Андрей Воронин - Группа крови Страница 33

Он полез в карман куртки, вынул оттуда пистолет и протянул его Пауку.

– Вот. Не купишь?

– «Макарыч», – сказал Паук таким тоном, словно встретил старого знакомого в месте, где тому было совершенно нечего делать. Абзац заметил, что он не сделал попытки взять пистолет в руки, хотя и был в перчатках. – Дедуля ты мой! Пора, пора тебе на пенсию…

– Старый конь борозды не портит, – возразил Абзац. Ему было неловко. Он чувствовал себя белым генералом, пытающимся обменять на хлеб последние подштанники.

– Слушай, Абзац, – решительно сказал Паук, – ты меня удивляешь. Ты же серьезный мужчина! За кого ты меня держишь? Взять у тебя ствол – это значит повесить себе на шею половину твоих заказух. И потом, я как-то больше привык продавать, чем покупать.

– Ствол чистый. Ты же знаешь, что спецы моего уровня такими пугачами не пользуются.

– Мало ли, что я знаю и чего не знаю! Я, например, ума не приложу, с чего это ты вдруг начал распродавать свой арсенал.

– По инструкции, которую мне дали в РУБОПе, – буркнул Абзац. – В пистолет вмонтирован радиомаяк, с помощью которого я и мои новые коллеги надеемся проследить пути перемещения незарегистрированных стволов по территории бывшего Советского Союза.

– Вот за что я люблю эту страну, – сказал Паук, все-таки беря пистолет и задумчиво вертя его перед глазами. – Все смеются, шутят… Не жизнь, а сплошной карнавал! А главное, что в утиль ничего не отправляется. Каждый клочок бумаги, каждая пустая бутылка и каждый осколок унитаза находят новых хозяев и обретают вторую жизнь. Профессиональный киллер продает свое оружие, вместо того, чтобы просто скинуть его в речку, как это принято в менее веселых странах наподобие Соединенных Штатов или Лихтенштейна.

– Ты много говоришь, – заметил несколько уязвленный Абзац. – Берешь или нет?

– На моем месте любой дурак сказал бы тебе «нет», – рассеянно откликнулся Паук, вертя в руке пистолет и разглядывая его так внимательно, словно искал на нем водяные знаки.

– Но ты ведь не дурак, – сказал Абзац, которому до зарезу нужны были деньги.

– Пару минут назад ты придерживался другого мнения. Впрочем… Тебя что, по-настоящему прижало?

– А ты уверен, что тебя это интересует? – в тон ему ответил Абзац.

– Нет, – сказал Паук. – Конечно, нет. Мы, простые, рядовые деятели российского подпольного бизнеса – народ грубый и черствый, пекущийся только о собственной выгоде. У нас акулья мораль и кошачье коварство, и мы каждый божий день живьем употребляем в пищу своих ближних – за завтраком, обедом и ужином…

– Я не понял, – прервал ею Абзац, – это признание в любви или явка с повинной? И еще я не понял, будешь ты брать этот ствол или нет.

– Сто баксов, – сказал Паук. – Можешь расценивать эту сумму как признание в любви, потому что твоя рогатка мне не нужна.

– Побойся Бога, – сказал ему Абзац. – Это же не пневматический пугач!

– Скоро этими штуковинами, – Паук поднял пистолет, держа его за ствол, – станут торговать в табачных киосках и овощных ларьках. Армия перевооружается, слыхал?

– Примерно двести раз, – равнодушно сказал Абзац. – И каждый раз это оказывалось полным фуфлом.

– Э, нет, – возразил Паук. – На этот раз все настолько серьезно, что у меня уже появились первые серийные образцы. ПЯ – слыхал про такого зверя? Могу предложить один по знакомству.

– ПЯ?

– Пистолет Ярыгина. Девять миллиметров, семнадцать патронов, с тридцати метров пробивает насквозь любой «броник». «Беретта», чтоб ты знал, ему в подметки не годится. В общем, идеальная пушка для разборок и прочего мордобоя. Тебе пригодится.

– В другой раз, – сказал Абзац. – Ладно, давай свою сотню.

– Я действительно дурак, – признался Паук, вынимая из кармана деньги. – Надо было предложить пятьдесят.

– В другой раз предложишь, – повторил Абзац, засовывая деньги в задний карман джинсов.

– Слушай… – Паук помедлил, задумчиво почесывая переносицу под дужкой очков стволом пистолета. Абзац ждал, по-прежнему держась за дверную ручку. Паук крякнул и заговорил снова:

– Это не в моих правилах, но… На днях я краем уха слышал, что Моряк ищет, кому заказать одного несговорчивого клиента…

– Моряк? – Абзац поморщился, поскольку не видел особенной разницы между Моряком и Барабаном. – А что за клиент?

– А черт его… Так, какой-то сильно принципиальный туз не то с ЗИЛа, не то с АЗЛК… Нет, вру.

Вспомнил: судья. Судья районного суда, вот только не помню, какого района. Кого-то он засадил из моряковых бойцов – крепко засадил, на всю катушку.

