Сергей Зверев - Мертвый дрейф Страница 4

– Послушайте… – пробормотал Крамер, выбираясь из своей трехмесячной депрессии. – А не может быть такого, что эта штука затонула, полежала какое-то время на дне, а потом вдруг решила всплыть и с тех пор неприкаянно болтается по океану?.. Посмотрите на нее – это ведь настоящий сгнивший мертвец…

– Ну, если исходить из законов мистики, а не физики, – расклеил губы Глеб, – то вполне вероятно. Но готов поспорить: для того чтобы достичь теперешнего состояния, этой посудине вовсе не обязательно было уходить на дно. Постоянный ветер, вода, брызги, волны заливают палубу… Не исключено, что пару раз «Альба Майер» на что-то наталкивалась – возможно, на мель, откуда ее потом благополучно срывало…

– Слушайте, по-моему, там что-то шевельнулось… – внезапно насторожился Вадик, продолжавший пожирать глазами корабль-призрак. Вертолет уже висел над палубой и медленно снижался в свете собственных фар. – Ей-богу, мужики, мне не могло померещиться – это там, на самом носу… Товарищ майор, Глеб Андреевич… – Он оторвался от иллюминатора и глянул на командира покрасневшими глазами: – Вы сами посмотрите…

Спецназовцы, не сговариваясь, прильнули к иллюминаторам. Прерывисто вздохнул Котов, издала какой-то булькающий утробный звук его спутница… «Чертовщина, ей-богу, чертовщина…» – думал Глеб, покрываясь тонкой корочкой ужаса – и испытывая по этому поводу невиданную злобу к самому себе!

Неизвестно, что там привиделось Вадиму на вздернутом полубаке, но сколько спецназовцы ни всматривались, не заметили ничего подвижного. Какие-то искореженные железные листы, обросшие плесенью штуковины, наподобие швартовочных кнехтов, сломанная пополам радиомачта – причем край отломанного конца был защемлен в неровностях палубы, и вряд ли его колебания могли насторожить Вадима.

– Не понимаю… – заупокойно бормотал Вадик. – А ведь сначала мне показалось, что мне не показалось… А сейчас даже не знаю, мужики…

– Ну, в натуре, клиника, – фыркнул Крамер. – Вадька, ты глючишь, как мой редуктор от акваланга, а ведь и без тебя кошки на душе скребут.

– Не думаю, что кто-то выжил на этой штуке, – рассудительно изрек Платон. – Больше года мотаться по океану – без воды, без жратвы… Да там, наверное, полные трюмы мертвецов… А че…

– Да типун тебе на язык, вот че, – разозлился Вадик. – Чего несешь-то полную чушь?

– Главное, чтобы не расплескал, – ухмыльнулся Глеб.

– А что, в контейнерах пожрать нечего? – не понял Никита. – Вскрывай все подряд да живи нормальной жизнью.

– Не проживешь, – возразил Глеб. – С едой в этом призрачном хозяйстве, полагаю, действительно туго. Провиант, как правило, морем не отправляют – тем более из Камчатки на Филиппины. Бананы, что ли? На судне имелся ограниченный запас продуктов – в расчете на дальность плавания. Максимум на две недели. Но никак не на пятнадцать месяцев… – Глеба передернуло – он представил, как страдали тут люди, оставшись в океане без провизии. Друг дружку, поди, кушали…

– Эй, вояки, поздравляем, у нас, кажется, связь крякнула! – подал голос усатый бортинженер, щелкая тумблерами и вертя допотопные ручки настройки радиостанций. – Вот дьявол, сплошные помехи… А ведь минуту назад все работало, зуб даю…

Палуба приближалась, до нее уже оставалось несколько метров. Вертолет завис. Яркие фары освещали рифленые неровности палубы, вывернутые столбики опор отсутствующих контейнеров. Все насквозь прогнило, покрылось разводами…

– Ну, что же ты, водитель кобылы?! – нетерпеливо крикнул Глеб. – Ступор одолел? Сажай на палубу свою колымагу!

– А ступор мы можем дезактивировать! – нервно хохотнул Никита. – Достаточно лишь отправить сообщение с коротким словом…

– Ну вас на хрен, мужики! – прокричал осторожный пилот. – Там все сгнило! Откуда мне знать, что это трухлявое хозяйство нас выдержит? Провалюсь же к чертовой матери! Давайте сами выкручивайтесь! Да поживее, мужики, мне на базу надо возвращаться – не дай бог, вся система «Осьминог» полетела! Представляете, какой геморрой?

Удовольствия, конечно, было мало. В поисково-прицельную систему «Осьминог» входили гидроакустическая и радиолокационная станции, прицельно-вычислительные устройства, радиоакустические буи. А если вместе со связью полетела информационно-вычислительная подсистема со всеми индикаторами тактической обстановки – то вообще труба. «А совпадение ли это?» – мелькнула тревожная мысль.

