Петр Катериничев - Игра теней Страница 39

Одно мне ясно: пора прекращать этот диалог параноика с шизофреником.

— И все-таки мне очень хреново… — произносит Аля. Потом смотрит на меня — все так же внимательно, но уже по-новому… Действие сонников ослабевает, значит, память заработала. — Нет, Тор нас не знакомил. Кто ты такой? И откуда ты взялся? И вообще — как я сюда попала и где моя одежда?

— Твоя одежда в ванной…

Не дослушав, девочка вылетела из комнаты. Все ее вещи я попросту забросил в таз, засыпал порошком не стирались они с полгода, а образ жизни она вела, надо полагать, далекий от домоседства… Все, что было в карманах, а именно: губную помаду, два презерватива, расческу и пустой пласт берлидорма, — выложил на подзеркальник.

Возвратилась она через полминуты, похожая на дикую кошку: верхняя губа чуть приподнята, глаза прищурены, в правой руке зажаты ножницы.

— Я тебя сейчас убью, гад. Прикончу, понял?

— Еще бы… Насмерть?

— Ты… Ты меня колол! Сука! — Девочка закатала рукав и показала «трассу», оставленную иглой.

— Капельница…

— Какая капельница? Ты меня ширнул, потом раздел И трахнул! Ты меня трахнул?

— Нет. А зачем?

— Что — зачем?.. А одежду намочил нарочно, чтобы я слинять не смогла? Так?

Как мне это надоело! И еще — я разозлился. Чуть раскачиваюсь назад и рывком встаю с кресла.

Потягиваюсь.

— С добрым утром…

— …тетя Хая. Кто ты такой?

— Дронов Олег Владимирович. Ученый-аналитик. Насчет аналитика, да еще и ученого, я, разумеется, приврал, но уж очень хотелось произвести на ребенка впечатление.

— Тремора у меня нет, а есть начинающаяся простуда. Это первое. Тебя я нашел в собственном подъезде, у батареи, в полной отключке. Отвез в больницу.

Там тебе сделали промывание желудка, прочистили кровь капельницей, отсюда «трасса» на руке. Это второе. Никакого Тора я не знаю. Это третье. И последнее — одежду твою бросил стирать, потому что эти грязные тряпки трудно назвать одеждой для нормального человека. Если тебе невтерпеж, можешь их высушить на батарее или утюгом и выметаться к чертовой матери. У меня все. Да, и ножницы положи, пожалуйста, на место.

Девочка застыла на секунду, губы ее затряслись, из глаз покатились слезы…

— Почему… Почему…

Я подошел, погладил по голове, девочка уткнулась мне в грудь, .подняла заплаканное лицо:

— Почему ты меня подобрал? Ведь никто же не подобрал… Всем на всех наплевать…

— Ты плохо думаешь о людях.

— А что в них хорошего… Насмотрелась я на людей…

— Значит, это были вовсе не люди…

— А кто?

— Так… Труха.

— Но ведь никто же не подобрал… Вчера…

— В полвторого ночи жители редко по подъездам слоняются.

— А ты чего?

— Из командировки возвращался…

— Ну и прошел бы мимо…

— Мне не нравится, когда дети умирают в подъездах.

— Я не ребенок. Давно.

— Так сколько тебе лет?

— Какая разница…

— А все-таки….

— Пятнадцать… Будет… В куклы я давно не играю.

— А жаль.

— Что?

— Аля… Кстати, что за имя такое? Восточное, что ли? — Да нет.

Нормальное, русское. Александра. Сокращенно — Аля. Саша мне как-то не нравится.

Ну а мне — как раз наоборот. Просто имена мы ассоциируем с людьми, которых знали когда-то, может быть, даже очень давно, в детстве. И если это были хорошие люди…

— А… Вас мне как называть?

— Как хочешь. Вернее — как удобнее.

— На «ты» можно? Просто во всех тусовках на «вы» называют или важных «чайников», или дутых лохов. А ты вроде хороший. Хотя и не тусовщик.

Признаться, я тоже за обращение на «ты» — но между своими. Обращение на «ты» в кругах киношных, писательских, богемных, творческих вообще — норма; «вы» говорят либо заведомым мэтрам, либо людям, не принадлежащим к «своему» кругу, либо ставшим крутыми начальниками, но и те обижаются, если в неофициальной обстановке им выкают. Ибо это — признак неуважения или неприятия.

Но я не принадлежу ни к богеме, ни к тусовке. И для меня общение с кем-либо на «ты» — признак вовсе не панибратства, но доверия. А доверие, как известно, обязывает. Если же я ошибаюсь и «клиент» решает, что, раз позволительно «ты», значит, уже и братан, и за водчоночкой слетаю, приходится растолковывать, и непонятливый впредь называет меня исключительно на «Вы», причем с заглавной буквы.

— На «ты» можно. Даже нужно. Очень хочется расспросить Алю, хотя бы о ее родителях, но чувствую — сейчас не время.

— Ты есть хочешь? — спрашиваю девочку.

