Андрей Воронин - Инкассатор: Всадники апокалипсиса Страница 4

– Знаю, газеты читаю и справки навел.

– Ну и что это дает, – скептически улыбнулся Артюшин. – Тогда ведь вроде как разобрались. Строительство прекратили. Да и касалось это нас в меньшей степени. Кто бы позволил городу наш объект приватизировать? Мы тогда к Олимпиаде готовились. Достаточно было одного письма, и все разрулилось.

Нам ни к чему сюжеты и интриги,

Про все мы знаем – все, чего ни дашь.

Я, например, на свете лучшей книгой

Считаю кодекс Уголовный наш... –

с блатной интонацией пропел Филатов.

– Вот не люблю я это ни в тебе, ни в пацанах своих, – нервно выпалил Артюшин. – Понахватались всякой гадости на улицах, а потом идете в нормальные учреждения спорта, чего-то хотите добиться.

– Ты, Владимирович, всегда суетишься. Высоцкий это.

– Какой Высоцкий?

– Бард! Слыхал? – иронично заметил Филатов. – Это он про Уголовный кодекс пел. И, между прочим, знал его, в отличие от тебя, очень даже прилично. Эх, ты, Владимирович, «разрулилось», – повторил слово тренера Филатов. – Там такая война шла! Головы летели. А ты сидел в своем мирке и ни о чем не подозревал даже.

– К чему ты клонишь? – заинтересованно спросил Артюшин.

– А к тому, что Сапог, скорее всего, шестерка. Когда город вмешался в проблемы острова и базы и вам помогли, тот, кому по рукам дали, забыл об этом? Как полагаешь?

– Я в эти разборки никогда не лез.

– И остался крайним!

– Да сколько можно, Юра?

– Да ладно! Вспоминай, кто еще пытался с тобой поговорить, – настойчиво попросил Филатов.

– Из мэрии, как его... Петр Андреевич Бугров, кажется.

– И что он предлагал?

– Да, собственно, ничего! Предлагал помощь. Он узнал, что база ожидает деньги на развитие инфраструктуры. Но, собственно, это не было секретом. Не себе же я эти деньги собирался в карман положить.

– А в предполагаемом строительстве власти не могли бы выступить подрядчиком каких-либо работ?

– Могли, но что тут такого? Ты же пойми, деньги выделяются под конкретные вещи: здания, очистку канала и прочие. Все проходит по строгой отчетности.

– Ну и чего ж наша страна не живет, как все люди? – съехидничал Филатов.

– Потому как люди хреновые, – сплюнул от злости Артюшин. Он понимал, что это уловка, эквилибристика, игра слов, в которой он был не силен. Поэтому, чтобы разрядить ситуацию, примирительно произнес:

– Ладно, как там мои?

– Нормально. Но я бы, Владимирович, на твоем месте уговорил их на время уехать куда-нибудь.

– А чего им бояться? – непонимающе спросил тренер.

– С тобой бесполезно говорить, – произнес Филатов, – ты ведь все равно ничего не поймешь. Но уезжать им надо. Лето только начинается, Владимирович, почему бы им на дачу не съездить?

– Да нету у нас дачи! Точнее, есть. Времянка на земле стоит, вот и все.

– Ты, Владимирович, извини, но то, что у тебя дачи нет, говорит по крайней мере о том, что на семью тебе наплевать. Ты ведь не холостяк. Ну а куда им можно поехать? – после некоторой паузы спросил Юра.

– К матери своей может ехать.

– Далеко?

– Да костромская она.

– Далековато, – прикинул Филатов, – хорошо, что не Ростов какой-нибудь.

– Так я не понял, к чему весь этот спектакль?

– Разреши мне, Владимирович, увезти их туда, – не отвечая на вопрос, попросил Филатов.

– Не знаю, что ты задумал! Но может, ты и прав, пусть едут. Мне будет легче – меньше волнений, – как-то неуверенно заключил Артюшин.

– Время истекло! – голос милиционера неожиданно прервал их беседу, и Филатов увидел, как в комнату к заключенным вошло еще несколько людей в погонах и с дубинками в руках. Задерживаться, говорить последние слова здесь было не принято. Администрация следила, чтобы команды надзирателей строго выполнялись. Иначе наказания не избежать. За две недели отсидки Артюшин это понял четко. Так же как и то, что добиться свидания – занятие не из легких. Его жене уже несколько раз отказывали, а вот его другу нет. Заложив руки за спину, он стал в очередь, подгоняемую надзирателями, но успел еще раз посмотреть Филатову в глаза и кивнуть в знак одобрения и на прощанье.

Проход был длинным и извилистым, но хорошо знакомым Гоше Паварину. «Сейчас будет поворот, а за ним дом, в котором живет Маша».