– Как мило, – скрипнул чужак Котов, а его испуганная коллега ничего не сказала, только втянула голову в плечи.

Заработало установленное у грузовой двери подъемное устройство – электролебедка ЛПГ-300. Заурчал механизм поворота и опускания стрелы. Десантировались на палубу в лямочных сиденьях. «Как космонавты, – пошутил Никита, – только в обратную сторону».

– Крамер, Лодырев, пошли! – скомандовал Глеб. – Факт приземления комментируем громко и четко!

– И заранее, – хмыкнул Никита. – Да поосторожнее! – Он не удержался. – Работает снайпер…

Первый – пошел! Увешанный оружием и амуницией Крамер проехался со всеми удобствами два метра, выпутался из лямок.

– Есть! – отбежал на пару метров, рухнул на колено, взял под наблюдение свой сектор.

Съехал Платон, метнулся в обратную сторону, перевалившись через проржавевшую двутавровую балку, что-то грозно проорал, выставил ствол «ПП-91» в предрассветную хмарь.

Глеб съезжал третьим – обнял перчатками металлизированный трос, голова закружилась от избытка кислорода и холода (вот оно какое, наше лето!), – и сразу выдуло порывом ветра страх из организма, адреналин хлестнул в кровь! Какой-то мимолетный азарт, временно поднялось настроение… и в следующий миг он уже сбрасывал с себя лямки, отправляя сиденье обратно. И обострились все чувства – слух, зрение, интуиция. Палуба контейнеровоза покачивалась от умеренного пятибалльного шторма. Волны бились в правый борт, но отбойные козырьки предохраняли палубу от попадания брызг. Уже светало, свет фар становился неактуальным, хмурые тучи беспорядочными колоннами двигались на север, к американскому побережью, которое в приснопамятные времена было русским…

Он отбежал от точки приземления, стащил с себя рюкзак, отбросил в сторону – не пропадет. Присел на колено, принялся осматриваться. С заунывным причитанием:

– Море волнуется раз, море волнуется два… – съехал Никита, сел на корточки, расправил объятия, и через пару секунд в его загребущие лапы с тоскливым причитанием съехала Даша Ольшанская в развевающейся штормовке и надвинутой на уши шапочке. – Замри, морская фигура, – коряво закончил он считалку и засмеялся. – Эк вас вштырило, девушка, – у вас такая милая перекошенная улыбка, вам так идет улыбаться…

– Да уйдите вы от меня… – хныкала Даша, выпутываясь из его неловких объятий.

Уже рассветало, появлялась слабая видимость. По личику девушки растекалась покойницкая бледность, и снова у Глеба мелькнула мысль, что женская фигура в данной обстановке выглядит довольно странно. Неважно, что в контейнере, неважно, в какой компании она трудится и на какой должности, но… неужели мужчины не нашлось в пару к Котову?

– Я вам не нравлюсь, – со вздохом резюмировал Никита, ставя девушку вертикально, и начал растворяться в сизой мгле, из которой вскоре донеслось с укоризненными нотками: – Подумаешь, я и не готовился к тому, чтобы вам понравиться…

Спустился Котов, раскачиваясь, как на тарзанке, выбрался из лямок, куда-то повалился, шумно отдуваясь – голова у человека закружилась. Последним десантировался Вадик Морозов – весьма расстроенный тем обстоятельством, что он всегда оказывается последним.

Вертолет ревел над головой, расшвыривая потоки воздуха – он прижимал людей вниз, не давал поднять голову. Красно-белое брюхо покачивалось над палубой.

– Улетай! – махал ему Крамер, ловя свой убегающий рюкзак. – Улетай отсюда к чертовой матери! Чего он не улетает, Глеб?!

– Привяжем к нему шарики, и он улетит? – захохотал из-под разбитой опорной стойки Никита.

Обстоятельному пилоту нужно было убедиться, что все люди спустились, не оставили чего-нибудь важного. Убедившись, что все в порядке, он повел машину вверх – вертолет красиво развернулся, сделал вираж по дуге и, прерывисто треща, начал удаляться на запад. «Сделали дяде ручкой и забыли», – подумал Глеб, наблюдая за тающей в пасмурной дымке машиной.

Он снова ощущал нервозность. Возвращались неуверенность, злость на самого себя. «А ведь если эта «шаланда» потонет, то нам каюк, – неожиданно подумал Глеб. – Как всегда – хоть что-нибудь, да не предусмотрели. Могли бы надувную лодку оставить ради приличия».

На востоке неохотно светало, тучи, сгустившиеся на российской стороне, уже не казались такими черными и безнадежными. Дул холодный ветер, гоня по океану стада белых барашков. Глыба контейнеровоза дрейфовала на северо-восток, скрипя и покачиваясь. «Такое ощущение, что мы на астероиде, – мелькнула мысль, – который неумолимо приближается к Земле».