Сергей Зверев - Акула в камуфляже Страница 4

– Типун тебе на язык с такими шутками! Просветил бы лучше бывшего филолога, что эта Джи-Пи-Эс за зверь такой? А то я слышал звон, но не знаю, где он. И что там звенит.

– Джи-Пи-Эс не зверь, а система глобального позиционирования, – охотно пояснил Сергей. – Или спутниковой навигации, чтобы тебе понятнее было. Придумали и организовали ее янкесы, но Россия в ней уже лет пятнадцать участвует. С тех пор, как стали мы с американцами лучшими друзьями. Сейчас, правда, спохватились и что-то свое в том же духе в космос запускаем. ГлоНаС называется. Глобальная навигационная система. Это хорошо, что спохватились, а то с такими друзьями, как янкесы, врагов уже не надо! Принцип простой, как мачта. Над шариком на геостационарных орбитах крутятся двадцать четыре американских спутника. И десять наших. Имея специальную аппаратуру, типа приемопередатчика, ты можешь в любой момент определить свое местоположение на шарике. Что я сейчас и сделаю, да.

– О-о-о! Лихо, ничего не скажешь! – уважительно протянул Муличенко. – Постой, система американская, я правильно понял?

– Ага.

– Так почему ж у нас на «Кассиопее» какая-то южнокорейская хреновина стоит?! Нам, случаем, нос не натянули господа спонсоры? А то ты сейчас определишь год рождения моей бабушки с точностью до угловой секунды.

Зарнов снова расхохотался.

– Саныч, не боись, все в порядке! Это спутники американские, а приемопередатчики хоть Республика Чад может выпускать. Хоть у нас можно, в мехмастерских деревни Мухосранцево. Так что нам повезло: Южная Корея – это круто. У них аппаратура продвинутая. И досталась нам бесплатно, за красивые глаза. В оргкомитете еще уговаривали, чтобы мы взяли.

Понятно, почему бесплатно. Среди титульных спонсоров трансконтинентальной крейсерской гонки числилась известная южнокорейская фирма, которая специализировалась на системах связи и навигации. Кто ж от возможности такой рекламной акции откажется!

– Успокоил, – отозвался Муличенко. – А у нас вся эта аппаратура не сдохнет по пути? Сырость, то да се… Или без питания останется… К хорошему быстро привыкаешь, хотелось бы до самого Сиднея такие навигационные возможности иметь. Да и отзваниваться в штаб гонки мы дважды в сутки обязаны.

– Снова не боись! Там все по уму сделано. И аккумулятор новейшей конструкции, продвинутый по самое не могу. Хватит до Австралии, будь уверен.

– Превосходно. Как определишься, выйди на палубу, посмотри, как там с румпелем. Поправь, если крепеж расшатался, курс подкорректируй. Еще проверь, не провисает ли грота-шкот, а то в такой сырости все может быть. Я пока посплю здесь в тепле, а потом сменю тебя на вахте. Не забудь через три с половиной часа передать в Монтевидео, в штаб, что все тип-топ, морской дьявол нас не схавал. Славная рифма, а? Знай бывшего филолога!

Сергей улыбнулся, согласно кивнул.

– А хорошо поговорили, правда? – вопрос Зарнова прозвучал скорее как утверждение.

…Очередной день гонки завершался. Дождь иссяк, воздух заполнила жемчужно-серая туманная мгла, через которую так и не могли пробиться лучи заходящего солнца.

«Кассиопея» бодро и резво шла на зюйд-вест, приближаясь к грозным водам пролива Дрейка.

3

Ничего нет мерзостнее летом – в смысле погоды, – чем когда над атлантическим побережьем вблизи Монтевидео застревает область высокого атмосферного давления и падает полный штиль. С гор ни ветерка, с залива тоже. Натуральная сковородка получается. Хуже – духовка.

…Тяжелый зной выдавливал крупные капли пота. Солнце палило немилосердно. Ни единого облачка на белесом, точно полинявшем от жары небе.

Эдуард Лайонс преодолел не более ста метров, отделявших его бежевый «Крайслер» с кондиционером от вестибюля «Хилтона», а сердце уже неритмично дергалось и во рту появился противный медный привкус.

«Слава Всевышнему, здесь прохладнее и воздух очищен, нет треклятой бензиновой гари. Когда латиносы научатся следить за чистотой выхлопа?! Но я что-то совсем потерял форму, а мне еще пятидесяти нет, – печально подумал он, подходя к лифту. – И это называется январь?! Как же мне опротивел Уругвай! Хочу домой, в Детройт. Лиззи, детишки… Поехали бы на виллу к ее папаше, на озеро. И чтобы на десять миль вокруг – ни одной яхты! Мороки с этой гонкой… Я же не яхтсмен, в конце-то концов, я вообще не спортсмен, я чиновник. Мало ли что в юности плаваньем занимался, на то и юность. Вот Роттенбергу жара нипочем, гонка ему не наскучит, то-то Фриц и держится… А почему? Фанатик, как и все они, кто под парусами ходили. Даже завидно, право слово. По-хорошему. Правда, Фриц и моложе меня лет на десять. Про физическую форму и говорить нечего… Эх, стыдно мне должно быть: хорош полномочный представитель МОК, сто метров прошел – и уже одышка».

