Сергей Зверев - Король на именинах Страница 33

– А если…

– Никаких если. Только из рук в руки, на этом стой твердо.

– Ты мне подскажешь, что говорить?

– Разговор поведешь сам. Они почувствуют, что ты советуешься по ходу.

– Хорошо, я все так и сделаю, – Железовский поднял мобильник и тут же положил его.

– Им нужны деньги. В конце концов, они согласятся.

Николай Бунин старался лишний раз не попадаться на глаза бизнесмену, сидел на кухне перед чашкой остывшего кофе – в горле уже першило от выпитого.

«Если бы не я, – думал Бунин, – Света могла быть с ним. Она хорошая, милая… и будет жаль…» – Николай оборвал мысль, пытаясь не думать о том страшном, что может произойти.

Он замер, когда из гостиной донеслось пиликанье телефона. Железовский засуетился, он ловил вибрирующий аппарат на полированной поверхности стола.

– Спокойно, – Карл отстранил руку бизнесмена, сам взял мобильник, одновременно вдавил две кнопки: «ответ на вызов» и «запись разговора», подал трубку Железовскому.

Бизнесмен сам не ожидал, что его голос будет звучать так ровно, сказал:

– Я вас слушаю.

– Деньги собрал? – Голос звучал хрипло, искаженно.

– Да, всю сумму. Деньги со мной.

– Если поведешь себя правильно, то завтра встретишься с внучкой.

– Я отдам только из рук в руки, в обмен на Светлану.

– Хорошо. Завтра обменяем в городе. Жди звонка и держи машину под задницей. Запомни, у тебя будет только одна попытка. Не вздумай вместо денег «куклу» подсунуть. Соврешь, больше внучки не увидишь. Молоток, что ментам не звонил.

– Я хочу ее услышать! – выкрикнул Железовский и обмяк, связь прервалась.

Карл забрал телефон и прослушал запись. Бунин стоял в дверном проеме, старательно изображая слепого, он высоко поднимал голову, поворачивая ее на каждый звук голоса.

– Все нормально. Другого я и не ожидал, – произнес законник.

– Там номер есть, – заволновался Железовский, – номер высветился. Можно узнать… Можно им перезвонить…

Карл с кривой улыбкой глянул на Железовского и хлопнул ладонью по кейсу с деньгами.

– Они не сотку баксов вымогают, раздобыть телефон для одного звонка за такие бабки – не проблема. Можешь посмотреть, прошлый раз тебе с другого номера звонили.

– И что теперь?

– Спокойно заснуть до утра, – посоветовал Карл, – положи кейс с деньгами под голову и спи.

– Я не смогу.

– Тогда лежи и думай, куда поведешь внучку завтра праздновать. Не забудь меня пригласить и ее кавалера тоже.

Железовский, сжимая в руке, как самую большую драгоценность, трубку, вышел в соседнюю комнату. Лишь когда бизнесмен скрылся за дверью, Карл позволил себе сбросить с лица маску уверенности, кивнул Николаю.

– Давай сюда, – законный говорил чуть слышно, чтобы разобрать мог только Бунин, – ты мне понадобишься завтра.

– Я все сделаю.

– Сделаешь только то, что я скажу, сделаешь, если придется, – Карл вложил в ладонь Бунину тяжелый пистолет «ТТ», – на пацанов я рассчитывать не могу, они приметные. А слепого паренька отморозки всерьез не воспримут, у тебя будет преимущество в несколько секунд. Если криво все пойдет, стреляй по тому, кто девушку держит. Вали его наверняка. Выстрелишь?

– Ты сомневаешься? Тогда забери «волыну». Если Свету живой не выдернем, то ты себя уронишь, – в тоне Николая было еще столько мальчишества, что Карл даже улыбнулся.

– Про меня не думай. Ответить я сумею. Этим выстрелом, не дай бог ему случиться, ты жизнь себе поломаешь. Я твоему отцу покойному – Струне обещал присматривать за тобой, но сейчас у меня другого выхода нет.

– Понятно, – Николай сунул пистолет за брючный ремень, – если на улице стрелять придется, мне потом от ментов не отмазаться. Возьмут-то с дымящейся «волыной», при свидетелях.

– Я не о том, – Карл сузил глаза, – отмазку любой грамотный адвокат тебе нарисует. Да и судьи на твоей стороне окажутся, если похитителя девушки завалишь и жизнь ей спасешь. В крайнем случае дадут условный срок. Но после этого ты уже не сможешь больше притворяться слепым. Расшифруешься. А это круто твою жизнь изменит.

– Может, оно и к лучшему, – произнес Николай, снимая темные очки.

– Железовскому не давай понять, что ты его и меня страхуешь.

