Михаил Серегин - Черноморский Клондайк Страница 38

Валентин замолчал с непримиримым видом. Ребята выпили еще.

– Сильно не напиваться, – усмехаясь скомандовал Иннокентий.

– Раскомандовался! – недовольно пробурчал Валентин.

Третья рюмка была для всех последней. Иннокентий деловито произнес:

– Давайте собираться. Доедем до Анапы, а оттуда на маршрутном такси или автобусе доберемся до Сочи.

– Зачем нам тащиться в Анапу, – пожал плечами Валентин, – если мы можем прямо отсюда поехать в Сочи?

– Ага, – насмешливо закивала Галина, – знаешь, сколько мы будем тут голосовать?!

Она встала, тряхнула головой, укоризненно взглянула на брата.

– Пошли. У нас все собрано, – подняла она на Иннокентия глаза.

Она нашла оставленный в горнице рюкзак и подала Валентину. Выйдя за калитку, группа направилась к дому Микулы. Галина отдала ключи бабе Сене.

– Бегите к Олегу, – сказала баба Сеня, – он вроде должен был в Анапу ехать.

Олег был местный бизнесмен, работающий в Анапе. Он критическим взором обозрел путешественников, но не отказал. Через полчаса ребята уже высаживались на окраине Анапы.

Вдоль берега пыльной лентой тянулась трасса. Выложенный из необработанных камней парапет зарос диким виноградом и плющом, над ним поднимались абрикосовые деревья, выше – эвкалипты и кипарисы, закрывающие холмистый горизонт. Справа плескалась отороченная разлапистыми пальмами расплавленная синь моря. По трассе, точно перегревшиеся на солнце туристы, лениво ползли автобусы и автомобили. Все – перенасыщенные тупым, одуревшим от жары народом.

– Здесь мы тоже ни хрена не поймаем, – бубнил Валентин.

Они запаслись водой и едой, купив несколько бутылок пепси, минералки и пакет с гамбургерами. Потом битый час стояли на обочине, глотая пряный запах эвкалиптов и соленый бриз, доносившийся с моря, пережевывая свои впечатления и даже не пытаясь заговорить об интересующем их всех деле. И тут из-за поворота, точно едва справляющийся с волнами и ветром серфингист, вылетела громыхающая маршрутка. Иннокентий поднял руку с оттопыренным пальцем. Маршрутка, наполовину заполненная людьми, остановилась, обдав ребят облаком сухой прокаленной пыли.

– В Сочи? – уточнил Иннокентий.

– Не видишь, что ли? – шофер, плечистый усатый брюнет с короткими волосами, в расстегнутой до пупа рубашке, ткнул в приставленную к окну табличку.

– Садимся, – Иннокентий обернулся к товарищам.

Он подсадил Галину, сел сам. За ними прыгнули Валентин и Юрий. Едва за ними шваркнула дверь, как они почувствовали дурноту. В салоне старого «рафика» было душно как в гробу, и это несмотря на открытый в потолке люк! Напротив пожилая женщина с истерической поспешностью обмахивалась веером. Рядом с ней сидел пузатый пенсионер, протиравший лысину гигантским платком. В ногах у них стоял старый саквояж. Дама в панаме с загнутыми полями, худая, с претенциозным видом, морщила лоб и вытягивала губы, ловя редкие дуновения бриза, забиравшегося в маршрутку сквозь люк. Молодая мама с тревожно озиравшейся по сторонам девочкой лет шести тоже изнемогала от жары, то и дело поднося к губам бутылку с пепси и ероша потные детские волосенки.

Маршрутка неслась во весь опор, вздрагивая на ухабах. Казалось, она вот-вот развалится. В окно Иннокентий видел широкую песчаную полоску пляжа с синими зонтиками и лежаками. Отдыхающие, похожие с такого расстояния на блох, рассеялись по всему берегу. Примерно половина из них рассекала густую белую пену, выглядевшую отсюда мыльным сливом из стиральной машинки старого образца. С равными промежутками мелькали зеленые клумбы с венчающими их пальмами.

Дорога сделала крюк, парапет исчез, и вместо него вверх стала взбираться красноватая почва, из которой порой торчали огромные корни сосен.

Мелькали бледно-розовые цветы мальвы, сплошной изумрудной стеной стоял можжевельник, яснели аметисты фиалок. Но пассажирам было не до созерцания красот природы. Маршрутку здорово трясло, головы едва не стукались о потолок, жесткие рессоры и жара не оставляли ни малейшей возможности предаваться приятным думам и мечтам.

Дурацкие призывы и рекомендации, больше похожие на приколы, которые «разнообразили» убогую обстановку салона, действовали на нервы.

