Сергей Зверев - Король на именинах Страница 32

– Ссучился, не ссучился – не знаю. Вряд ли. Вышло бы это наверх. Может, купил он «хозяина». Правильному бродяге за «филки» выйти западло, всего год не досидеть, согласись. Если он зоны не держал, то не законный он, а сухарь, хоть и крестили его уважаемые жулики. Вот так – ты спросил, я ответил, – выдохнул Карл, – не надо было меня за язык тянуть.

Монгола нелестная характеристика Пашки-Крематория повеселила.

– Злой ты какой-то стал. А Пашка – толковый. Если у меня в голове калькулятор встроен, то у него целый вычислительный центр. Завидуешь ты ему – Крематорий молодой, бабы его любят, а ты старый. Старые молодым всегда завидуют. Стареешь, Карл, стареешь, скоро совсем нюх потеряешь. Сказал бы мне, что Пашка уважаемый жулик, язык бы не отвалился. Хитрости воровской в тебе уже нет, «дух» есть, а хитрость ты растерял.

– Если ты Пашку-Крематория настоящим казначеем предложишь, то я за него на сходняке мазу не потяну, – зло ответил Карл и подумал, что уже нет смысла говорить о деньгах для Железовского: «Разошлись мы с Монголом. Не хватало, чтобы он однозначно сказал мне: „нет, не дам денег“».

– А Пашка-Крематорий о тебе по-другому отзывался, – Монгол улыбнулся, и от этой улыбки его лицо стало похожим на посмертную маску, – ты послушай. Полезно.

Казначей запустил руку между подушек и вытащил маленький цифровой диктофон. Уже одно то, что Монгол записал разговор с Пашкой-Крематорием, заставило Карла брезгливо поджать губы. Пусть он и не считал того настоящим законником, но авторитетом Пашка все же являлся. Воровская этика не позволяла так обходиться с уважаемыми людьми.

«Крыша у Монгола поехала», – с опаской решил Карл.

Казначей придавил кнопку, и из динамика послышался тихий гул, покашливание, а затем зазвучал и голос Монгола:

«В Бутырку на больничку Артист ночью заглянул, рисковый он. Мог и себя запалить, и братву подставить».

«Артист сам за себя решает», – отвечал Пашка-Крематорий.

«Он к тебе прислушивается. Часто вместе бываете. Не думаю, чтобы он с тобой не посоветовался».

«Грев пацанам Артист подогнал, – раздался спокойный голос Пашки-Крематория, – святое дело братву подогреть. Я ему говорил, что не надо рисковать. Запалился бы, ментам на руку пошло бы, а он любит эффекты. Молодой еще».

«Он не только грев подогнал, еще и за тебя слово закинул».

«Не в курсе я».

«Говорил, будто тебя нужно казначеем общака ставить, когда я на покой пойду. И не только он так говорит, среди братвы многие так думают из молодых воров».

«Кто говорит, тот пусть и ответит. Я против тебя ничего не имею», – Пашка-Крематорий обращался к Монголу со всем уважением.

«А если братва решит, что тебе казначеем быть? Сходняк ведь скоро».

«Я против не пойду. Как братва решит, так тому и быть. С деньгами работать умею».

«Я Карла предлагать стану. Поддержишь?»

«Слыхал и про это. Карл – вор уважаемый, себя показал, поставил, ни на одной зоне не уронил. Если сходняк решит, что Карл казначеем станет, то у меня есть чем заняться. Спорить не стану».

Монгол выключил диктофон.

– У меня с мозгами все в порядке, – уловив недоумение во взгляде Карла, сказал Монгол, – записал только для тебя. Видишь, нет уже записи, – показал он пустой экранчик цифрового диктофона. – Я не следак, чтобы базары с братвой писать, а потом подельников к стенке припирать. А тебя предупредить хотел, чтобы к Пашке присмотрелся. Ты мне все честно про него сказал – как думаешь, а он слукавил. Мне глаз его не понравился – дерганый. Лицом управлять многие умеют, любой блатной – артист, а глаза человеку неподвластны. Ненавидит тебя Пашка и… боится. Берегись.

– За совет спасибо, – Карл бросил взгляд на кейс с деньгами и поднялся с кресла.

«Нет, не стану о Железовском говорить. Уродов, которые девчонку похитили, я и без денег „выщемлю“. Ответят. Вопрос времени».

– Пацанам скажу, чтобы унесли, чего «филкам» здесь лежать, – Монгол пытливо смотрел на Карла, – или сказать хочешь?

Карл тяжело опустился в кресло, полы черного плаща откинул на подлокотники.

– Я все привез, тебе отдал. Но мне двести пятьдесят тысяч «зеленью» надо из этих денег. На три дня.

Повисло молчание.

– Я понимаю, общак… Но не на телок и не на ресторан прошу… – начал Карл, – и не долг карточный закрыть… – Он готов уже был рассказать обо всем: о том, что должен «ответить» за похищение внучки Железовского, ведь тот исправно платил за «крышу», за то, что должен ее деду «по жизни». Ну не мог он поступить иначе! Понимал, что неправильно – наперекосяк пошло, общаковые деньги не для выкупа, а отступить уже не имел права.

