Наживка для вермахта - Александр Александрович Тамоников Страница 31

Так он гонял примерно полчаса. И наконец, довольный, вернулся в штаб разведки. Войдя в комнату полковника Уколова, заявил:

– Машина просто класс! Жалко будет бросать такую, отдавать румынам.

– Конечно, жалко, – согласился начальник разведки. – Но ведь мы с тобой знаем – это ненадолго. Скоро наступит день, когда мы вернем свое добро назад.

– Выходит, машина у меня есть, – сказал Шубин. – Но вы хотели поговорить о других деталях операции. О чем речь – о том самом «секретном пакете»?

– Да, над этим вопросом сейчас работает целая группа наших разведчиков и сотрудников штаба фронта, – сообщил Уколов. – В документах будет аналитическая записка, якобы подписанная генералом Еременко, на имя Верховного главнокомандующего, о положении дел на фронте. Еще в документах будут данные о наших потерях, о количестве танков, самолетов, орудий… Все эти данные должны говорить одно: положение у нас аховое, есть сомнения, что удастся сдержать фронт в случае немецкого наступления. К вечеру пакет будет готов. И мы упакуем его вот в этот замечательный портфель.

И Уколов продемонстрировал Шубину роскошный «генеральский» портфель с металлическими застежками.

– Так, значит, машина у меня есть, портфель будет к вечеру, – стал рассуждать Шубин. – Остается посадить в машину тело «полковника». Как с этим делом?

– Этот вопрос – самый сложный, – сказал полковник. – Ведь тут мало взять мертвого немца, надеть на него нашу полковничью форму и посадить рядом с тобой в машину. Надо, чтобы этот «полковник» выглядел как убитый только что. Ведь нам надо, чтобы у противника не возникло никаких сомнений в достоверности случившегося. Если такие сомнения возникнут, вся наша затея пойдет прахом. Наоборот: противник поймет, что мы хотим его обмануть, уверить в нашей слабости. И они заподозрят, что мы готовим удар. Поэтому внешний вид мертвеца – вопрос самый важный. Тут каждая мелочь важна. Например, если мы возьмем убитого немца, то пулевые отверстия на его теле должны совпадать с такими же отверстиями на его одежде. Но самый сложный вопрос – время смерти. Ведь этот труп будут изучать не только румыны, но и немцы. И немецкие врачи могут заявить, что «полковник» умер вовсе не от румынских пуль, а был убит сутки назад. И это перечеркивает весь наш замысел. Понимаешь, Шубин, как тут все сложно?

– Да, об этом я как-то не думал… – пробормотал капитан. – Действительно, эти отверстия… И время смерти врачам нетрудно установить…

Он постоял несколько минут, напряженно размышляя. У них с Уколовым была разная манера решать трудные задачи: если полковник в этой ситуации начинал бродить по комнате, то Шубин, наоборот, застывал на месте, словно статуя. Так он стоял минуты три, потом произнес:

– Да, наверно, придется все делать самому. Другого выхода нет…

– Ты о чем, капитан? – спросил Уколов.

– Немец сядет в машину еще живой, – ответил Шубин. – Ни одной дырки в нем не будет. И мертвым он станет в момент обстрела. Достоверность будет обеспечена.

– Что-то я тебя не понял, – сказал начальник разведслужбы. – Повтори-ка. Только помедленней.

– Мы берем реального немца, – начал объяснять Шубин. – Желательно гада какого-нибудь, по которому виселица плачет. Говорим ему, что передадим его немецким войскам – ну, происходит обмен пленными. Только для этого он должен надеть нашу форму. Мы с ним садимся в машину, едем. И прямо возле румынских окопов я в него стреляю, а сам сматываюсь. Вот и весь план.

Полковник Уколов внимательно посмотрел на Шубина, потом покачал головой.

– Опасный замысел, капитан, – сказал он. – Тут тебе придется буквально над пропастью пройти. А что, если немец окажется хитрый, сделает вид, что согласился, а сам решит на тебя напасть? Или убежать?

– Ничего, я справлюсь, – уверенно ответил Шубин.

– А еще встает вопрос об оружии, – продолжал размышлять Уколов. – Ты не можешь стрелять в него из своего «ТТ». Немцы обязательно проверят калибр пули, возможно, извлекут ее из тела убитого. И выяснят, что это наша, советская пуля.

– Об этом я уже подумал, – ответил разведчик. – Надо взять румынскую винтовку и отпилить у нее ствол. Получится обрез, который я могу незаметно положить рядом с водительским сиденьем. Я не думаю, что немцы дойдут до таких тонкостей, что станут проверять, из обычной винтовки стреляли или из обреза.

– Думаю, вряд ли, – согласился полковник. – Тогда… тогда действительно все вопросы решены. Значит, тебе нужен гад, по которому виселица плачет?

– Да, желательно, – кивнул Шубин. – Какой-нибудь эсэсовец. Найдется такой?

– Будем искать, – пообещал начальник разведслужбы. – Сейчас дам команду, и будем искать. Думаю, к утру найдем.

– А пока найдите мне румынскую берданку, – попросил Шубин. – Обрез я сам сделаю, какой мне удобно.

– Никаких проблем, – сказал Уколов. – Вон видишь сарай за нашим штабом? Вот тебе ключ от этого сарая. Там куча всякого трофейного оружия, в том числе румынского. Ты знаешь, какими винтовками вооружены их солдаты?

– Знаю, конечно, – кивнул разведчик. – Я, когда мне показывали их войска, на все смотрел, в том числе и на оружие. Разберусь.

Он взял ключ и пошел на склад. Там подобрал нужную винтовку, коробку патронов. Потом пошел к тыловикам, на склад боеприпасов, и выпросил у них напильник. Сел в тенечке, пристроил вражеское оружие между двух камней и принялся пилить. Процесс был утомительный и занял два часа. Но спустя два часа Шубин имел удобный обрез, который легко можно было пристроить сбоку от сиденья. Потом разведчик еще некоторое время репетировал сцену расстрела «полковника». Неудобно было одно: получалось, что обрез ему придется хватать левой рукой. И стрелять точно в лоб врагу, а потом прострелить и окошко дверцы. Иначе будет непонятно, откуда влетела пуля. И еще деталь: обрез обязательно нужно унести с собой. «И погибнуть мне там никак нельзя, – вдруг сообразил Шубин. – Иначе найдут меня с этим обрезом и всё поймут. И опять весь наш замысел прахом пойдет. Нет, я обязательно должен остаться в живых – это условие входит в наш план “Пакет”».

Возня с обрезом заняла у него весь остаток дня. Шубин его не только изготовил, но и зарядил, и уложил в то место, которое наметил: под водительским сиденьем, но неглубоко, чтобы одним движением было легко достать. Еще раз оглядел «Кадиллак», испытывая сожаление, вздохнул и отправился на ночлег.

А ночью, когда совсем стемнело, Шубин сел писать письмо Кате. Чтобы не пугать девушку, он не стал писать, что он идет на смертельно