«Тише назовешь остановку, дальше от нее проедешь», «Не грохочи дверью, не дома!», «Тишина – залог успеха», «Три часа страха, и ты – на месте, стоимость иллюзиона – сто рублей».

Галина со смесью раздражения и насмешки косилась на эти причудливые надписи. Валентин смотрел в окно, рискуя вывихнуть шею. Юрий пялился на молодую маму с ребенком. Очевидно, его внимание привлекли пышная грудь мамаши и ее крепкие руки. Спертый воздух, казалось, не производил на него никакого впечатления. Иннокентий глянул на этого суперспокойного невысокого паренька. Перехватил его быстрый, несколько напряженный взгляд. Юрий, глазея на статную мамашу, нет-нет да и косился на Галину.

Иннокентий, опасаясь встречаться с Галиной глазами, все-таки посмотрел на нее. Она сидела с отсутствующим видом, глядя куда-то в сторону – грустная, терпеливая, с развевающимися от каждого дуновения волосами, с острыми ключицами и красивыми загорелыми ногами.

Глупо, конечно, но Иннокентий ее захотел. Желание посетило его в тряской маршрутке, где мутило от жаркого дыхания людей и раскаленных стенок, где сидел враждебный Валентин и тихий, но настороженный скульптор.

Иннокентий вспомнил минуты их первой близости – на пляже, потом дикое соитие в доме. Ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность, что речь шла о любовном пыле других людей, что той Галины, покорной и страстной, не существует. Печаль отразилась на его лице. Он встретился взглядом с Галиной. Она едва заметно улыбнулась. Валентин тут же поймал отсвет этой улыбки и окатил Иннокентия молчаливым презрением. Иннокентий отвернулся, делая вид, что интересуется пейзажем.

Водитель вез пассажиров как дрова. Через полтора часа в Туапсе была первая остановка. Люди имели возможность выйти из машины, подышать воздухом, попить водички. Сам шофер, неразговорчивый малый, утолял жажду у придорожной палатки. Ребята тоже выбрались наружу.

Общий характер пейзажа не изменился. Справа темной голубизной сияло море, слева поднимались покрытые дубовым лесом склоны. На спуске к морю выгорали под солнцем терпкие травы – череда, чистотел, пастушья сумка, хмель, репешок, васильки. Глянцевито блестели под лучами продолговатые листья магнолий, оплетенные омелой пирамидальные тополя выстроились в небольшую шеренгу, давая подобие тени. Беседка торговца напитками, шашлыком и пиццей представляла собой увитые диким виноградом колья и закрепленные на них три рейки. Мангал стоял в двух метрах от беседки, так что расположившиеся за тремя пластиковыми столами путешественники могли наслаждаться и прохладой, и сладким едким дымком, поднимающимся над шампурами.

– Зря столько с собой набирали, – покосился Валентин на сверток с бутербродами, – лучше бы шашлыку поели!

– А ты уверен, что у тебя хватило бы времени прожевать его? – возразила Галина.

Не успела она это произнести, как шофер зычно, с мизантропическим видом скомандовал: «Трогаемся!» Едва успев проглотить по бутерброду, ребята встали со стульев.

Остальные пассажиры тоже поспешили занять свои места в маршрутке.

В Туапсе высадилась дама в панаме. Но на ее место села грузная особа лет сорока в очках, с отвисшей до живота грудью и тройным подбородком.

Нимало не смущаясь своего дряблого тела, женщина носила цветастый сарафан, открывающий полспины. В руках у матроны была большая сумка из кожзаменителя. Заняв свое место, она стала бесцеремонно всех разглядывать.

Особенно досталось Галине. Дама косилась на ее загорелые ноги, на ее плечи и грудь так, словно Галина была виновна в воровстве.

Вскоре, правда, тетке стало уже не до гляделок. Ее так трясло и подбрасывало, что она клацала зубами при каждом особенно сильном толчке и вираже.

Галина переживала свое недавнее пленение. По ее лицу то и дело пробегали тени. Губы дрожали, глаза ввалились. К огорчениям примешивалась усталость, и даже возбуждение, вызванное известием о спрятанных сокровищах, не могло ее растормошить. Валентин нервно кусал губы. Поездка за сокровищами не выглядела пока приятным путешествием или возгоняющей к сердцу адреналин авантюрой.

Даже Иннокентий на какое-то время утратил чувство реальности – не потому, что у него голова шла кругом от письма Архелая Митридату, а потому, что он все меньше ощущал свое присутствие в мире. Ему казалось, что все происходит не с ним, лица друзей выглядели чужими – размытыми пятнами. Может, так влияла духота?

– А вдруг этот лох нас кинет? – настороженно спросил Леха.

– И что? – с оттенком издевки усмехнулся Хазар. – Мы что, его найти не сумеем? Уж тогда ему не жить – это точно!