— Вообще-то не очень.

— А я — хочу. Так что делимся: я иду за едой, ты приводишь хибару в сияющее состояние. Идет?

— Попробую… А если хозяева вернутся?

— Хозяин здесь я.

— Что-то не похоже… Хата роскошная.

— А что здесь плохого?

— Ничего. Только… ты совсем не выглядишь богатым.

— Я тщательно маскируюсь. К тому же квартирка досталась мне вроде как в подарок.

— Это кто же такой щедрый?

— Гудвин. Великий и Ужасный.

— А-а… Я читала в детстве. Что-то про волшебную страну.

— У нас вся страна — волшебная. Сейчас — время чудес. Скоро оно закончится.

— Если и так — об этом никто не пожалеет.

— Это точно. Поле чудес бывает только в стране дураков. А кому охота считать себя дураком… Ну что, договорились?

— О чем?

— Ты прибираешься, я бегу за хлебом насущным.

— Давай.

— Только не сбегай.

— Голая? Одежду ты намочил.

— Вот и постирай ее заодно. — Набрасываю куртец, открываю дверь…

— Олег… А ты меня в приемник сдашь, да?

— Девочка, я бы сделал это еще вчера. Смекай. На улице первым делом разыскал исправный таксофон. Набрал прямой Круза.

— Слушаю! — после первого же гудка.

— Привет банковским воротилам!

— Воротилы на Уоллстрит. А у нас все трудящиеся. Привет, Дрон. Как покаталось?

— С прохладцей. Ларин доложился?

— Ага. В основном на русском общеупотребительном. Но смысл донес. Вы изрядно промерзли.

— Круз, он или слабо выразился, или ты плохо понял. До столицы доехали просто два остывающих трупа! К тому же я заболел.

— С каких это пор ты начал болеть?

— Сразу после смерти. Духовной, разумеется. И-у меня проблемы. Хочу денег.

— Олег… Аванс ты уже получил…

— И потратил…

— Сам выбрал гонорарную систему оплаты…

— Был не прав. Погорячился. Потряси своих офисных крыс, пусть раскошелятся.

— В офисе у нас сотрудники, а крысы — в подвале.

— Изведи, и немедля. Иначе они у вас там все баксы сожрут. И банк лопнет.

Все сотрудники останутся без работы. Так-то. Ты записываешь?

— Запоминаю.

— Это — рационализаторское предложение. За него положена премия.

Есть в море закон, он стар, как земля, Открыт неизвестно где — Если крысы бегут с корабля — Быть кораблю в беде, — пропел Круз с чувством. — Вспоминаешь классику, Вла-димирыч?

— «Из тех бы крыс хотя бы одну, и люди могли б спастись…» Макаревич велик. К тому же готовит хорошо. Рацпредложение снимаю. Погорячился. И это не удивительно — у меня температура. Но в деньгах нуждаюсь все равно. У меня проблемы. Две. Хотя можно считать их и сюрпризами.

— Излагай.

— Хату мне выставили.

— Так. Что-то ценное было? — «Ценное» в понятиях Димы Крузенштерна — это информация, касающаяся банка «Континенталь».

— Нет. Компьютер с собой возил.

— Тогда это не проблема, а недоразумение. Кто, по-твоему?

— Лохи.

— Ладно. Уже записал: металлическая дверь, путевые замки, что еще?

— Мебель, ковры, приличный принтер, телик, видик — ну и остальное по мелочи, на ваше усмотрение… Да, книжки мои перевезите со старой квартиры:

Толик не сетует, но ему они в лом — прибавку семейства ожидает.

— Дрон, а ты, оказывается, склонен к обуржуазиванию…

— В соответствии с веяниями времени и генеральной линией…

— Чего?

— Гайдая. «Жить — хорошо. А хорошо жить — еще лучше!» Вспомнил?

— Нетленка. Но как там же мудро заметил товарищ Аджабраил — «ты не путай свою личную шерсть с государственной». В «Континентале» я поставлен как раз для того, чтобы блюсти интересы банка. Так что все вышеупомянутое изобилие — в счет гонорара.

— Буржуй. И банк твой — буржуинский.

— На том стоим. В чем вторая проблема?

— Я нашел девочку.

— Дрон, с каких это пор «нашел девочку» стало для тебя проблемой? Вот если бы ты «нашел мальчика»… Она что, «залетела»?

— Извини, Дим, я неточно выразился. Я буквально нашел девочку, почти ребенка, спала в подъезде.

— Ну и…

— «Колес» наглоталась, отвез в больницу, прочистили…

— И сейчас она у тебя дома…

— Да.

— Ты узнал, кто она такая, откуда?

— Только имя.

— Дрон… Знаешь, кто ты такой?..

— Догадываюсь. Кстати, лохи, что квартиру выставили, начертали это слово мелом на стене. Крупно.

— Олежек, твои действия достойны очерка в «Пионерской правде» двадцатилетней давности. Под заголовком: «Он не мог поступить иначе!» Но головой ты не думаешь!