Лев Константинов - Схватка с ненавистью (с иллюстрациями) Страница 39

Бес с силой ударил концом палки по каштану-кругляшу, и тот отлетел в дальний край аллеи.

— Неплохо знаю эту науку, — невозмутимо подтвердила Галя. Она с интересом — девчоночьим, напряженным — следила, как прыгает по гравию коричневый шарик. Загадала: долетит ли до толстого клена, в стволе которого темнел круг дупла? Добавила так же невозмутимо:

— До клена с дуплом, видите, метров тридцать. За ним кто-то из ваших людей прячется, следит ли, охраняет ли, черт его маму знает! Так я отсюда из «вальтера» могу просверлить дырочку в его медном лбу. Не промахнусь — точно в середину пулю положу.

— Ох, молодежь, — сокрушенно вздохнул Бес, — одни горячие, как степные кони, другие — глупые, как лини в озере, простенького задания выполнить толком не могут…

— Да бог с вами, — улыбаясь одними глазами, сказала Галя, — не обижаюсь я, просто привыкла видеть все вокруг, вот и его засекла, когда к клену прижался. У клена кора темная, а ваш дурень вырядился в светлый плащик.

— Ничего никому нельзя доверить, — вслух горевал Бес. — Где же хлопцы, что могли бы землю поджечь и пойти по ней, как по панскому паркету?

— В землю легли хлопцы, — в тон ему ответила Галя. — Кстати, я убеждена, что Сыч — из мельников-цев, потому, возможно, вы не знаете о его группе…

— А чтоб их в аду прожарили до костей, тех мельниковцев! — вскипел Бес. — Они же могли всех нас чекистам на блюдечке преподнести… Может, ты знаешь и чего он за тебя взялся?

— А как же… Решил Сыч, что меня к нему кто-то приставил: то ли чекисты, то ли друзья по общему делу. Конечно. Хотел попугать, поизмываться, посмотреть, как я себя поведу, а уж потом на месте решить, как дальше поступать.

Галя видела — Бес никогда не сознается, что Степан Сыч действовал по его приказу. Он будет открещиваться от него как черт от ладана. И решила помочь референту, зачислив директора Дома народного творчества в мельниковцы.

— Нет ничего хуже междоусобицы…

И она и Бес хорошо знали о том, что лютая распря раздирает их и без того ослабевший лагерь.

Началась она много лет назад, после гибели Евге на Коновальца. В 1938 году «вождь» получил на съезде украинских националистов в Роттердаме «подарунок» от доброжелателей — роскошную сюрпризную коробку. Подарок помог ему мгновенно и безболезненно стать «мучеником» — бомба разнесла полковника в клочья.

Началась борьба за престол ОУН. По устному завещанию Коновальца его место занял Андрей Мельник. Но разве мог согласиться с такой «несправедливостью» молодой попович, энергичный бандит Бандера — Серый? Серый кинулся к своим друзьям в гестапо. Вцепились в чубы друг другу, плевали в лицо, торговали титулами, наплодили десятки книжонок, в которых обливали соперников помоями. Иногда прибегали и к пистолету, как наиболее удобному средству политической борьбы. Шли чистки, проводились конгрессы.

Не обошла эта борьба и низовые звенья ОУН. Но там не очень-то разбирались в высокой политике, а действовали по-простому — уничтожали конкурентов всеми доступными способами.

Были в этой борьбе периоды временного затишья, примирения, видимости сотрудничества. Были и вспышки взаимной ненависти, когда нож оказывался главным судьей.

Паны дрались, а у холопов чубы трещали. Злое слово, брошенное Бандерой на очередном сборище националистов «Консулу-первому» — такая кличка была у Мельника, — отдавалось автоматными очередями и чистками в рядах ОУН.

Бес был ярым бандеровцем. Конечно, размышлял вслух Бес, он и сам мог бы догадаться, что в «его» зоне сохранились остатки мельниковцев. Не надо было ждать, пока они по свойственной этим выродкам тупости накинутся на особо доверенного курьера. В то же время ведь сидели в своей норе, молчали.

Бес решил сделать вид, что принимает версию Гали.

— Надо его убрать, — спокойно сказал Бес.

— Представляете, какой перелолох начнется, когда найдут Сыча придушенным? — засомневалась Галя. — Не думайте, я сама с радостью помогла бы ему навеки укрыться землею, но…

— Никаких «но»! Этот тип может причинить нам крупные неприятности.

Галя недолго размышляла. Да, действительно, требуется хирургическое вмешательство.

— А как вы намерены поступить с Рыбалкой и Эрой?

— И их туда же. — Бес ткнул пальцем себе под ноги.

