Иван Стрельцов - Проект "Вайнах" Страница 43

— Ну что, после захвата все еще мандраж?

— Да как сказать, — неопределенно пожал плечами старший лейтенант. — В Чечне доводилось попадать в передряги и покруче.

Иван не врал, ему действительно приходилось участвовать в пяти боевых операциях. В двух из них группа спецназа ФСБ вырывалась из окружения превосходящих сил сепаратистов. Но тогда враг был более абстрактным — мелькающие тени, неясные силуэты. Свист пуль и разрывы гранат заставляли кипеть адреналин в крови. Но то, что произошло на лестнице возле квартиры Лейлы Гадаевой, ни в какое сравнение не шло с боевой операцией. Едва Иван успел оглушить и отбросить курсантам Гадюку, как двое боевиков, сопровождавшие вора в законе, сориентировались в обстановке и выхватили стволы. Под сводами подъезда оглушительно загремели пистолетные выстрелы.

Боевики оказались не новичками и достаточно хорошо подготовленными. Современная жизнь создала все условия для тех, кто был готов платить. Школы частных охранников, курсы подготовки телохранителей. Но все же государство по-прежнему готовило лучших.

Иван Филипенко оказался быстрее, левая рука еще придавала ускорение телу Али Гадаева, а правая уже наводила пистолет на одного из охранников авторитета. Тот даже не успел выстрелить, пуля оперативника, проломив ему нос, черно-красным фонтаном вырвалась через затылок наружу. Второй был проворнее, он мгновенно ушел в полуприсяд и дважды выстрелил из своего пистолета. Потом рванулся в сторону, пытаясь вжаться в дверной проем торцевой квартиры, изо всех сил налегая на дверь.

У Ивана не было времени в этой ситуации крутить "маятники", исполнять кувырки и пируэты из прикладной акробатики. Несколько секунд промедления, и верзила вломится в квартиру и возьмет заложников. А это уже называется "засвечивание", расшифровка операции. Шум накануне выборов…

Еще одна пуля просвистела возле самого уха старшего лейтенанта, но он даже не обратил на это внимания. Встав на колено, он вскинул пистолет и выстрелил в выглядывающую из-за дверного проема ногу боевика, разворотив коленную чашечку. Раненый заорал нечеловеческим голосом и рухнул, но прежде чем упал на бетонный пол лестничной площадки, вторая пуля продырявила ему лоб…

Через двадцать минут во двор примчалась группа поддержки под видом милиции. Али Гадаева, супругу его брата и его сожительницу под шумок загрузили в желто-синий "уазик" и вывезли, после чего незамедлительно занялись трупами.

Представитель военной прокуратуры, который должен оформлять "правовое применение оружия", по трупам на лестнице так и сделал, а вот с убитым в джипе вышла заминка.

— Это не вынужденная защита, это убийство. Возможно, преднамеренное, — авторитетно заявил прокурорский следак. — Будем заводить "дело"…

Сейчас, стоя возле подполковника Бородина, старший лейтенант вспомнил об этой фразе, которая была страшнее любой боевой операции.

— Юрий Иванович, так что насчет "дела"? — тихо спросил Иван Филипенко. Судьба курсанта, застрелившего водителя джипа, и его как руководителя операции висела на волоске.

— А что с "делом"? — почти искренне удивился подполковник и усмехнулся. — "Дело" закрыто за отсутствием состава преступления.

— А следак?

— Следак? — переспросил Бородин и еще шире улыбнулся. — А следак сейчас собирает вещи, ему предстоит веселый круиз по гарнизонам и заставам российского Заполярья с инспекцией насчет внеуставных взаимоотношений. — Подполковник пристально посмотрел на старшего лейтенанта и тихо сказал: — Когда само государство в опасности — юридические тонкости можно опустить. — Отвернув рукав, взглянул на наручные часы и с раздражением проворчал: — Черт, когда же они приведут Гадюку?

Его словно подслушивали, дверь тихо скрипнула, и в комнату для допросов ввели Али Гадаева. Вид у преступного авторитета был далеко не праздничный, мятые брюки, разорванный на спине пиджак, несвежая рубашка без пуговиц. Глаза Гадюки бешено горели, а по заросшим густой щетиной щекам бежали капли пота.

Ни один мускул на лице подполковника Бородина не дрогнул, но про себя он уже отметил — у задержанного начиналась наркотическая ломка, он из последних сил пытался владеть собой.

Войдя в помещение, Али привычно прошел к столу, сел на табурет и, криво ухмыльнувшись, тихо произнес:

— Ну?

