Сергей Зверев - Мертвый дрейф Страница 5

Спустился Котов, раскачиваясь, как на тарзанке, выбрался из лямок, куда-то повалился, шумно отдуваясь – голова у человека закружилась. Последним десантировался Вадик Морозов – весьма расстроенный тем обстоятельством, что он всегда оказывается последним.

Вертолет ревел над головой, расшвыривая потоки воздуха – он прижимал людей вниз, не давал поднять голову. Красно-белое брюхо покачивалось над палубой.

– Улетай! – махал ему Крамер, ловя свой убегающий рюкзак. – Улетай отсюда к чертовой матери! Чего он не улетает, Глеб?!

– Привяжем к нему шарики, и он улетит? – захохотал из-под разбитой опорной стойки Никита.

Обстоятельному пилоту нужно было убедиться, что все люди спустились, не оставили чего-нибудь важного. Убедившись, что все в порядке, он повел машину вверх – вертолет красиво развернулся, сделал вираж по дуге и, прерывисто треща, начал удаляться на запад. «Сделали дяде ручкой и забыли», – подумал Глеб, наблюдая за тающей в пасмурной дымке машиной.

Он снова ощущал нервозность. Возвращались неуверенность, злость на самого себя. «А ведь если эта «шаланда» потонет, то нам каюк, – неожиданно подумал Глеб. – Как всегда – хоть что-нибудь, да не предусмотрели. Могли бы надувную лодку оставить ради приличия».

На востоке неохотно светало, тучи, сгустившиеся на российской стороне, уже не казались такими черными и безнадежными. Дул холодный ветер, гоня по океану стада белых барашков. Глыба контейнеровоза дрейфовала на северо-восток, скрипя и покачиваясь. «Такое ощущение, что мы на астероиде, – мелькнула мысль, – который неумолимо приближается к Земле».

Он встал, взяв автомат на изготовку, дал виток вокруг оси. С кем воевать, интересно, собрался? С призраками старого контейнеровоза? Металлический пол под ногами гнулся и подрагивал. Поскрипывали остатки крепежных механизмов. Метрах в семидесяти возвышалась зияющая пустыми глазницами трехэтажная надстройка – наверху, по всей видимости, кокпит и навигационный мостик, ниже – пультовая, пост управления, или как там его… Еще ниже – бытовые помещения корабельного руководства… Он всматривался вдаль – сплошной вздымающийся океан, никакого намека на сушу. Видимо, до встречи с островами, на которые несет «Альбу Майер», еще достаточно долго – в противном случае не стали бы так рисковать, оставляя группу спецназа наедине с неизвестностью…

Спецназовцы поднимались с колен, осматривались. Вступать в перестрелку здесь, похоже, было не с кем. Привстал Котов, тоже начал с любопытством озираться.

– Сидите, – предупредил Глеб, – встанете, когда разрешим. И не кривитесь, Котов, это связано, прежде всего, с вашей безопасностью. Сядьте рядом с вашей спутницей и не отсвечивайте. Кстати, где она?

Раздался характерный звук исторгаемой желудком рвотной массы. Заворошилось что-то под отбойным козырьком, прорисовалась исполненная страдания женская мордашка. Даша стояла на коленях, шатнулась, теряя равновесие, уперлась ладонями в ржавый металлический лист. Похоже, ее здорово мутило.

– Боже правый, у вас еще и морская болезнь, Дарья, – посетовал Глеб, подходя к ней и протягивая руку. – Давайте я вам помогу.

Она не стала отказываться от помощи, хотя и смотрела на майора спецназа с нескрываемой нелюбовью. Оперлась на руку, привстала. Он отвел ее к Котову, усадил, прислонив к двутавровой балке. Она закрыла глаза, стала размеренно дышать, избавляясь от тошноты.

– Глеб Андреевич, это самое… – подал голос Вадик Морозов.

– Ну что? – он раздраженно вскинул голову.

– Я только спросить… – смутился молодой офицер и как-то выразительно кивнул на носовую часть судна. Ах, ну да, там же что-то «шевельнулось»…

Трое остались с гражданскими – всматривались в серые хляби, укрывшись в «складках местности». Глеб сместился к левому борту, нарисовав Вадиму знаками, чтобы «отзеркаливал». Не имел он желания насмехаться над человеком, которому что-то показалось. Вадик пусть и молодой, но не первый год в спецназе – наблюдательный, на зрение не жалуется, могло и впрямь что-то «шевельнуться». Пригнувшись, он перемещался вдоль борта, перебираясь через проржавевшие преграды – разбитые твистлоки – запирающие элементы крепления контейнеров, проеденные коррозией направляющие из стального профиля. Машинально перегнулся через борт – восемь метров до пенящейся воды, высоковато, «третий этаж», однако… На носовую палубу когда-то имелся проход, но сейчас его перекрыла рухнувшая загородка, из которой торчали рваные пучки арматуры. Он подался в обход, перелез через ворох бесхозного кабеля, поднялся по короткой скрипучей лестнице… и соленые брызги попали в нос, защипало глаза – волна, ударившая в левый борт, нашла свою жертву. Он перебирался через обломки, вздыбленные фрагменты настила, ориентируясь на остов радиомачты. Насколько можно было судить, посторонних на полубаке не наблюдалось… Но вот метнулась справа тень, раздался металлический грохот, что-то покатилось! Глеб присел – и тут же над хаосом металлических изделий воздвиглась моргающая голова Вадика Морозова. У парня, похоже, возникли проблемы с «отзеркаливанием».

– Ты чего? – не понял Глеб.

