Сергей Зверев - Тайна острова Солсбери Страница 41

– Неужели все так серьезно?

– Понимаете, Евгений Арнольдович, ему только сегодня сделали сложнейшую операцию.

Пока еще рано говорить о последствиях. Пройдет несколько дней, посмотрю на его динамику и отвечу на ваш вопрос…

Глава восьмая

– Евгений Арнольдович! – врывается в палату радостно-возбужденный Чубаров.

– Да, – приподнимаюсь на локтях.

– У меня потрясающая новость!

Я ожидал услышать как минимум весть о полном исцелении Даниэля. Но нет. Бывший врач брякнулся на пустующую соседнюю койку и выпалил:

– Местный хирург будет ходатайствовать перед исполнительным директором о моем переводе из разнорабочих в его ассистенты. Представляете?!

Упав на подушки, делаю над собой усилие и улыбаюсь:

– Поздравляю.

В процессе выздоровления у меня было достаточно времени, чтобы вспомнить проведенные на шахте дни, аккуратно разложить по полочкам имеющиеся факты, хорошенько поразмыслить и кое-что проанализировать. К тридцать первым суткам исполнения моего контракта в голове сложилось довольно четкое представление о происходящем. Однако делиться своими выводами я ни с кем не торопился. В том числе и с Чубаровым. Почему? Все просто.

Во-первых, некоторые выводы строились на предположениях и требовали серьезной проверки. Во-вторых, даже если мои умозаключения и ужасные догадки подтвердятся, то потребуется какое-то решение, дабы спастись самому и спасти друзей.

Увы, решения пока не было.

Рана подживала, левая рука работала; на плече оставалась легкая повязка, под которой багровел сросшийся шов.

Отоспавшись вволю, отдохнув и набравшись сил, я чувствовал себя отлично – хоть сегодня выписывай из медблока и направляй в забой. Однако курировавший мое выздоровление Чубаров не торопился.

– Потерпите, Евгений Арнольдович, – уговаривал он. – Рана глубокая и требует времени, чтобы мышечная ткань нормально срослась и обрела былую эластичность.

Приходится верить, ведь он по образованию врач.

В первые дни Чубаров практически не отходил от моей постели: обрабатывал рану, делал перевязки, колол антибиотики, таскал из столовой еду и бдительно следил за моим состоянием. Признаюсь: мне нечасто доводилось встречать медиков, столь хорошо и скрупулезно выполнявших свои обязанности.

У Степаныча дела были плохи. Он по-прежнему лежал в реанимации без сознания, а врачи на вопросы о его шансах разводили руками.

Помимо меня, Чубаров занимался и Даниэлем, каждый божий день докладывал о его состоянии.

Даниэль пришел в сознание через сутки после турнира на пятнадцатом уровне. Три дня он пролежал в реанимации под капельницами и неусыпным наблюдением медицинского персонала.

Потом постепенно приходил в норму. Провалов в памяти не обнаружилось, мозг и центральная нервная системе не пострадали, и он был переведен в обычную палату.

Вот тогда-то, улучив момент, я его и навестил.

Он чрезвычайно обрадовался встрече и даже пожал руку. Я присел рядом с его кроватью на стул…

Глядя на его лицо, трудно было судить о бледности, в оттенках темно-коричневого цвета я не разбирался. Остальные параметры вселяли надежду. Язык не заплетался, губы постоянно растягивались в улыбке, руки не тряслись, ноги двигались.

– Извини, я без гостинцев – дежурный врач из медблока не выпускает.

– Брось, меня и так хорошо кормят, – засмеялся он.

– Ну, ты как?

– Нормально. Доктор прописал трое суток постельного режима. Потом назначил обследование.

– А что дальше?

– Разрешит встать.

Внезапно он меняется в лице и восторженно шепчет:

– Женя, мы побили банду Крапивина!

– Я вообще-то в курсе.

– Женя, ты что, забыл?!

– О чем?

– Мы выиграли турнир в камерно-столбовой разработке! Второй по сложности турнир, и теперь получим по двести тысяч!!

Я не спешу разделить его радость.

– Тебе сказали о Боулинге?

– Да, – потускнело его лицо. – Боулинг был хорошим парнем. Настоящим бойцом. И моим другом. Жаль, что так получилось.

– Ладно, не грусти, – легонько пожал я его руку.

Даниэль кивнул на мое забинтованное плечо:

– Чья работа?

– Крапивин воткнул калбик.

– Глубоко?

