Сергей Зверев - Пристрели их, майор! Страница 37

— Ладно, — сдержанно произнес он. — Но имей в виду, что, если ты поступишь под мое начало, Муса, тебе придется заметно убавить пыл. Гордость — это хорошо, но я не потерплю в своей группе неподчинения приказам. И это не прихоть. Я сам выполняю инструкции тех, кто назначил меня старшим в екатеринбургском объединении.

— Это я понимаю. — Муса покорно склонил голову. — Мы служим делу Аллаха. И что такое приказ старшего, мне известно не понаслышке. Так ты меня принимаешь?

— Да.

Теперь они уже встали вместе, и Умар первым протянул руку. Муса ответил крепким, уверенным рукопожатием.

— Аллах акбар! — произнес Абдулин чересчур пафосно и напыщенно.

— Аллах акбар! — куда более сдержанно откликнулся Муса.

Умар улыбнулся, но его собеседник легко смог определить, что в этой улыбке не наблюдалось и толики добродушия.

Екатеринбург. Здание Генпрокуратуры

— Гулечка! Наконец-то! Привет! — бодро произнес Ромашов, поднимаясь из-за стола.

Гульнара Сибагатурина, сотрудница отдела по расследованию особо важных дел, остановилась на пороге его рабочего кабинета. Узкий разрез глаз, широкие скулы, длинные темные, доходящие почти до поясницы волосы выдавали восточное происхождение девушки.

Иван Викторович вышел на середину комнаты.

— Проходи, садись сюда, — сыщик освободил для Гульнары стул перед своим столом.

— Мне передали, что вы просили зайти. Я тут выходила к прокурору… — начала Сибагатурина.

— Да-да… Все нормально? — Ромашов показал Гульнаре на стул, предлагая ей сесть. — Что к начальству-то по утрам? — спросил он, возвращаясь на свое место.

— Да я акты с молокоперерабатывающего завода по соблюдению температурного режима приобщила к делу. Там расхождения с показаниями инспекции по труду. — Гульнара села на стул, аккуратно сложив руки на коленях.

— Да-да, я понял… И что прокурор?

— Владимир Артемьевич сказал, чтобы отдали в производство, и просил протоколы проверок инспекции затребовать…

— В производство? — машинально повторил Ромашов. Сыщик достал из кармана пачку жевательной резинки, надорвал упаковку, но, передумав, убрал пачку обратно. — Вот и хорошо…

— Хорошо? — удивленно переспросила девушка. — А как же быть с показаниями инспекции?

— То есть я имею в виду, что ничего страшного, — поспешно поправился Ромашов. — Решим в процессе… Я, Гулечка, уже просто о другом думаю. — Сыщик поднялся и стал прохаживаться по помещению. — У меня к тебе серьезное предложение. Опасное, но для тех, кто выполняет свой гражданский долг, может оказаться и лестным. Я немножко волнуюсь, извини… Это потому, что дело сложное. Я беру на себя большую ответственность. Это касается дела об убийствах в лесопосадках. У меня родился план, Гулечка… В общем, без твоей помощи я не смогу ничего сделать. Но я сразу говорю, что ты можешь отказаться…

— Да нет, почему же откажусь? Я доверяю вам как специалисту. Я прекрасно знаю, что вы все рассчитываете до мелочей. — Гульнара подняла глаза. Ее мягкий и вместе с тем пронизывающий взгляд был устремлен прямо на собеседника. — Я помогу, если это нужно.

— Хорошо, — Ромашов кивнул. — Но ты послушай сначала. В общем, я тут думал-думал, крутил-крутил в уме эту ситуацию. И считаю, что единственным способом поймать преступника является застукать его с поличным… На месте преступления. Мы с уверенностью можем сказать, что преступник, совершивший два аналогичных убийства, вряд ли на этом остановится. Правильно?

— Наверняка, — согласилась Сибагатурина. — Если у него маниакальные расстройства психики, то вряд ли можно ожидать, что он успокоится. Мы же со специалистами консультировались… Надо добиваться санкции прокурора на слежку.

— Гулечка, милая, пока мы их получим, имея такую слабую доказательную базу, убийца будет методично осуществлять убийства. — Ромашов остановился и скрестил руки на груди. — Ты не согласна?

— Ну, то, что он вернется на место преступления, в этом я с вами согласна…

— Вот! — Ромашов поднял вверх указательный палец. — И то, что это место притягивает пары, — тоже факт. А что нам, таблички, что ли, везде расставить: «В лесу заниматься любовью запрещено!»

Лицо Гульнары раскраснелось. Она раздвинула губы в едва заметной улыбке.