– Ничего, Глеб Андреевич, – огрызнулся лейтенант. – Сам в себя сзади врезался. Да живой я, все в порядке, упал немного…

– Запиши это в личные достижения, – усмехнулся Глеб. – Убедился, Фома неверующий, что здесь все чисто?

– Не считая вон того люка, – кивнул Вадим и перебежал поближе к рифленому стальному листу, снабженному приваренной рукояткой и двумя солидными скобами. И снова Глеб почувствовал сухость в горле. Возможно, на этом плавучем призраке и не было посторонних (хотя еще вопрос, кто здесь посторонний), но что-то с этой грудой металла было не в порядке. Они подкрадывались к плохо закрепленной, поскрипывающей крышке, как к вражескому доту, в котором засел пулеметчик. Вадим присел, повинуясь беззвучному приказу, осмотрелся, облизнул губы, взял на изготовку «Кедр». Глеб рванул крышку. Она оторвалась от палубы на несколько сантиметров и застопорилась. Он всунул в щель обломок радиомачты – кусок трубы сантиметра три толщиной, просунул внутрь, нажал. Крышка люка оторвалась с душераздирающим скрежетом – а вместе с ней разболтавшийся штыревой засов. Из люка на заглянувших в бездну спецназовцев смотрела убийственная темнота…

– В общем, понимай, как знаешь, Вадик, – осмыслив ситуацию, усмехнулся Глеб. – Либо всё тебе померещилось и этот люк всегда был закрыт изнутри, либо кто-то спустился и запер его за собой. Не знаю, как тебе, а лично мне первый вариант нравится больше.

– Гранатой попробуем? – Вадик потянулся к закрепленному на бедре подсумку.

– Сдурел? – испугался Глеб. – Да тут малейший дисбаланс, выведем эту штуку из равновесия – и потонем же на хрен…

Вадик извлек из подсумка не гранату, а фонарь в резиновой оплетке, опустился на колени и осветил уходящий в недра судна проем, из которого ощутимо тянуло кислым и невкусным. Проход, очевидно, не для общего пользования – ржавый растрескавшийся короб, приваренные ступени, перила – попробуй догадайся, что там за изгибом…

Они вернулись на грузовую палубу, немного озадаченные и пожимающие плечами. Люк на всякий случай завалили хламом, а сверху упрочили обломком штанги радиомачты. Их встречали хмурые взгляды сослуживцев, занявших на палубе круговую оборону. Исподлобья таращился молчаливый Котов. Облизывала губы и моргала Даша – шапочка сбилась на затылок, показалась челочка, слипшаяся от пота. Возникла иррациональная мысль, что, похоже, никому из присутствующих, включая гражданских, не хочется спускаться в трюм. Снова возникало сопротивление неизученной природы, ныла голова, интуиция пыталась пробиться до мозга через толщину лобной кости…

– Ты можешь еще, конечно, помолчать, Глеб, – проворчал надувшийся Никита, – но мент уже не родится, так и знай.

– У командира мысли, – рассудительно изрек Платон. – И он их думает, итить его…

– Ага, – согласился Никита. – Время от времени мы все пытаемся думать.

– Подъем, золотая рота, – ворчливо бросил Глеб. – Любите вы, парни, отдыхать – до того, как устанете. И языками чешете, когда не надо. Крамер – остаешься со штатскими. Остальным – оставить все лишнее, и за мной.

Зачистка шкафута и надстройки отняла довольно долгое время. Даже здесь – на открытом пространстве – хватало потайных закутков. Открытые участки чередовались наслоениями железа и фрагментами погрузочно-подъемных устройств, которые концентрировались в основном на корме и носу. Разбитый вдребезги поворотный кран – валялись оторвавшиеся друг от друга секции. По одному перебегали к надстройке, просачивались внутрь. Надстройка представляла собой возвышение в три яруса, растянутое в ширину от борта до борта (минус незначительное пространство для прохода), и в глубину порядка пяти метров. Внутри царило запустение – как и следовало ожидать. Два прохода в трюм – они открывались, но с трюмом пока решили подождать. Короткие коридоры, лестницы с перилами, помеченные пятнами ржавчины. Несколько бытовых помещений – что-то вроде кают-компании, где все изрядно пропылилось и куда уж точно давненько не ступала нога человека. Заплесневевший экран телевизора, полужесткие диваны, пустой бар, осколки на полу, голые кровати в соседнем помещении (и в голове немедленная зарубка: почему, собственно, голые? Где белье, покрывала?). В каюте капитана сохранилась обстановка – лакированные панели еще не отвалились, постель была аккуратно заправлена, но посреди покрывала красовалось огромное ржавое пятно, под кроватью валялись обломки потолочного покрытия, а над головой зияла дыра, из которой торчали порванные по сварке элементы перекрытий и обрывки кабелей. Выше на посту управления сохранился относительный порядок. Вытянутое помещение по всей длине надстройки, шкафы с автоматикой, провода и кабели, заросшие плесенью, опутывали стены. Две лестницы на капитанский мостик – поднимались синхронно, попарно, прощупывая и осматривая каждый метр пространства. Кокпит представлял собой жалкое зрелище, и сразу стало понятно: даже запустив дизельный двигатель, обрести власть над грудой железа под названием «Альба Майер» уже нереально. Такое впечатление, словно в центр капитанского мостика вонзился артиллерийский снаряд. Свернутый штурвал, раскуроченные панели управления, опрокинутые тумбы с аппаратурой. Спецназовцы бесшумно обтекали препятствия, стараясь ничего не трогать. Вадим присел на корточки, уставился на засохшее бурое пятно на полу, на разводы того же цвета на соседней тумбе. Прикоснулся пальцем к пятну, зачем-то потер его, понюхал.