Андрей Хорошавин - Клуб «Дикая Охота» Страница 4

– Уймись, Пончик! Толстый сразу сник и успокоился. – Старик пристально глянул в глаза Антона. – Извини брат. Парень перебрал малость.

– Бывает.

На этом всё и успокоилось.

Домой Антон попал уже поздно.

Мать не спала и дожидалась его на кухне.

– Ты где был? – Она обдала его холодным взглядом, таких же зелёных глаз.

– В баре, с ребятами. – Антон стаскивал кроссовки.

– Началось?

– Что началось, мам? Я тебя не понимаю.

– Зато я всё понимаю. – Она заговорила монотонно, как гипнотизёр. – Сегодня первый рабочий день обмыли. Завтра первый аванс, потом первая получка! – Она шумно сглотнула. – Я думала ты, Антон, вернувшись из армии, повзрослеешь, наберёшься ума, остепенишься. Думала, окончишь институт, станешь инженером, а в будущем возглавишь завод. А ты? – В её глазах блеснули слёзы. Голос задрожал.

– Мам, ты чё? Что с тобой?

И тут Евгения Владимировна сорвалась на крик:

– Не смей чёкать!! – Она ударила ладонью по столу. – Ты, сын учительницы! И ты должен изъясняться по-человечески, а не как…

– Как кто?! – Перебил её Антон.

– Не смей перебивать меня-а!!

– Ты что кричишь, ма? – Но Евгения Владимировна его уже не слушала.

– Ты такой же, как он! Ты будешь таким же, как и он! Я ненавижу его! Ненавижу! Не смей надевать эту дурацкую куртку!! – Она уткнулась лицом в ладони и разрыдалась. – Уйди, я не хочу тебя видеть.

Сверху донёсся стук соседей. Антон ещё несколько секунд смотрел на мать, потом пошатываясь, ушёл в свою комнату.

– Не включай свет. – Одеяло на диване зашевелилось, и из-под него сверкнули глаза сестры.

– Журавлик? Ты как тут? – Антон говорил шёпотом.

– Я тебя жду. – Вторила ему сестра.

– Зачем?

– Поговорить.

– И ты тоже?

– Да не. Я про другое. – Антон скинул одежду и забрался под одеяло. Ира, опершись локтем в подушку, положила на ладонь голову и разглядывала Антона. – У мамы на работе неприятности. В школе говорят, что она не ладит с новым директором.

– Почему это?

– Ну, там, старые взгляды, и всё такое.

– Но, при всём при этом, она отличный преподаватель.

– Ну, вот за это её пока и терпят, потому, что заменить некем. А мама это понимает. И ещё говорят, что она всегда спорит. Все молчат, а она одна спорит.

– Ну-у, Журавлик, таких сейчас никто не любит.

– Антон.

– А?

– Она знаешь, как тебя ждала?

– Как?

– Она не видела, думала, что я сплю, а я подглядывала через дверь.

– И что?

– Она по вечерам каждое твоё письмо перечитывала целых сто раз и каждый раз плакала. Ты не обижайся на неё. – Сестра потрогала его большой и твёрдый бицепс. – Она хочет, что бы ты человеком стал.

– Я и так человек.

– Да нет. Ну, то есть да. Но она хочет, что бы ты учился, и стал, когда ни будь главным, и все тогда будут говорить: «Вот какой сын у Евгении Владимировны!»

– Слушай, Журавлик, давай не будем на эту тему.

– А у меня вот! – Она высунула из-под одеяла левую руку и растопырила пальцы. На безымянном, голубым камешком сверкнуло колечко. – Твой подарок.

– А почему ты его днём не носишь.

– Мама не разрешает. Говорит, что мне ещё рано украшения надевать. Что она всем ученикам запрещает на её уроки украшения надевать и я не должна. Потому я его одеваю только на ночь.

Антон приподнялся и поцеловал сестру в щёку.

– От тебя пивом пахнет.

– Ну и что.

– А мама говорила, что папа был алкаш.

– Не верь. Он почти не пил. Ему с его профессией пить нельзя было.

– А почему тогда она боится, что ты станешь как он?

– Она его очень сильно любила. И всегда боялась его потерять. У него работа такая была, понимаешь.

– Понимаю. Как у тебя сейчас.

– Он говорил всё время, что будет жить вечно, и смеялся. Она любила его и верила. А потом он погиб, и она осталась одна. Этого она и не может ему простить.

– А теперь она будет бояться за тебя?

– Да. Она уже устала.

– Антон?

– А?

– Да поступи ты в этот институт.

– Нет.

– Ну, почему.

– Это моя жизнь. И я живу её, как я хочу. – Глаза сестры вновь сверкнули. Она с гордостью смотрела на Антона.

– А я новое стихотворение написала. Хочешь, прочитаю?

– Давай. – Антон повернулся на бок, подпёр щёку кулаком и приготовился слушать.

– Ну, слушай. – Она помолчала, входя в образ, и начала зловеще сдвинув брови:

– Стихотворение называется «Зеркало».