Внешне Тедди Лайонс совершенно не соответствовал своей фамилии – она на русский переводится как Львов. Походил Эдуард скорее на добродушного немолодого медведя. Фигура у него была тяжеловатая, немного сутулая, с крупными длинными руками и короткими ногами. Очень характерная голова: блестящий круглый череп с остатками курчавых рыжих волос на макушке, подбородок сильно выдается вперед. В сочетании с толстой, чуть отвисшей нижней губой это придавало его широкому лицу флегматичный вид. Чем-то он здорово смахивал на Винни-Пуха из отличного советского мультфильма.

На десятом этаже «Хилтона», в люксе с видом на океан, снятом под штаб трансконтинентальной крейсерской гонки, Лайонса встретил член Высшего совета ИЯРУ Фридрих Роттенберг.

IYRU – это International Yacht-Racing Union, Международный союз яхт-клубов, основанный в 1907 году. Штаб-квартира IYRU и Высший совет Союза расположены в Лондоне, а в каждой стране – участнице Союза есть его представительства. Под эгидой этой организации проводятся все сколько-нибудь заметные соревнования в парусном спорте. Крейсерская гонка Монтевидео – Сидней не стала исключением.

Роттенберг был рослым, крепким, но стройным мужчиной лет тридцати с небольшим на вид, коротко стриженным, светловолосым и сероглазым. Мощная шея, отлично развитые мышцы рук и ног. Было в его внешности что-то от типажа «истинного арийца» с картин и плакатов времен Третьего рейха. При ходьбе Фридрих немного прихрамывал, но двигался легко и красиво.

Роттенберг был председателем германского отделения IYRU, членом Высшего совета этой организации. Жил он в Киле, столице немецкого парусного спорта.

Еще два года назад он по праву считался одним из самых сильных и титулованных яхтсменов-одиночек Европы, но на Балтийской регате Фридриху крупно не повезло: его швертбот опрокинулся, сам он сломал бедро. Перелом оказался сложным, и хоть сейчас хромота Роттенберга стала почти незаметной, об участии в гонках можно было забыть. Однако с его опытом, умом и характером Фридрих Роттенберг быстро выдвинулся на первый план в руководстве Союза. Сейчас именно он отвечал за трансконтинентальную гонку со стороны IYRU, курировал и координировал ее проведение.

– Ничем не могу вас порадовать, Нед, – хмуро сказал он, даже не поздоровавшись с Лайонсом. – Они молчат уже больше суток. Пропущено два сеанса обязательной, – слышите – обязательной! – связи. За это время они могли уйти… Дьявол знает, куда они могли уйти в створе пролива Дрейка! Лишь бы не на грунт. Я думаю: не приостановить ли гонку?

В его английском слышался жестковатый немецкий акцент. Те, кто хорошо знал Фридриха Роттенберга, сделали бы вывод: Фриц волнуется, он не в своей тарелке.

Надо сказать, что отношения между Фридрихом Роттенбергом и Эдуардом Лайонсом были весьма непростыми. Они взаимно терпеть не могли друг друга, но вот работать вместе были вполне в состоянии.

– Чем это поможет русскому экипажу? – пожал плечами Эдуард Лайонс. – Бросить все яхты на поиски одной? Но яхтсмены – не профессиональные спасатели, у них попросту нет таких навыков. Да и технически это трудно: ваши кораблики не спасательные катера. Этак вы при поисках в тех гиблых местах рискуете еще пяток экипажей потерять. Оставьте, герр Роттенберг! Вы связались с российским НОК?

– С какой бы это стати? Я дал знать о… О возможных неприятностях руководству российской федерации парусного спорта. А национальный олимпийский комитет России… Это уж ваше дело. Хотите – связывайтесь. Но зачем? Наш Союз все равно обязан организовать спасательную экспедицию, хотя бы по уставу IYRU. Вот почему я хотел остановить гонку и бросить всех на поиск русской яхты. Хотя вынужден с вами согласиться: это не лучшее решение. Но у нас есть и другие возможности. Еще раз: зачем нам российский НОК?

– То есть как это зачем? – тон вопроса, который задал Лайонс, был преувеличенно удивленным. – Ваш вид спорта – олимпийский, хоть к крейсерским гонкам это не относится. Мало того, двое русских яхтсменов – члены национальной олимпийской сборной. Так пусть их российский НОК изыщет свои средства на организацию рейда своих же спасателей. Нет, мы, конечно, поможем. И деньгами, и людьми, и техникой…