– Не очень. Врачи зашили; говорят, иду на поправку…

Чубаров расхаживает по палате и рассуждает об особенностях местной медицины. Я доедаю ужин, сидя на кровати. Если бы не жратва, то скучная тема, выбранная приятелем, давно вогнала бы меня в крепкий сон.

И тут в палату вваливается комендант.

– Привет, Евгений! – оглушает он басом. – Говорят, выздоравливаешь? 

– Вроде того, – отвечаю на крепкое рукопожатие.

Андрей Викторович забирает поднос с пустыми тарелками и робко присаживается на стоящий в сторонке стул.

Оглядев убогий интерьер, комендант роется в кармане и достает большое спелое яблоко.

– Держи.

– Спасибо, – принимаю редкий для здешних мест гостинец.

– Рассиживаться, Женя, не буду, я на минутку…

Осипа Архиповича я знал уже достаточно хорошо и позволил себе усомниться в искренности его визита. «Не иначе опять потребовался подготовленный человек для подводных заплывов», – подумалось мне. И я не ошибся.

– Врач сказал, будто завтра к обеду тебя выписывают, – сразу переходит он к делу.

Мы с Чубаровым переглядываемся. Никто нам о предстоящей выписке не говорил ни слова.

– Тем лучше, – пожимаю плечами. – Надоело тут валяться.

– Вот и я о том же! – оживляется комендант. – Хватит тебе уже отдыхать!

– Вам нужна моя помощь?

Помявшись, он признается:

– Вода в подстволке прибывает. Беда с этой протокой, ей-богу!..

– Неужели снова засорилась?

– Строители промахнулись с углом наклона, вот она и засоряется породой. Намучился я с этой водой…

– И много ее набралось?

– Метра четыре. Но если недельку не почистить, то опять кранты.

Я на секунду задумываюсь. Удача сама плывет мне в руки, и упустить ее было бы глупейшей ошибкой. Однако сразу соглашаться нельзя.

– У меня две просьбы, – решительно заявляю коменданту.

– Какие?

– Во-первых, нужны два надежных помощника.

– Один у тебя есть. А зачем второй? – теряется Осип Архипович.

– На загрузку корзины породой уходит минут десять-пятнадцать, и все это время пловец торчит в ледяной воде, вместо того, чтобы заниматься прочисткой.

– Согласен. И что предлагаешь?

– Пока один пловец находится под водой, второй греется и отдыхает. Третий на небольшом плавсредстве болтается на поверхности и сразу принимает куски породы, которые потом переправляет корзиной на размывочную площадку. В результате получаем почти непрерывную работу. Что-то наподобие конвейера.

Комендант чешет заросший щетиной подбородок.

– Придумано неплохо. Но где ж я тебе раздобуду плавсредство?

– В бытовке валяется округлая надувная резинка. В шкафчике под гидрокостюмами. Правда, вся в заплатках, но заклеить, я думаю, можно.

– Округлая резинка, – пытается он вспомнить. И вдруг восклицает: – Так в нее ж изначально складывали породу!

– Надо вернуть ее к жизни, приспособить, посадить человека. И дело сразу пойдет.

– Ладно, сделаем. Давай вторую просьбу.

– Работа в подстволке сложная, тяжелая и опасная. Прошу перевести меня и помощников из разнорабочих в проходчики или горнорабочие.

– Это мне по силам. Попробую, – снова скребет он щеку. – А когда выпишут твоего чернокожего напарника? Он же вроде схлопотал по голове…

– Выпишут, никуда он не денется. С аквалангом пока поработаю один.

– А кого на резинку?

– Вот его, – киваю на Чубарова.

Андрей Викторович от неожиданности теряет дар речи, меняется в лице и мямлит:

? Я?.. Евгений Арнольдович, я не могу… Мне никак туда нельзя…

– Это почему? – хмурит брови комендант.

? Я… меня берут в медблок ассистентом. Хирург намерен обратиться к исполнительному директору с просьбой о переводе…

Махнув рукой, прерываю лепет:

– Не слушайте, Осип Архипович. Я его уговорю.

Тот довольно жмет мою руку и выходит в коридор. А я остаюсь наедине с бывшим доктором, который глядит на меня ненавидящим взглядом.

– Зачем вы это сделали?!

– Что?

– Зачем вы предложили мою кандидатуру на эту… резинку?!

Поднимаюсь с постели, подхожу к нему, кладу руку на плечо и впервые называю по имени:

– Андрей, ты мне доверяешь?

Не знаю, чему больше удивлен Чубаров: обращением или сутью вопроса. Хлопая длинными ресницами, он кивает.

– Да, Евгений Арнольдович. Доверяю.