Крэйг Томас - Дикое правосудие Страница 36

Кому Ван Грейнджер мог продать свою долю, если слухи были обоснованными? Нужно поговорить со стариком. Лок видел перед собой просвет в дожде, а затем трейлер внезапно вильнул вбок, прижимаясь к нему. Огромный темный корпус оказался совсем близко. Лок резко затормозил, но трейлер продолжал лавировать, перемещаясь правее. Слишком поздно Лок осознал, что «лексус» был наживкой, отвлекавшей его внимание…

Грузовик нависал над ним, как скала. Просвет впереди исчез, и борт трейлера опасно чиркнул по крылу его автомобиля, заставив машину завибрировать. Брызги потоком заливали ветровое стекло, мешая видеть происходящее.

Еще один удар. Прогнувшаяся дверца уперлась Локу в бедро, и боковое стекло разлетелось вдребезги. Рев двигателя грузовика напоминал грохот рушащегося здания. Автомобиль Лока съехал с дороги, перевалил через невысокое ограждение и помчался вниз. «Дворники» на лобовом стекле лихорадочно дергались, будто руки утопающего, руль вырывался из рук. Трейлер. Е…ный трейлер пытался убить его!

Лок мельком заметил притормозивший «лексус» в зеркальце заднего вида. Затем машина вышла из-под контроля, капот мотнулся в сторону, словно голова раненого быка, ищущего своих мучителей. Автомобиль перевернулся, крыша вогнулась от удара, и Лок беспомощно повис вверх ногами, удерживаемый поясом безопасности. Он видел темные перевернутые сосны и березы, сначала неподвижные, а затем как будто рванувшиеся к нему. Металл издал протестующий скрежет, столкнувшись со стройной березкой и сломав ее, словно спичку. Машина дернулась в последний раз и перевалилась на бок, бессмысленно вращая колесами в дождливом воздухе.

У Лока сильно кружилась голова. Через разбитое ветровое стекло до него доносился звук дождя. Левая рука ныла, бедро жгло, как огнем. Он осторожно потрогал голову, словно снимая затекшими руками статуэтку с высокой полки, посмотрел на дорогу и увидел перевернутый образ серого «лексуса» и две фигурки, стоявшие рядом, в семидесяти или восьмидесяти ярдах от него.

Его рука нащупала застежку пояса безопасности. Он тяжело упал на бок, ударившись бедром о рулевое колесо, пнул ногой дверь над собой, но ее заклинило. Тогда он схватился за раму двери через разбитое окошко и вывалился под моросящий дождь. Перед глазами все плыло, к горлу подступала тошнота. Лок опустился на развороченную, вырванную с корнями дернину. Шум движения на автостраде доносился словно откуда-то издалека.

Он выпрямился на нетвердых ногах и прислонился к автомобилю. Колеса уже перестали вращаться. Ни один автомобиль, кроме «лексуса», не остановился. Трейлер исчез. Двое из серого автомобиля спускались по склону, повторяя маршрут его падения под откос. Охваченный паникой, Лок оттолкнулся от разбитого автомобиля и побежал к деревьям. За спиной послышался предупреждающий возглас: ему приказывали оставаться на месте.

Он побежал быстрее, то и дело поскальзываясь на мокрой глине, ощущая предательскую слабость в ногах. Паника, переполнявшая грудь, мешала дышать. Они собирались убить его. Он вслепую углубился в рощу, петляя между деревьями.

Воронцов пожал плечами и сердито посмотрел на Дмитрия. Радиотелефон, прижатый майором к щеке, казался орудием пытки.

– Нет, – снова ответил Воронцов. – Мы совершенно не заинтересованы в расследовании убийства Роулса, полковник. Не могу себе представить, что могло натолкнуть вас на подобную мысль…

– Пытаетесь обскакать меня, Воронцов? Держите меня за идиота? – прорычал Бакунин.

– Ничего подобного, – пробормотал Воронцов.

Дмитрий, набросивший пальто на плечи, с невинным видом разводил руками. Из-за проплывавших за окном рваных облаков выглядывала полная луна. Снегопад прекратился. Дмитрий тряс головой, словно школьник, обвиненный в мелкой краже.

– Дело Роулса вас больше не касается. Расследование ведет ГРУ. Я совершенно ясно высказался на этот счет. Вы хотите, чтобы я высказался еще яснее?

Воронцов мрачно покосился на Дмитрия. Голудин, чувствовавший гнев начальства как нечто, направленное в первую очередь на него, съежился на стуле и втянул голову в плечи.

– Нет. Все и так предельно ясно, полковник.

– Тогда не суйтесь не в свое дело, понятно?

– Понятно.

