Сергей Зверев - Живой щит Страница 35

– Кровосос! – страдальчески изнемогающим голосом вопил он. – Семьдесят лет с гаком на нашей шее сидели! Коммунисты долбаные!

Струна переключился на политику:

– Привыкли простой народ танками давить! Скажи, паскуда, нравится людей трамбовать гусеницами? Ну, ответь!..

– Газет начитался? – спокойно парировал Виктор.

– Я ваши бумажки на парашу брать брезгую…

– Ладошкой подтираешься?

– Ах ты, гад! – Струна понял, что все взгляды обращены к нему, и показывал себя во всей красе.

Но драка по-прежнему не начиналась. Необходимо было выиграть словесный бой. Струна, тянувший не одну ходку, понимал, как важна «моральная» победа. Она укрепляет репутацию честного борца за правду, умного и справедливого зэка, к которому можно обратиться за советом, попросить рассудить спорящих.

Вопли Струны перешли в душераздирающие стенания.

– Я все про тебя знаю, сучара! С воли весточка пришла! Кореша! – обратился он ко всему бараку. – К нам душегуба подсадили! Собаку бешеную…

– Кондрашка не хватит? Слюной весь изошелся!

Виктор приподнялся и высвободил зажатую уголовником руку.

Тут и началось. Первым ударил вор. Его красноречие иссякло. Кулак с зажатой свинчаткой угодил Новикову в переносицу. Удар был метким и сильным.

Голову Новикова отбросило на подушку. Не поднимая ее, чтобы не схлопотать очередного тычка, Виктор схватил нападавшего за шею.

Шныри зэка лупили Виктора по всему телу, но это была скорее «психическая атака». Второго удара свинчаткой Новиков не допустил. Притянув Струну к себе, он коленом саданул противника в бок, отбросил от кровати и сам соскочил с нее.

Уголовник упал на пол. Пока он поднимался, бывший десантник успел расправиться со шнырями. Сделать это было несложно. Ребята и впрямь оказались хилыми.

Одного удалось достать ногой точнехонько в солнечное сплетение. Парень вырубился надолго. Второго успокоил ребристый край кровати, в который он врезался челюстью. Шнырь взвыл от боли и отполз в сторону.

– Порешу гада! – подбадривая себя воплем, ринулся в атаку Струна.

Его пыл остудил нехитрый бросок с захватом рукава. Виктор загодя принял левостороннюю стойку, чтобы удобнее было сделать подсекающий мах левой ногой.

Бросок получился на «отлично». Нападавший потерял равновесие и вновь оказался на полу.

Барак застонал от восторга. Зрелище стоило того. Уязвленный неудачей, Струна еще не потерял надежды на победу. Он не стал растрачивать силы на ругательства, стиснул зубы и молча пошел в атаку.

Дальнейшее можно было назвать библейской фразой – избиение младенцев. Новиков продемонстрировал несколько коронных бросков боевого самбо, оставив про запас самые опасные для жизни. Получать новый срок за какого-то паршивого блатаря Виктор не собирался.

Дневальный по бараку, выставленный на стрему, восторженно выдохнул:

– Ну, блин, Струна и летает! Как бабочка…

В бараке, казалось, не осталось углов, куда бы ни шлепнулось тело зэка.

– Хватит, борзой? – участливо поинтересовался Виктор.

– Еще… ввали ему еще! – ревела публика, разгоряченная поединком и околдованная боевым мастерством новичка. Так, вероятно, кричали древние римляне, жаждущие смерти поверженного гладиатора.

Но Струна не был гладиатором. Он был всего лишь пожилым вором-щипачом, заслужившим кличку за удивительно длинные пальцы.

– Хорош, кореш! – прохрипел он, уже не пытаясь подняться.

Драку помнили в бараке долго и впоследствии делили все происшедшие события на до и после боя.

Естественно, про этот случай вскоре узнала вся зона. Слава «крутого носорога» приклеилась к Новикову, как банный лист к небезызвестному месту. Желающих проверить прочность этой славы до поры до времени не находилось.

Струна зла не затаил. Он просто признал противника существом более высокого ранга, нежели он сам. Закон превосходства физической силы – основное правило жизни зоны – сработал безотказно. Но в глубине души уголовник не понимал Новикова.

Умея так «гасить» противника, и не качать своих прав? Пахать на лесозаготовках словно простой мужик да еще сучкорубом на самом паршивом участке работы?

Все это не укладывалось в голове Струны.

Его смиренная покорность перед Новиковым переросла в пламенную привязанность и преданную дружбу. Основания для этого были веские.

Примерно через год после грандиозной драки на зону с новым этапом прибыл дегенеративный ублюдок по кличке Сюсьман. Малый тщедушного вида входил в печально известную кемеровскую группировку, терроризировавшую предпринимателей, директоров крупных промышленных предприятий.