Стоит в чулане зеркало,Где тихо и темно.Никто в него не смотритсяУже давным-давно.Стоит оно укрытоеПокровом дорогим.И тайна позабытаяСкрывается под ним.Бежит к старухе девушка,Невинна и чиста:«Скажи, зачем здесь спрятанаТакая красота?»Крестясь рукой холодною,Старуха ей в ответ:«Живёт там ведьма злобнаяУж много, много лет.Кто, ровно в полночь, с зеркала,Покровы уберёт.Того она, несчастного,К себе уволочёт».В ночи часы двенадцать бьют,Весь дом спокойно спит.Идёт к чулану девушка,В руке свеча горит.Сердечко неуёмноеКолотит всё сильней.Снят полог. Ведьма тёмная,Явилась перед ней.Она глазами чёрнымиНа девушку глядит.И тащит, тащит за руки.Уже стекло трещит…Проснулась в страхе бедная,И к зеркалу бегом.Не видно ни царапины,Ни трещинки на нём.И вновь смеётся девушка,Беспечна и легка.А на руках красуются,Два бурых синяка.

Ну, как?

– Здорово.

– А мама сказала, что такие стихи уводят читателя от реальности.

– Стихи хорошие. Мне понравилось. Особенно про синяки.

– А вообще.

– А вообще, давай иди-ка ты спать, Журавлик.

– Ну, Анто-он?

– Ира! – За дверью раздался уже спокойный голос Евгении Владимировны. – Быстро в свою комнату.

– Охь! – Ира перебралась через Антона и зашлёпала босыми пятками по полу. – Я уже иду, мамочка!

Дни замелькали, как столбики вдоль дороги. Через неделю Антон уже уверенно справлялся со стендом, и Викентич начал выпускать его на трассу испытательного полигона.

– Не расслабляться! Ни какой самодеятельности на трассе! Работаем строго по графику. И запомните хорошенько, вбейте в свои головы и зарубите это на своих носах – если испытатель теряет страх – это уже не испытатель! Это покойник! Как бы страшно это не звучало! А покойники мне тут не нужны! Все усвоили?! У нас тут работа, а не родео!

С этих слов Викентича, начиналось каждое утро на полигоне, и этими же словами он заканчивал каждый рабочий день.

Антон носился на своём Волке, до звона в ушах, до боли в спине и ногах. К концу дня кисти, сжимающие рукоятки мотоцикла, не разжимались. Приходилось прилагать усилие, что бы снять руки с руля. Но он любил свою работу, и потому всё это казалось ему мелочью.

Прошёл месяц. Евгения Владимировна смирилась с работой сына, но упрямо настаивала на том, что бы Антон начал учиться хотя бы заочно.

Кончилось лето, и листва на черёмухах начала краснеть. Кое-где на газонах появились жёлтые пятна. Начались занятия в школе и, окунувшись в школьную жизнь, мать на время успокоилась.

Но однажды, заложив вираж чуть круче необходимого, Антон, на скорости сто двадцать километров в час, чуть не вылетел из бетонного жёлоба трассы. С трудом выровняв мотоцикл, он чудом не угодил в аварию.

На старте его встретил бледный Викентич.

– Месяц у стенда.

– За что?!

– Молчать! Пошли-ка со мной, Антон.

Викентич завел его к себе в кабинет и закрыл дверь. Усевшись за стол сам, он не разрешил Антону сесть и заговорил глядя на него снизу вверх исподлобья:

– Ты знаешь, кто тонет чаще всего?

Антон молчал.

– Чаще всего тонут мастера спорта по плаванию. Ты сейчас выйдешь, успокоишься и подумаешь над этим. А через месяц посмотрим, понял ты или нет. Всё. Иди.

– Викентич, почему вы уволили Равиля?

– Садись. – Викентич посмотрел в окно. – Ты помнишь его по команде?

– Да, Викентич.

– Он всегда, старался играть эффектно. Бабы на трибунах визжали, когда произносилось его имя. Но большой пользы команде от его игры не было. Что бы команда выигрывала, нужно играть эффективно. Потом он пришёл сюда, и началось то же самое. Я снял его, как тебя сейчас, на месяц, но до него не дошло. И я подумал, если он сломает себе шею, то пусть это произойдёт не здесь. Здесь работа, Антон, а не цирк. Здесь команда. И здесь нужна эффективность.

– И уволили?

– Да, Антон. И я скажу больше. – Викентич посмотрел Антону прямо в глаза. – Я поступлю так с каждым, и с тобой в том числе, до кого эта простая истина не доходит. Тебе всё ясно?

– Да. Всё ясно, Викентич. – Антон взялся за ручку двери. – Выходит и мой отец её не понял? Эту простую истину?

– Антон. – Викентич вздохнул. – Твой отец погиб из-за технической недоработки изделия представленного для ходовых испытаний. Изделие не было готово к испытаниям, но его выпуск уже приурочили к круглой дате. Такое было время. Всё! Иди!