Звук брошенной трубки клацнул в ухе майора, как пистолетный выстрел. Воронцов сложил аппарат и бросил его на стол. Загроможденный стол, царивший на котором хаос словно отражал состояние расследования, приводил его в ярость. Он стукнул кулаком по разбросанным папкам и бумагам.

– Как, черт побери, Бакунин мог обнаружить, что мы по-прежнему интересуемся Роулсом? – рявкнул он. – Почему этот боров снова прет на меня? Дмитрий, я же предупреждал тебя об осторожности!

– Я был осторожен, товарищ майор, – Дмитрий добавил официальное обращение ради Голудина. – Проверил пару отчетов, не более того. Предыдущие визиты Роулса, наши собственные выводы – вот и все, – он поморщился. – Как в ГРУ вообще могли что-то заподозрить?

– То есть помимо своего осведомителя в следственном отделе, который сообщает ему о наших действиях? – Воронцов разжал кулаки и положил свои большие руки перед собой, глядя на них. – Сейчас я кое-что скажу вам обоим, и это не смешно. Это страшно. ГРУ – это часть советской бюрократической системы, и сейчас, возможно, она стала еще более влиятельной. Но этот придурок на другом конце линии не только доказал нам, что мы идем по верному следу, но и косвенно подтвердил, что сам каким-то образом причастен к этому. Он уже не обычный бюрократ, а заинтересованная сторона. Вы хорошо меня поняли? – добавил он, глядя на Голудина. – Ты тоже вляпался по самые уши, сынок. Надеюсь, тебе все ясно?

Дмитрий снова поморщился при виде замешательства молодого сотрудника. Некоторое время Голудин молчал, потом кивнул и тихо сказал:

– Да, товарищ майор… и спасибо вам.

Слабое утешение. Далеко не обнадеживающее, но все же это было одной из немногих радостей, доступных Воронцову. Еще один достаточно честный молодой офицер, на которого он до определенной степени может положиться.

– Ладно, тогда отправляйся. У тебя нет времени заехать домой побриться и принять душ – сразу же поезжай в госпиталь и смени охрану У палаты Марфы. Я возлагаю на тебя ответственность за ее безопасность, понятно?

– Так точно, – ответил Голудин, явно благодарный за то, что его предполагаемая халатность на скважине № 47 больше не служила объектом критики. Возрожденное доверие Воронцова вдохновляло его.

Дмитрий усмехнулся в ответ на улыбку Воронцова.

– Он хороший паренек, – сказал он, когда дверь за Голудиным закрылась. – Как и Любин.

– Ты говоришь, словно его мать.

– Разве тебе не нужны дети, которым ты можешь доверять, Алексей? Я делаю, что могу.

– Знаю. Извини. Но как это дерьмо узнало про нас?

– Ну мало ли как. Нам придется быть еще более осторожными, если… – фраза осталась неоконченной.

– Не сомневайся, – ответил Воронцов. Дмитрий выглядел одновременно обрадованным и озадаченным. – Нет, мы не выводим мистера Роулса на первый план. Но он связан с наркотиками через Шнейдера и мистера Аль-Джани из Ирана. Он наш.

– Как насчет идеи Марфы?

– О том, что ее бывший дружок в Москве сможет опознать иранца, дать ему имя? Может быть. Она была абсолютно убеждена в этом. Кажется, она считает Аль-Джани профессионалом высокого класса.

Воронцов закурил новую сигарету и выпустил дым в направлении темного квадрата окна своего кабинета, где луна, словно бледная узница, выглядывала из разрывов в облаках.

– То же самое можно сказать и про мафиози, Алексей, и про большинство крупных бизнесменов. Если ты полагаешь, что Бакунин близок к ним, что его интересуют деньги, а не политика… то тут прослеживается ниточка к наркотикам. Ты думал об этом?

Воронцов потер руками лицо и устало посмотрел на Дмитрия.

– Мы отступили так далеко, как только, могли. На последний рубеж. Чувствуешь, как холодная вода заливает твои яйца, Дмитрий? Что же нам делать? Закрыть глаза на все? Но мы же служим закону!

– Совершенно верно, – Дмитрий кивал, его улыбка светилась пониманием и состраданием, как лик на иконе. – Итак, что же из этого следует?

– Если иранец был профессионалом, то почему он оказался здесь, если не из-за наркотиков? Может быть, он собирал мусульманскую десятину для Тегерана или работал на какого-нибудь муллу, имеющего плантации опия? Давай посмотрим, сумеет ли московский приятель Марфы дать нам ответ, если только он не слишком занят прикрытием собственной задницы и подставлением чужих. Похоже, в наши дни это все, на что они годятся.

– Я слышал, что они никогда не занимались ничем другим. Как насчет Киева и того трупа, которым ты интересовался?