаях, когда он им на глаза попадается... Надо основательно подумать обо всех происходящих событиях. Вот его цепляют посреди Северной Венеции люди «Бастиона», везут на базу ВВС... Память прокручивала события, как кадры увлекательного боевика.

«Боевик», как видно, еще не закончился. Тишина стояла такая, что можно было услышать поезд, подходящий к Финляндскому вокзалу. Скрипнула половица в коридоре. Туманов распахнул глаза. Скрипнула вторая – сел на кровати. Сунул руку под подушку. Уж его-то пистолет не имеет привычки падать на пол.

По коридору кто-то шел. Если Хильда, то зачем так тихо? Еще кто может быть? Хмельной Газарян бегал в церковь молиться за здравие августейшей принцессы? Туманов повернул большим пальцем скобу предохранителя, на цыпочках подкрался к двери. Словно чувствовал, подпер ее массивным креслом. Послышался глухой кашель. Не такие уж специалисты. Может, местная полиция? Еще один посторонний звук – теперь уже с улицы. Павел на носках пересек комнату, подлетел к окну, притаился. Хорошо, что шторы задернул. Или послышалось? Вот же незадача...

– Оксана, вставай, – зашептал он девушке на ухо. – И только молчи – не кряхти, не охай. Хотел бы ошибиться, но мне кажется, что мы не будем здесь жить долго и счастливо.

Штурм уселась на кровати – ее глаза блестели в темноте.

– Обложили, да, Туманов? Вот черт, я так и знала.

Она сунула руку под подушку.

– Туманов, где пистолет?

– Да тише ты... Под кроватью посмотри: спишь, подруга, беспокойно.

Самое время начинать одеваться. Войдут люди, а тут такой нудистский рай... Туманов видел, как девушка сбросила с кровати ноги, отыскала пистолет.

– Наблюдай за окном, – зашипел Павел, – а я за дверью. Не пали, пока не полезут.

– Ты уверен, что полезут?

Извилины лихорадочно работали. Чувство опасности работало в полную силу. Это не паранойя. Их вычислили. Сутки у них имелись. «Рашен туристо», «рашен туристо»... И Туманов прошляпил – нигде нельзя останавливаться дольше, чем на сутки. Прокрались в гостиницу, обработали Хильду, чтобы узнать, в каком номере постояльцы... А если Хильда в постели Газаряна? Или Газарян в постели Хильды? А Туманов вообще не в своей постели?

Нельзя исключать, что охотники рыщут вслепую.

– Ты оделась?

– Подожди, Туманов, дай соображу, где моя одежда...

Очень мило. Он уже натягивал штаны, когда затрещала дверь – массивное тело ударило по ней из коридора! Со скрипом поехало кресло, и Туманов почему-то подумал про гранату. Бросят – полный улет, места живого не останется. Мог бы и сообразить, что гранату сподручнее бросать в окно. Он перелетел через кровать, повалил Оксану. Дверь с треском распахнулась.

– Туманов, не отягоща... – договорить «посетитель» не успел.

Павел сообразил, что это не норвежская полиция. Значит, можно стрелять. Он выстрелил, не вставая. Метнулась тень, прогремел ответный выстрел, пуля сбила картинку со стены. Туманов кувыркнулся, отпихнул ногой скрючившуюся Оксану.

– Уйди! Под кровать лезь!

– Я тебе что, сплющенная? – сдавленно вякнула девушка. – Как я туда залезу?

Он выстрелил наугад. Громкий хлопок – раскололся экран телевизора. Вот тебе и «stand by». Туманов правильно решил, что хлопок отвлечет агрессора. Взлетел на полусогнутых, начал высаживать пулю за пулей в темноту. Считал патроны, пока не сбился – математик из него неважный. А третьей обоймы для «стечкина» нет. Есть! Противник успел еще разок выстрелить, взбрыкнул копытами, треснулся головой о тумбочку с разбитым телевизором. Конец. Затворную скобу еще не отбросило, а Туманов уже перенес огонь на дверь. Напарник убитого, толком даже не войдя, вывалился за порог. Павел толкнул кресло – оно поехало, забаррикадировало дверь. Есть еще сила в этих руках. Он подлетел к косяку, прижался ухом, стал слушать. Противник тоже притаился. По двери не стрелял. Живыми взять хотели, догадался Туманов. Приказ такой получили: взять живыми. По возможности. А если нет такой возможности?