Ветер продувал высокую дорожную насыпь так сильно, словно ее засунули в аэродинамическую трубу, даже тяжелый «Гранд Чероки» раскачивался, словно легкий «пляжный» джип. Вадик, водитель Артиста, спустился с откоса, здесь внизу царило затишье, только сверху долетал свист обтекавшего стальные ограждения дороги воздуха, да иногда сыпало песком. Вадик из темноты, задрав голову, смотрел на освещенный изнутри джип. Его глаза не выражали никаких эмоций, он просто ждал, когда хозяин позовет его, и боялся пропустить этот момент. Кто ж знает, что взбредет в голову Артисту: посигналит, моргнет фарами или просто махнет рукой? Артист поднес к уху мобильник, недолго с кем-то поговорил. Пашка-Крематорий сидел в это время тихо-тихо.

«Сейчас босс позовет? Кажется, собрался светом моргнуть! – Вадик даже шаг вперед сделал. – Нет, толкуют о чем-то».

О чем толкуют, Вадик не задумывался, даже если бы и сидел он в машине, то постарался бы не слышать, думал бы о своем. Чужие секреты ему ни к чему. Что скажет босс, то и исполнит, а зачем так надо, лучше не спрашивать и не пытаться понять. Уже не первый «браток» из бригады Артиста исчез, растворился в воздухе, словно и не было «пехотинцев» на свете. И исчезали, как правило, любопытные и гордые.

Артист, окончив говорить, размотал с мобильной трубки похрустывающую ломкую пластиковую ленту, прикрывавшую микрофон, и тут же отключил аппарат.

– Деньги, говорит, нашел. Ты уверен, что их Карл притарабанил?

Пашка-Крематорий лениво потянулся, слегка опустил стекло и выбросил в ночь окурок.

– Больше некому. Я просчитал, что такую сумму Железовский за день не соберет.

– Смотри, не ошибись. – Артисту хотелось сплюнуть после разговора с бизнесменом, но ветер дул со стороны окна, и он не рискнул, сглотнул.

– И Карлу их взять неоткуда, только из общаковых.

– Ты уверен?

– Когда спешишь, а Карл спешит, используешь самый быстрый вариант. У Карла «филки» на руках были, он их и взял. Долго не думал.

– Складно у тебя получается, – наморщил лоб Артист.

– У нас, – поправил Пашка. – Когда общак завернем на американский проект, тогда у нас в нем своя доля появится. И никто о ней знать не будет. Никто не предъявит.

– Стремно, – честно признался Артист.

– Оставь, – беспечно махнул рукой Пашка-Крематорий, – кто они такие – старики, чмо с ног до головы татуированные, на понятиях свернутые. Что ни предложишь, им все западло. Сколько ты бабла уже на общак отстегнул, а своим для них не стал, хоть и коронован на вора. С тобой на воле считаются только потому, что бригада за тобой стоит. А заедь на хату, тебе шконку у окна не предложат. Сразу спросят: «где сидел?», «какую зону держал?». «Не сидел! Тогда ты не вор, а простой мужик». Они – старые, мы – молодые, потому нам и проиграют. Закон такой в природе есть. Приходит время, и молодые волки вожака стаи на части разрывают, стоит ему ошибиться.

– Завтра, как будет завтра? – тер небритую щеку Артист.

– Все у нас завтра получится. Всех разведем. Они думают, что в шашки играть сели, а мы их – доской по голове. Двести пятьдесят тысяч – мелочь, из-за них и мараться не стоит. Общак на кон поставлен, кто его контролирует, за тем и сила. Сила в деньгах, Артист.

– Да… в деньгах…

– Не мандражируй, то, что ты Карла подставил, никто не узнает, его свои же на части порвут. И сделают это по понятиям. Он не рискнет «куклу» Железовскому подсунуть, тот сам этого не допустит. А когда общаковые деньги ментам попадут…

Артист выщелкнул из мобильника карту и выбросил ее в окно, затем коротко просигналил.

– Перестраховщик, – засмеялся Пашка. – Кого на деньги завтра нацелишь?

– Есть один, – коротко ответил Артист, глядя на перелезающего через дорожные ограждения Вадика.

– Его? – удивился Пашка.

– Я б и его пристроил, но рано еще.

Глава 10

Что произошло с ней после того, как очутилась в машине, Светлана Железовская воспринимала лишь отрывочно. Да и все увиденное, услышанное ничего не могло прояснить.

Вот промелькнул светофор… Вот машина повернула… Чужая рука щупает ее пульс, и звучит голос:

«Ты на деление „машинки“ смотрел, когда ширял ее? Если сдохнет…»

Затем вновь забытье, лишь изредка прерываемое пришедшими из воспоминаний обрывками оперных арий. Они возникали как вспышки, одновременно и звуком, и светом…

Ярко освещенная сцена, солист, над оркестровой ямой темным силуэтом возвышается дирижер, вознесенная над головой палочка, и обрушивался водопад музыки, прозрачный и светлый. Голос солиста завораживал, и вот уже казалось, что итальянские слова, загадочные и таинственные, становились понятными…

«О чем это он? О любви? Измене?»