Константин Козлов - Алмазы для ракетчика Страница 38

Обе пары достигли середины пути одновременно. Корнеев слышал, как пошутил пленник и заложники рассмеялись. Орлов и финн шли легко, руки у них были свободны. Когда скованным на ручниками людям осталась четверть пути, Корнеев прицелился, задержал дыхание и плавно нажал спуск. Шедшего с его стороны человека опрокинуло, он потянул за собой напарника. Тот был не лыком шит. Он не пытался избавиться от наручников, а взвалил товарища на спину и, петляя, как заяц, помчался к озеру.

— Ты что-о-о!!! — заорал Давыдов, уронив бинокль и повернувшись к Алвару.

— Это не я. Это кто-то от вертолет. Оттуда стрелять.

Лейтенант навел бинокль на корпус «Ка-29» и никого не увидел. Потом заметил движение.

Орлов и Тойво услышали стрельбу и резво припустили к сопке. Человек с ношей на спине уже карабкался на сельгу, когда Корнеев выстрелил снова. Два тела, скованные наручниками, покатились по склону. Со стороны озера уже палили в ответ. С вершины сельги к покореженному фюзеляжу протянулся дымный шлейф, изувеченную «вертушку» окутало облако разрыва.

До подножия сопки беглецам оставалось метров пятьдесят. Петляя между елками и валунами, они неслись по низине. Огонь со стороны озера сосредоточился на бегущих. Стрелков по-прежнему не было видно. У ног Орлова и финна взлетали султанчики песка и гравия.

— Ложись, падай! — закричал Алвар и громко добавил что-то по-фински. Бывшие заложники залегли за валунами у подножия сопки. Давыдов зажег дымовую шашку и бросил вниз. Место, где укрылись товарищи, заволокло дымом. У кого-то из солдат на огневой точке, обращенной к озеру, сдали нервы, и он начал палить в белый свет как в копеечку. На гряде не было видно противника. Не новички, умеют маскироваться. Ответные пули стучали по брустверу УКТ, за которым прятались Алвар и лейтенант.

— Кого увидишь, стреляй. — Давыдов на «пятой точке» съехал по склону.

Алвар выстрелил:

— Кажется, попал.

Анатолий вызвал батальон и начал сообщать последние новости. В небе что-то прошуршало, оглушительно грохнуло над головой. Уши пронзила боль, зазвенело в черепе. Обхватив голову руками, лейтенант повалился на землю и закричал. Рядом ползал и орал боец. Лопнул шар ветрозащиты. Мачта дернулась, со звоном порвались тросы верхнего яруса оттяжек. Осколки стеклопластика полетели во все стороны. Механизм вращения антенны свесился с площадки на верху мачты; несколько мгновений его удерживали питающие кабели, потом он сорвался. Вся конструкция мачты, увлекаемая механизмом, стала крениться. Ненадолго ее падение задержали растяжки четвертого и пятого ярусов, потом она переломилась и упала на антенну от демонтированной РЛС, с жутким скрежетом превратила ажурную конструкцию в мешанину из алюминиевых трубок, сеток и стальных ферм. Плотно сцепившись с антенной, мачта съезжала по склону, по пути срывая колючую проволоку заграждений. В этот момент грянули мины в капонире, где стоял прицеп СПЛ. Установить причину взрыва потом так и не удалось. То ли взрыватели сработали от сотрясения, когда упали обломки мачты или колпака ветрозащиты, то ли у мин, кроме прочих, были еще и радиовзрыватели и с озера послали нужный радиосигнал. Земля вздрогнула, вокруг застучал поднятый взрывом щебень. Мелкие камни запрыгали по склонам укрытия вниз. Визжал металл съезжающих по склону мачты и антенны. Позицию заволокло дымом, в котловане стало нечем дышать.

Давыдов, кашляя и чихая, на четвереньках выбирался из УКТ. Мачта и антенна наконец остановились на середине склона. Груда искореженного металла угрожающе нависла над огневой точкой. На глазах у Давыдова из неглубокого окопа выскочил солдат и побежал вверх по склону. В этот момент лопнул трос растяжки, один из тех, что удерживали на месте ворох увечного металла. Стальная петля кинулась вверх, ударила солдата, потом, потеряв энергию, раскрутилась и замерла. Смятая страшным ударом человеческая фигурка кувырком отлетела в сторону. Один за другим лопнули остальные тросы, и то, что миг назад называлось антенно-мачтовыми устройствами, рухнуло в ельник у подножия сопки. Одна из растяжек намоталась на антенну радиостанции и, как щупальце спрута, утащила ее за собой. В воздухе мелькнул металлический кол с привязью, ранее ограничивающей вращение антенны. Он с силой обрушился на дверь КУНГа радиостанции и застрял в ней. Повсюду сыпались сломанные ветки, сбитая хвоя.