— У меня другой план, — продолжил тем временем Ромашов. — Я предлагаю инсценировать свидание и взять преступника с поличным. — Следователь вернулся к своему рабочему столу. — На живца, так сказать… Ведь что у нас получается? Мы можем с большой долей вероятности просчитать его психологию. Вот я прихожу в лес, вижу там пару…

Ромашов вновь достал жвачку.

— Он — русский. — Сыщик вынул из пачки одну подушечку и положил ее перед собой на стол. — Он — христианин. Для него прелюбодеяние — грех, в случае если… Как там в Писании? В случае если его партнерша — ему не жена. Так?

— Да, так, — подтвердила Сибагатурина.

— Преступнику известно, кем является для его жертвы женщина? Вряд ли… Мы знаем, что в обоих происшествиях связи были случайны. То есть жертвы преступнику заранее не были знакомы. Бытовая версия преступления отпала. Теперь что касается его партнерши… Она имеет явно выраженную восточную внешность. Кем является женщина на Востоке? Если не касаться ее вероисповедания?

— Ну, она полностью бесправна. Принадлежит мужчине как своему господину, — ответила Гульнара.

— Правильно. Она полностью бесправна и совершает прелюбодеяние. — Ромашов выдвинул ящик стола. Покопавшись внутри, он выложил на поверхность рядом с подушечкой «Орбит» шоколадную конфету. Взял в одну руку жвачку, в другую конфету и показал их Гульнаре. — Получается кровосмешение. А кому нужно, чтобы истина была восстановлена? Скажи мне, пожалуйста.

— Тому, кто чтит закон…

— Правильно. Негласный закон, — подчеркнул сыщик. — Но не наше гражданское, так сказать, законодательство. Это человек, которому важно, чтобы сохранялась чистота его веры и чистота нации. А каким способом — это уже неважно. Правильно?

— Ну да. У нас, в Калмыкии, так и было, когда я там жила. Негласные законы чтут больше, чем гражданское право, — подтвердила Гульнара. На ее лице опять появилась едва заметная улыбка.

— Правильно. И я убежден в том, что преступник собирается вершить свое правосудие и дальше. Маниакальные наклонности, подкрепленные его убеждениями, будут прогрессировать. Так?

— Ну да, — согласилась Сибагатурина.

— Вот так вот получается. Ну, что скажешь? — Следователь посмотрел в упор на свою собеседницу.

— Я согласна. Давайте попробуем, — не задумываясь, ответила Гульнара.

— Согласна? Отлично! Спасибо тебе, Гулечка! — Ромашов слегка дотронулся до плеча девушки. — Оба убийства совершены приблизительно в одно и то же время. Мы знаем, когда и где появляется преступник. Возьмем мою машину и органично разыграем любовное свидание. Возьмем его на живца. Мы идеально соответствуем типу потенциальных жертв. У меня славянская внешность, а у тебя восточная… Завтра сделаем пробную вылазку.

— Уже завтра? А у меня завтра свидание… — замялась Гульнара. — Ну ладно. Я перенесу.

— Правильно. На время придется забыть о личной жизни, — наставительно произнес Ромашов. — Это только наше предположение, что убийца не устанавливает за жертвами слежку. Какое-то время мы должны разыгрывать пару…

— Ладно. Я договорюсь со своим молодым человеком. Он поймет. А сейчас можно я пойду? Надо позвонить в инспекцию по труду.

— Да. Завтра оденься поудобнее, — напутствовал Ромашов коллегу.

Он проводил Гульнару до выхода.

— Пока. До завтра.

— До свидания, — Сибагатурина улыбнулась следователю на прощание…

По окончании рабочего дня Гульнара поехала прямиком домой. Небольшой частный домик старой застройки находился в одном из отдаленных кварталов Екатеринбурга. На пороге дома ее встретила мать.

— Привет. — Гульнара наклонилась к женщине и, оставив на щеке матери след от помады, принялась снимать с себя верхнюю одежду. — Мама, а Вадик не звонил?

— Звонил, — ответила женщина, уходя по длинному коридору в кухню. — Не мог до тебя дозвониться… Ты есть будешь? Я пирогов напекла.

— Да, мам. А у меня сегодня сплошные совещания были. Пришлось телефон отключить.

Сибагатурина прошла в свою комнату.

— Ты, дочка, совсем заработалась. У тебя и личной жизни никакой. Вадик скоро тебя забудет…

— Мама!

Гульнара нажала кнопку «пуск» на своей магнитоле. Диск внутри устройства закрутился, и вскоре послышались звуки записи одного из концертов Виктора Цоя.

— Мама, все будет хорошо. — Гульнара направилась за матерью в кухню. — Вадик меня прекрасно понимает. Он знает, что я люблю свою работу. Он сказал, когда позвонит опять?