Моряк ему бабки давал, а он, дурак, отказался. Телевизора насмотрелся, наверное, – «Человек и закон» и прочая байда в том же духе… Так, может, возьмешься? Дело-то нехитрое, особенно для такого профи, как ты.

Абзац думал не больше десяти секунд.

– Спасибо, – сказал он. – Не интересуюсь.

– Знаю, знаю, – с кривой ухмылкой сказал Паук, небрежно швырнул пистолет в бардачок и с грохотом захлопнул крышку. – Ты у нас тоже принципиальный, как тот судья. Ну и хрен с тобой, дураком.

Тоже мне, принцесса на горошине!

– Принц, – внес необходимую поправку Абзац. – И не на горошине, а на картечине. Нет, правда, спасибо за заботу. Но придется Моряку поискать кого-нибудь другого.

Паук выплюнул окурок в открытое окошко и сказал:

– Дурак. За это и люблю. Если бы все были умные, я бы повесился, клянусь.

Абзац молча выбрался из машины и грохнул дверцей. Пока он оттирал запачканную ладонь несвежим носовым платком, Паук запустил двигатель, со скрежетом воткнул передачу и дал газ. Абзац непроизвольно присел: ему показалось, что началось извержение вулкана. Полосатый черно-белый «лендровер» взвизгнул покрышками, оставив на сухом бетоне две черные дымящиеся полосы, задом наперед вылетел из ангара, резко развернулся на месте и исчез, оставив после себя лишь тающее облако сизых выхлопных газов да постепенно удаляющийся надсадный рев.

Абзац помахал ладонью перед лицом, разгоняя гарь, и неторопливо вышел из ангара. Дождь уже прекратился, и за истончившимся серым одеялом облаков без труда угадывалось солнце. Абзац подумал, что, если так пойдет и дальше, то ночью обязательно будет мороз, а утром замерзшая грязь станет твердой, как камень, и будет звенеть под каблуком.

Запустив руку в задний карман, он вынул оттуда деньги и на всякий случай придирчиво их осмотрел.

Франклин на портрете выглядел недовольным – видимо, он предпочел бы остаться у себя на родине.

В остальном купюра была как купюра, и Абзац подумал, что становится мнительным. В самом деле, какой интерес Пауку всучивать ему фальшивые деньги? После таких фокусов долго не живут, а если живут, то плохо и очень небогато.

Абзац затолкал купюру на место и двинулся прочь от ангара, на ходу размышляя о том, что все в жизни относительно. Когда-то вот такая купюра была для него, в сущности, чем-то вроде мелкой разменной монеты, а теперь, завладев ею, он чувствовал себя настоящим богачом. Пора браться за работу, подумал он, прыгая через рельсы и бросая косой взгляд на кучу гравия, на которой виднелись оставленные колесами «лендровера» глубокие темные борозды.

Пора зарабатывать деньги, иначе очень скоро придется собирать пустые бутылки…

Глава 8

Леха-Лоха

В это утро Алексей Лопатин по прозвищу Леха-Лоха проснулся без особой радости. Если бы утро выдалось пасмурным, серым, а еще лучше – с проливным дождем, пробуждение Лехи, возможно, не было бы таким мучительным. На фоне погодных катаклизмов собственные несчастья не то чтобы съеживаются и становятся меньше, но все-таки не выглядят такими пугающе громадными и беспросветными, как в ясное солнечное утро с легким морозцем и прочими атрибутами погожего осеннего денька.

Небо за окном было ярко-голубым, как джинсы вьетнамского производства, и посреди этой голубизны надраенным пятаком весело сверкало солнце.

На пустых газонах серебрился еще не успевший растаять иней, капоты и крыши припаркованных во дворе машин были седыми от осевшей на них изморози, а по перилам лоджии важно расхаживал жирный, как личинка колорадского жука, и наглый, как украинский гаишник, белый с коричневыми пятнышками голубь. Это утро было создано для отличного настроения, и Леха обиженно отвернулся к оклеенной потертыми кремовыми обоями стене, чтобы не видеть этого варварского великолепия.

Леха понимал, что пропал – пропал окончательно, со всеми потрохами. Он не блистал ни умом, ни хитростью, и частенько попадал впросак, за что и получил свою обидную кличку, но теперь дело обернулось так, что по сравнению с этим все его прежние неприятности казались просто детским лепетом.

Накануне Леха проигрался в карты, причем проигрался в пух, вдрызг – в общем, так, что дорога ему была теперь разве что в петлю. И это при том, что карты были его единственным общепризнанным талантом! Нет, Леха Лопатин никогда не был профессиональным шулером, хотя время от времени не отказывал себе в невинном удовольствии немного пощипать пузатых дачников, путешествующих в пригородных электричках. Но для того, чтобы заниматься этим постоянно, нужно было приложить слишком много усилий, рисковать и вообще пребывать в постоянном напряжении, чего Леха органически не переваривал с детства. Он жил по принципу «будет день – будет и пища» и никогда не заглядывал дальше, чем на неделю вперед.