Уже несколько раз он с Машей Артюшиной возвращался этим путем с дискотеки. Хоть и идти здесь было нелегко, особенно в темное время суток, его пассия утверждала, что это самый короткий путь домой.

По словам девушки, ее родители были против вечерних прогулок, особенно папа. У мамы же не хватало авторитета в семье, чтобы как следует объяснить отцу, что дочь у них давно не маленькая.

С тренерской дочкой Машей он познакомился давно. Она часто бывала у отца на базе. И всегда, как помнил Гоша, с любопытством смотрела на спортивные труды мальчишек. Но в компании молодых спортсменов было негласно принято, что тренерскую дочку раскручивать на любовный роман не стоит – себе дороже. Тем более Андрей Владимирович был вспыльчивым человеком и, несмотря на то что быстро отходил от гнева, в спорте не признавал амурных отношений.

Об этом Гоша прекрасно знал и, держа Машу за руку, вглядывался в ее глаза, ища подтверждения своим переживаниям. Но Маша не подавала виду и говорила о чем угодно, только не об их отношениях.

А Гоше хотелось кричать на весь свет о наполнявших его чувствах. Он обижался, что поцеловались они всего раз. Но обиды тут же проходили, когда он видел ее улыбку с ямочками на щеках. А когда она смешливо задирала нос и вертела своими косичками, Гоша забывал про все на свете – лишь бы только Машенька была рядом.

После происшествия на гребной базе на дискотеку они уже не ходили, а просто прогуливались по застроенному пятиэтажными хрущевками району.

Сегодня Маша напряженно молчала. И ее настроение передалось Гоше. Он не рискнул предложить ей хоть как-то развеяться, лишь подарил ей любимые ромашки. Но она даже не улыбнулась.

– Осторожно, здесь лужа, – сухо заметила девушка и резво перепрыгнула через воду на широкую доску. За ней молча последовал Гоша, и через полминуты они оба оказались в темном дворе артюшинского дома.

– Ну, вот и все. Спасибо, – так же сухо поблагодарила своего спутника девушка. В этот момент Гоша заметил слезу на ее лице и прижал Машу к себе. Он сделал это первый раз в жизни. Он был рад, что Машенька нашла в нем опору и что он ей нужен.

Но прогулка закончилась не так радостно, как хотелось бы Гоше. Он был не из слабых, но, когда из темноты подошли трое незнакомых мужчин, он оторопел.

Объятия сами по себе разжались, и видно было, что Маша тоже испугалась незнакомых людей.

– Ребята, вы кто, с Маловознесенской? – попыталась узнать Маша.

Но они молчали, обступив пару с трех сторон.

– По-моему, я вас не знаю, – неуверенно решила девушка.

– И не узнаешь, – ответил один из незнакомцев, стоящих прямо перед Машей. Она не видела его лица, но заметила, как он приблизился к ней на расстояние вытянутой руки.

Но тут не выдержал Гоша:

– Слышишь ты, отвали, – громко произнес он и стал в боевую стойку.

Гоша не был драчлив, но в переделках побывать успел. Он знал, что если это пристала местная шпана, то вопрос может решиться и без столкновения. Но, как оказалось через несколько секунд, Гоша был не прав. Незнакомцы не только не отошли назад, но и молча двинулись на молодую пару. Один из них для убедительности взмахнул ножом. Лезвие сверкнуло в свете далекого фонаря, наверное, единственного в этом районе.

В этот момент Маша поняла, что сейчас случится непоправимое, ведь помощи ждать не от кого.

И в самом деле, один схватил девушку и с силой толкнул на тротуар. Маша, не ожидав этого, упала на асфальт и здорово ушиблась. Два других нападавших решили вырубить Гошу, который на время потерял концентрацию. Когда из-за спины последовал сильный удар по почкам, Гоша присел на колено и задержал ступню второго нападавшего. Гоша с силой дернул его ногу, и тот распластался на асфальте. Его напарник использовал эти секунды, чтобы навалиться всем телом на молодого спортсмена, но Гоша справился и с ним, ударив того по лицу.

Гоша поспешил к Маше. Но двое противников уже были на ногах. У одного из них был нож. На этот раз Гоша пропустил два удара и получил ножевое ранение в руку. Поначалу он даже не почувствовал удара, но когда один из нападавших нанес удар в голову, а Гоша пытался закрыться от него правой рукой, то сделать это не удалось. Рука повисла как веревка и стала бесполезной в бою. Гошу охватило отчаяние. Ему казалось, что эти трое решили изнасиловать Машу, а он – никудышный защитник – будет наблюдать за этой гадостью с земли.

Он слышал, как кричала Маша, и несколько раз силился подняться на ноги. Но всякий раз получал удар в голову и падал обратно, чтобы собрать силы на очередную попытку.