— У вас что, полным-полно людей? — ехидно спросила Галя.

— Лучше одному, чем с подонками…

Галя усмехнулась. Странно, что даже Бес может кого-то зачислить в подонки.

— Рыбалку и Эру я включу в свою группу, — решительно сказала она. — Конечно, когда ближе познакомлюсь с ними…

— Смотрите не ошибитесь, — предупредил Юлий Макарович.

— Конечно. Да и кто они? Рядовые нашего движения. Служили Сычу, поскольку другого проводника рядом не оказалось, теперь послужат нам. Тем более что Рыбалка не в пример своему начальнику молчал.

— Так-то оно так…

— И Сыча пока не трогайте.

— Это еще почему? Ждать, пока к чекистам побежит? Или со страху в вас пулю всадит в темном углу?

— Со мной ему не справиться. Он трус, такие могут убивать только чужими руками. И потом… — Галя зло блеснула глазами, — мне доставит удовольствие, если я лично распоряжусь судьбой этого злодия.

…Вскоре Сыч выехал в командировку по распоряжению областного управления культуры. В срок не возвратился. Его искали несколько дней, опрашивали население.

Удалось установить, что Сыч поздно вечером из маленькой райцентровской гостиницы — готеля — отправился в гости к кому-то из знакомых. Больше его никто не видел. В райцентре с тревогой поговаривали, что это дело рук националистов.

А Бес через недели три получил грепс от Буй-Тура. Сотник лаконично «голосыв» — рапортовал, — что по приказу Гуцулки ликвидировал директора областного Дома народного творчества Сыча.

Документы Сыча: служебное удостоверение, профсоюзный билет и командировочное удостоверение — прилагались к донесению.

Глава XXIV

Галя сказала Чайке, что намерена представить ее Бесу.

— Зачем? — запротестовала было Леся.

— Бес уже знает, что ты ходишь у меня в помощницах.

— И пусть…

— А вдруг случится что-нибудь непредвиденное? Кто меня заменит?

— Не я, во всяком случае.

— Почему?

— Потому что веры мне ни от кого не будет: для одних я — курьер Рена, для других — подозрительная особа, находившаяся под следствием у чекистов.

— Бес ничего не знает о твоем аресте. А я тебе доверяю полностью.

— Смотри не ошибись.

Леся вспомнила, как, выйдя на свободу, отыскала методиста областного Дома народного творчества Галину Шеремет. Был тогда у них длинный разговор — за полночь. Предупредила ее Галя:

— Все мои приказы для тебя закон. Иначе и свою голову потеряешь, и меня погубишь.

И еще спросила Лесю:

— Надеюсь, не только желание отомстить за жениха привело тебя к нам… — поправилась быстренько: — …ко мне?

— Есть и другие причины, — сказала Леся.

Галя отметила, что эта девушка из тех, кто шел к своим целям через любые препятствия.

— Очевидно, знаешь уже, что с сегодняшнего дня ты моя помощница?

— Высокая честь! — чуть приметно улыбнулась Леся. — Была курьером у Рена, теперь у тебя…

— Большое доверие, — строго поправила Галя. — Воевала против Украины, теперь будешь ее защищать…

Юлий Макарович тоже без особого энтузиазма встретил предложение Гали познакомиться с Чайкой.

— Как вы вышли на Мавку? — дотошно уточнял он.

— Просто. Мне назвал ее Мудрый в числе людей, помощью которых я могу воспользоваться.

— Мавка — курьер Рена, — качал головой Юлий Макарович. — Не мелкая птаха — я должен был бы ее знать.

— А разве вам было известно все окружение куренного Рена?

— Нет.

— То-то и оно, — рассудительно сказала Галя. — Если бы все мы, кто встал на путь борьбы, знали друг друга, как бы долго продержалось наше подполье в таких условиях?

В том, что она говорила, был смысл. Бес не мог с этим не согласиться.

— И она точно была курьером у Рена? — все-таки не успокаивался Бес. — А не выполняла ли она какие-либо другие функции при куренном?

— Вы хотите спросить, не была ли она его коханой? — тонко улыбнулась Галя. — Не могу удовлетворить ваше любопытство. Но если у куренного был неплохой вкус, то он, наверное, выделял ее из своего окружения — дивчина видная.

— Может, у нее было другое псевдо?

— До чего же вы въедливый, Юлий Макарович, — не сдержалась Галя. — Ну, было. И мы даже условились, что изредка будем меняться ими: я похожу под ее именем, она — под моим.

— Зачем это?

— Ну как вы не понимаете! — чуть капризно поджала Галя губки. — Люди, с нами связанные, не должны знать, кто из нас кто. А представляете, как запутаются энкаведисты, если выйдут на след?