Тишина наступила внезапно, после грохота и скрежета отсутствие звуков казалось неестественным. Давыдов наконец пришел в себя, словно от гипноза очнулся и обнаружил, что стоит на четвереньках у выхода из УКТ. Где-то слева и сверху, у бруствера, отплевывался от пыли и ругался, почему-то исключительно по-русски, Алвар. Лейтенант встал и побежал к сбитому тросом солдату.

Над телом уже склонились Расул и электромеханик-азербайджанец, навстречу Анатолию бежал младший сержант-локаторщик.

Солдат лежал на спине. Ударом троса ему рассекло грудную клетку. Песок под ним потемнел от крови. По краям раны белели осколки ребер, а в глубине булькало и дергалось. С края раны свисал православный крестик. Младшего сержанта вырвало. Давыдов стоял в оцепенении. Тело солдата дергалось в агонии, из легких вырывался хрип, мутнеющий взгляд блуждал, пока не нашел лицо офицера. Самым страшным было то, что боец умирал в сознании. Изо рта толчками шла кровь, захлебываясь, он что-то хрипел. Расул наклонился к залитому кровью лицу и прислушался.

— Не дай… — повторил за умирающим старшина. — Не дай уйти.

Глаза подернулись пеленой, тело содрогнулось в последний раз и застыло. Расул повернулся к лейтенанту, по его щекам катились слезы.

— У, гады… — заголосил вдруг младший сержант. — Сволочи, мать вашу…

Лейтенант вдруг с удивлением осознал, что смотрит не в лицо погибшего, а на его ногу, с которой при ударе сорвало сапог. Босым солдат выглядел еще более жалко. На его виске Давыдов заметил потемневшую ссадину и по ней узнал бойца, сторожившего пленных. Повязка, закрывавшая ссадину, слетела.

— У викингов это называться «красный орел».

Лейтенант обернулся, сзади, опираясь на карабин, стоял Алвар. Лицо финна не выражало никаких эмоций, только глаза выдавали. В них застыли боль и жалость.

— Нужно прочитать молитву. — Алвар показал на крестик погибшего, Расул и азербайджанец согласно закивали.

— Молитву? — Давыдов с недоумением обвел взглядом стоящих у тела.

— Да, командир должен читать молитву, у нас же нет капеллан, — уверенно объяснил финн.

— Но я не умею.

— Я тоже не могу, наша вера чуть-чуть другой. Вы должны прочитать молитву по ортодоксальному обычаю.

— Ортодоксальному? А, ну да, по православному. Но я не знаю молитв. И потом, мы же не можем его прямо сейчас похоронить.

— Он солдат, солдат иметь право быть похоронен как надо, мы сейчас воевать, кто знать, что будет потом. Может, мы все умереть. Поэтому он должен быть похоронен сразу, и молитва должен быть сразу. В нашей армии было бы так.

Давыдов пожал плечами, он не знал, есть ли среди солдат еще один православный. Сам он никогда не задумывался о религии. История его интересовала, особенно ее древний раздел, а вот религия… Он даже не был крещен. Финн и бойцы ждали, лейтенант отрицательно покачал головой:

— Я не умею.

И впервые за все время знакомства с Алваром увидел на его лице осуждение.

— Тогда я буду читать как могу. — Финн сосредоточился.

— Я умею по-нашему, по-мусульмански, меня дед учил Коран читать. Может, мне тоже… — предложил азербайджанец.

Давыдов выдавил из себя:

— Да молитесь вы, как умеете. Если Бог есть, он у всех один, а если нет, то-все равно… — Что значит «все равно», лейтенант не пояснил.

Сняв с пожарного щита асбестовое одеяло, он прикрыл убитого. И отошел в сторону.

Финн и электромеханик начали молиться. Заупокойная, звучащая над телом православного солдата на разных языках, всколыхнула в Давыдове щемящую жалость. До чего обидно, что никто не может произнести православную молитву, выполнить ритуал на родном для погибшего языке. Странное чувство: смесь вины и стыда. И какой-то ущербности, что ли. Получается, что только русские растеряли свои традиции.

«Мы слишком долго считали себя великим народом, так долго, что забыли простую истину: свое лидерство нужно постоянно подтверждать. Только когда мы сами начнем себя уважать, у других, глядишь, появятся причины уважать нас, — подумал лейтенант. — А уважение народа к себе проявляется и в том, как он поступает с павшими солдатами».

Над телом простого русского парня звучали непонятные слова. Вечные слова, сулящие что-то благое тому, кто поверил.

— Мы его здесь похороним? — Младший сержант шмыгнул носом и жалко посмотрел на офицера.

Тот отрицательно помотал головой. По закону обоих погибших солдат необходимо отправить домой.

По склону поднялись Орлов и Раннен и теперь ошеломленно смотрели на людей, склонившихся над прикрытым белым одеялом павшим солдатом.