— Поехали, — кивнул старший чекист. — И так как время дорого, мы опустим все незначительные детали: имя, фамилия, дата рождения и тому подобное. Переходим к главному…

— Подожди, начальник, — Гадаев бесцеремонно перебил Бородина. — Не гони коней. Я — вор в законе, меня короновали в "Белом лебеде" воры всесоюзной сходки. И по воровскому закону ни один законник не пойдет на сотрудничество с властями. Так что не трать, начальник, на меня время. Ничего не скажу, хоть режь.

— О-о, да, — утвердительно кивнул подполковник и даже понимающе подмигнул задержанному. — Ты, Гадюка, не только уголовный элемент, ты — горец. Вайнах, железный человек.

При слове "вайнах" Али невольно вздрогнул. Бородин это отметил, но заострять внимание не стал, продолжив разговор. — Ты никогда не пойдешь на сотрудничество с властями, даже если на твоих глазах расстреляют Лейлу и Фатиму, или начнут резать на куски маленького Джафара, последнего мужчину из тейпа Гадаевых.

Чекист говорил медленно, наблюдая за реакцией уголовника. Пот обильно бежал по лицу Гадаева, мутными дорожками стекая на шею. Услышав имена своих родственников, чеченец поднял на подполковника налитые кровью глаза, его тело затряслось мелкой дрожью.

— Но я не фашист, — неспешно вещал Бородин, — чтобы тиранить невинных. Даже и к тебе, Гадюка, не стану применять "интенсивную терапию" допроса. Знаешь, почему?

— Ну и почему? — прохрипел Али Гадаев.

— А вот почему, — Бородин выложил на стол большой пластиковый шприц с тягучей мутной жидкостью. Тонкая игла была закрыта длинным колпачком из зеленой пластмассы. — Что это, думаю, тебе известно. И, как мне кажется, тебе хочется отведать этой амброзии. Или нет?

При виде шприца тело криминального авторитета забилось еще сильнее, пот уже градом катился по лицу, дрожащими губами Али пробормотал:

— Дай уколоться, начальник. Потом поговорим.

— Говорить не о чем, — отрезал подполковник. — Меня интересует только боеголовка с ядерным зарядом на пятьсот килотонн. "Баян" получишь, когда все скажешь. Ну?

— Дай уколоться, все скажу, — прошипел чеченец.

— Честно?

— Честно, честно, — закивал головой Гадюка, не замечая иронии в словах чекиста.

Стоящий за спиной подполковника Иван Филипенко приложил ладонь к губам, скрывая улыбку, его нисколько не волновал моральный аспект происходящего. "В любви и на войне все способы хороши". Но того, что произошло дальше, старший лейтенант никак не ожидал.

Бородин взял со стола шприц и протянул его уголовнику:

— Держи, Али.

Уже ничего не соображая, Гадаев вскочил с табуретки, схватил шприц, зубами сорвал колпачок, выплюнул, широко раскрыл рот и одним движением вонзил иглу под язык. Инъекция была произведена настолько профессионально и буднично, что у обоих оперативников возникло предположение: уголовник этот фокус проделывал не единожды. Аккуратно положив опустевший шприц на стол, заметно покачиваясь, Али устало опустился на табуретку.

— Ну, так что же ты мне скажешь, Гадюка? — вкрадчиво спросил подполковник.

— Сейчас, сейчас, только приход поймаю, — вяло ответил наркоман. Неожиданно его глаза закатились, тело обмякло, голова бессильно упала на грудь, и Али судорожно просипел: — Хрен я тебе что скажу, мусор поганый. — Его тело заколыхалось в приступе неудержимого смеха.

— Ну, ну, — к большому удивлению Филипенко, спокойно произнес подполковник. Нажав кнопку под крышкой стола, он вызвал конвой и указал двум вошедшим надзирателям на разомлевшего Гадюку: — Клиента в "мягкий номер".

— Провел он нас, Юрий Иванович, — удрученно сказал Филипенко. Следуя кодексу офицерской чести, случившееся он считал и своей оплошностью. Но начальник не принял его жертвы.

— Нет, Иван, — покачал головой Бородин, — Гадюка не нас поимел, а сам себя насадил на серьезный цугундер. В шприце была "химия", барбитурат, а эффективность такая же, как у героина. А вот отходняк его ожидает серьезный, ломка начнется такая, будто кости ломаются, хрящи ртутью растекаются. За новую дозу Гадюка все выложит. — Подполковник взглянул на часы. — У нас есть около трех часов, можем составить предварительный рапорт. А уж после допроса допишем…

"Мягким номером" в "Лефортово" называли камеру со стенами и полом, отделанными мягкими материалами, такие помещения имелись только в психиатрических больницах для содержания буйно помешанных. В подобных условиях не было ни единой возможности покончить с собой.