Банда имела солидный послужной список. Пожалуй, они опробовали все способы убийств: удушение, мучительные пытки, насильственные инъекции наркотиков и еще многое другое, что нормальному человеку в голову не придет. Кемеровское РУОП и сыщики с Петровки сели банде на хвост. Но тогда удалось взять лишь нескольких подельщиков. Главари же сумели улизнуть.

Среди влетевших оказался Сюсьман. На зону он заявился с уверенностью в собственном превосходстве молодого волка над всей остальной лагерной рванью. Меткое определение «отморозок» уже гуляло по лагерям. Старые уголовники пасовали перед новой порослью, не знавшей пощады, не признававшей неписаных воровских законов. Отморозков побаивались и ненавидели.

Сюсьман был классическим представителем этого типа. Среднего роста, костлявый, с выпиравшими под лагерной робой ключицами, он смотрел всегда немигающим взглядом, как будто вовсе не имел век.

Следствию не удалось уличить его в принадлежности к преступной группировке. Он пошел по статье за незаконное хранение огнестрельного оружия.

Струна схлестнулся с кемеровским бандитом из-за пустяка. Отморозок как-то одолжил у него самодельный кипятильник – бритвенное лезвие на длинной стальной проволоке, концы которой вставлялись в розетку.

Новоиспеченный друг Новикова терпеливо ждал, когда ему вернут ценный прибор, незаменимый при приготовлении чифиря. Когда терпение уголовника лопнуло, он направился к должнику, чтобы задать один вопрос:

– Ты что, баклан, заныкать кипятильник задумал?

И незамедлительно получил крайне невежливый по лагерным меркам ответ:

– Дерни отсюда, козел!

В долгу Струна не остался, пообещав наказать молокососа.

Сюсьману было двадцать два года. Скорее всего знакомый Новикова дальше слов идти не собирался. Слишком дурная слава была у кемеровского бригадира. Он так бы и проглотил обиду, но сопляк сам пошел на обострение конфликта, обозвав Струну совсем уж нестерпимым ругательством, помянув всех его родственников, друзей и знакомых, пообещав отыметь всю эту категорию людей противоестественным способом.

Тормоза у Струны сдали. Он сжал обидчику кадык своими тонкими, но крепкими, как стальные прутья, пальцами. Полбарака оттаскивало его от Сюсьмана.

– Просись о переводе в другой лагерь! – клокочущим от гнева голосом предупредил отморозка «честный» вор.

Сюсьман загадочно усмехнулся, разминая помятую шею.

Некоторое время все было тихо. Урка новой формации с паучьей тщательностью готовился отомстить Струне. С воли ему перебросили бабок, на которые он нанял таких же, как сам, молодых подонков-дебилов. Один сидел за ограбление таксиста, второй – за нанесение тяжелых увечий шестнадцатилетней девчонке. Помощники были выбраны в масть самому Сюсьману – жестокие и туповатые. Сам он с обидчиком справиться не мог.

Расправу случайно заметил Новиков. Троица подстерегла вора у простреливаемого коридора между хозяйственной и жилой зонами.

Струна вечерком наведывался в пищеблок, где кухарил его земляк. Разузнав традиционный маршрут «щипача», Сюсьман устроил засаду. На всякий случай он отстегнул часовому, пообещав не убивать козла, а только немного поучить его.

Струну брали, словно «языка» на фронте: сбили с ног, заткнули рот кляпом, накинули удавку на шею. Оттащив от колючей проволоки поближе к стене пищеблока, его начали избивать ногами.

Сюсьману этого показалось мало. Он вытащил финку, провел лезвием по залитому кровью лицу жертвы и свистящим шепотом объяснил, что собирается кастрировать обидчика.

Двоим недоноскам идея пришлась по вкусу. Они резво принялись стаскивать штаны с обделавшегося от страха и боли Струны. Потом вор вспоминал:

– Глаза у Сюсьмана заполошные. Дна не видно…

Новиков тогда задержался по просьбе бригадира в хозяйственной зоне и брел на ужин, который оставили ему в столовой.

Его внимание привлекли трое, склонившиеся над четвертым. Сначала он решил: блатари опускают какого-то несчастного, но, подойдя ближе, узнал Струну.

– Иди, лох, своей дорогой, – окрысился организатор акции.

Его напарники, наоборот, сразу же сделали ноги. Репутация бывшего десантника была им хорошо известна.

Сюсьман, перебрасывая финку из одной руки в другую, жался спиной к стене. Выбив оружие, Виктор скрутил несостоявшегося хирурга. Ударом ребра ладони по шее он отключил отморозка, после чего принялся развязывать полумертвого Струну.