Монгол кивнул:

– Я не поп, чтобы ты мне исповедовался. Хорошо подумал?

– Из общака прошу. Куда уж лучше думать.

– Можешь больше взять – все, что принес.

Карл с окаменевшим лицом раскрыл кейс и выложил из него на столик деньги, отсчитал из них двадцать пять пачек с долларами и бросил обратно, захлопнул крышку.

– Больше мне не надо. Три дня, и я их верну.

– Не для себя берешь, – в голосе Монгола почувствовался укор.

– Я взял, я и отвечу.

– Неделю даю, чтобы вернуть, трех дней может и не хватить, а ты под них «подписался», – уже зло проговорил Монгол, – и не перечь. Понимаю, что не под проценты в банк несешь. Но если что, помогать не стану. Ты сам так захотел.

Карл почувствовал, что на глаза ему наворачиваются слезы, он уже и забыл, что это такое. Даже во сне не доводилось плакать – хотя на зоне никто слова не скажет, не будет по утряне подшучивать, если матерый зэк всхлипывал во сне, как пятилетний ребенок.

Карл подхватил кейс с деньгами и выбежал из комнаты. Монгол тяжело вздохнул, глянул в погасший камин.

– Эх, Карл… – пробормотал он, – если бы я мог тебя отговорить…

Никто не провожал Карла до машины, дом казначея по-прежнему казался опустевшим, заброшенным. Законный небрежно положил кейс на сиденье и повернул ключ зажигания. Он мчался к Москве, прохладный ветер влетал в открытые окна машины. Карл ликовал, но не обольщался, знал, эйфория скоро пройдет.

«Деньги я достал. Но похитители – явные отморозки, если замахнулись на бизнесмена под моей „крышей“. Может, только сейчас поняли, какой косяк запороли. Спохватятся, убьют девчонку и свалят, не дождавшись выкупа. Хорошо хоть Железовский этого не понимает».

Джип с пацанами стоял напротив «Лондона».

«Если бы узнали новости, перезвонили бы», – решил Карл и толкнул дверь бара с табличкой «закрыто».

Анатолий Железовский, весь бледный, с надеждой посмотрел на Карла. Бунин сидел за одним столиком с бизнесменом и от волнения беспрестанно поправлял на переносице темные очки. Законный сдвинул кофейные чашки к краю и поставил кейс на стол, щелкнул замками.

Как завороженный, Железовский смотрел на тугие пачки долларов, пытался сосчитать их взглядом. До последнего бизнесмен не верил в успех, не смел в него верить.

– Здесь все, двести пятьдесят тысяч, – тихо произнес Карл.

– Как тебе удалось?

– Не будем об этом. Мы выкупим твою внучку.

Железовский протянул руку к деньгам, но Карл властно опустил крышку кейса, придвинул его к себе и перебросил на стойку бара. Бармен тут же прикрыл его полотенцем.

– Я принес деньги для тебя, но не сказал, что отдам их в твои руки. Ты на взводе и не можешь трезво оценивать ситуацию. Нам нельзя допустить прокол. Отморозкам, укравшим Светлану, на нее начхать, им деньги нужны. Для них не существует понятий, правил. Честный обмен – последнее, на что они пойдут. Поэтому я с кейса глаз не сведу, из рук не выпущу. Они увидят деньги, но это будет последнее, что они увидят в жизни.

Железовский опустил голову.

– Умом понимаю, что ты прав, Карл, но ты не можешь так сделать. Я обещал, что деньги будут. Их должен держать я…

– Черт с тобой, – довольно легко согласился Карл, – деньги будут у тебя в руках. Бери кейс. Теперь будем ждать их звонка. Поехали ко мне. Они тоже нервничают, значит, ошибутся.

Анатолий Железовский не замечал, что за «Волгой» на почтительном расстоянии следует джип, он не отрываясь смотрел на кейс с деньгами, в нем он видел освобождение похищенной внучки. Карл усмехнулся:

«Пацаны иногда и без слов понимают, что надо делать. Зря я их „строил“ на шоссе».

Весь остаток дня прошел в ожидании. Карл казался невозмутимым, он сидел на диване в длинном шелковом халате и, чтобы не мешать Железовскому, слушал музыку через наушники. Веки законного иногда вздрагивали, когда ему казалось, что в звуки симфонического оркестра закралась телефонная трель, но глаз не открывал. Бизнесмен не сводил глаз с мобильника. Он боялся пропустить звонок, то и дело подносил аппарат к глазам, чтобы убедиться – зуммер не отключен, роуминг есть…

– Что им сказать? – Анатолий Железовский постучал по столу, чтобы привлечь внимание Карла, тот сдвинул наушники, но музыку не выключил.

– Скажешь, что деньги ты собрал, – вор уже устал повторять одно и то же, – но передашь их только в обмен на внучку, из рук в руки. Иначе не соглашайся.