Александр Бушков - Пиранья против воров Страница 43

Насколько можно было судить по предварительным наметкам, следствие пребывало в тупике. Посетителей у покойного бывало множество, и они четко делились на две категории – собутыльники и серьезные клиенты. Первые были столь многочисленны, экстравагантны и непредсказуемы, а вторые столь респектабельны, богаты и влиятельны, что у любого следака, по твердому убеждению Бычи, «мозги завернутся за извилины». Добытая неисповедимыми путями информация о состоянии дел особыми открытиями не блистала и приливами энергии не отмечена – пока что допросили лишь Танечку и сторожа, оставив обоих на свободе, и занимались главным образом тем, что кропотливо составляли список всех, имевших доступ в служебные помещения, одновременно прикидывая, на кого можно и постучать кулаком по столу, а кого вообще не следует замечать, чтобы не связываться лишний раз со взводом высокооплачиваемых адвокатов или с собственным высоким начальством...

Мастера кисти и резца тем временем приложили все силы, чтобы шакалы пера и телекамеры о происшедшем не узнали, похоже, им это удалось – бродили лишь туманные слухи, будто с Задуреевым «что-то стряслось», и не более того. О смерти, тем более насильственной, ловцы сенсаций еще не дознались. Большинство полагало, что Семен свет Климентьевич отправился лечиться от белой горячки, что с ним случалось в среднем пару раз в квартал.

– Ну, а у тебя самого есть соображения? – спросил Мазур без особой надежды.

Крепыш откровенно почесал в затылке:

– Да кто его знает... Там, говорят, был такой шалман, что и не удивительно... Художнички, музыканты, вообще непонятно кто, лишь бы с пузырем... Человечишка был насквозь несерьезный, за что его мочканули, и не поймешь...

– Однако ж ухитрились и мочкануть грамотно, и незаметно смыться, а? – сказал Мазур.

– Ну, повернулось так по счастливому случаю... Он эту ляльку, Танечку, постоянно порывался трахнуть. Может, ей надоело? Взяла, пожаловалась своему парню, и тот... урегулировал?

– А что, есть такой парень на горизонте? – спросил Мазур незамедлительно.

– Черт его знает...

– Это не ответ, милый, – сказал Мазур уверенно. – Ты уж постарайся выяснить все точно. Где живет, с кем живет, чем дышит... Ясно?

– Ага. Займусь. Еще что-нибудь?

– Минут через пятнадцать приготовь машину, – сказал Мазур. – Покрутишь меня по городу, постараешься сбить возможные хвосты, ежели таковые обнаружатся... Сумеешь?

Крепыш оживился:

– Что-что, а это... В лучшем виде, шеф.

Судя по его воодушевленному лицу, с баранкой он управлялся гораздо ловчее, нежели с решением головоломок. Ну что ж, сейчас такой и нужен...

Проводив нежданного подчиненного, Мазур взглянул на часы и побыстрее включил телевизор, сверившись с программой, выбрал местный канал, где как раз наступало время криминальных новостей.

Излишне уточнять, что о сегодняшнем и н ц и д е н т е на берегу реки виртуозы голубого экрана не дознались вовсе. Не было никакого инцидента – поскольку никто не ставил в известность доблестные правоохранительные органы, а трупы волшебным образом улетучились и с речного берега, и с горушки, чтобы, надо полагать, столь же загадочным для непосвященных манером быть похороненными сугубо ч а с т н ы м образом...

Квелые были новости – по сравнению с теми криминальными сложностями, в которых Мазур барахтался пятый день подряд. Право слово, квелые. Два гражданина, насосавшись спиртосодержащих жидкостей, лишили часов третьего, трезвого и законопослушного. Очередные охотники за цветными металлами раскурочили очередной светофор. Известная телеведущая Нинель Чучина, по своему милому обыкновению укушавшись водочки в ночном клубе «Паломник», была употреблена по прямому назначению прямо в женском туалете – увы, звездулька была в столь пассивном состоянии, что не только не могла опознать злодея, но даже о том, что была цинично употреблена, узнала лишь часок спустя от дяденек милиционеров, с превеликим трудом ее разбудивших путем вульгарного растирания ушей.

И все прочее в том же духе – пьяные водители, трезвые карманники, разбитые физиономии. И лишь напоследок...

Все выглядело почти так же, как в прошлый раз – полуголое тело, небрежно прикрытое куском пыльного брезента. Тот же репортер, то же назойливое скольжение камеры по трупу, те же интонации – сопляк с микрофоном старательно пугал себя и заводил аудиторию, живописно повествуя о второй вылазке неизвестного сексуального маньяка: вновь лицо разбито чем-то тяжелым до полной неузнаваемости, отрублены пальцы на руках, мужской галстук в полосочку небрежно завязан на шее жертвы...

Мазур смотрел на экран, не отрываясь. Бог ведает, почему никто не взял этих обормотов с камерой за шиворот и не отволок подальше – они снимали со всем прилежанием. Ручеек крови, вытекший из-под брезента, обнаженные ноги, татуировка на щиколотке в виде сине-зеленого дельфина, обвившегося вокруг якоря...

Он прекрасно помнил эту татуировку. И ее хозяйку. Удар был неожиданным и, признаться, могучим. В первый момент потянуло бежать куда-то, выхватить пистолет из-под мышки, немедленно ткнуть стволом в чью-то физиономию, добиться признания, правды, отомстить...

Быть может, он так и поступил бы – случись все на пару дней раньше, когда он не погрузился еще в здешние сложности с головой. Теперь же... Теперь происходящее вовсе не казалось ему простым, как перпендикуляр. Теперь он попал в ситуацию, когда не следовало верить ни собственным глазам, ни первым скороспелым версиям. Все, все, все было не тем, чем казалось! А потому первую пришедшую на ум версию, прямолинейную и незатейливую, следовало отбросить, сделав над собой нешуточное усилие...

Мазур щедро плеснул себе неразбавленного виски, откинулся на спинку кресла. Перед глазами крутились лица, в ушах звучали голоса, ключевые реплики сплетались в причудливых сочетаниях... или сочетания эти только к а з а л и с ь причудливыми?!

Он, конечно, был в первую очередь боевиком, одушевленным лезвием, расчетно-наводящей приставкой к разнообразному оружию. И все же жизнь его не раз ставила в ситуации, когда приходилось не просто резать тех, на кого указало начальство, но и вполне самостоятельно искать п р а в д у. Хреновый из него был Штирлиц, если совсем честно, но и работать мозгами случалось...

Кажется, его била дрожь. Вполне возможно, это были неизвестные науке побочные эффекты, сопровождавшие постижение истины. Или, чтобы не быть чересчур уж оптимистичным, не истины, а п у т и к таковой. Как бы там ни было, загадочные кусочки – не все, пока еще далеко не все! – начали складываться в осмысленную картинку, прежние загадочные петли и зигзаги складывались в конкретные физиономии.

У противника проявлялось лицо – медленно-плавно-постепенно, как на погруженной в ванночку с вонючим раствором фотографии. Пару секунд назад виднелись лишь пресловутые туманные контуры – а теперь харю можно и опознать...

Гипотеза казалась дикой – но так частенько случается с самой что ни на есть доподлинной правдой. И дело не в том, что догадка дикая, иррациональная, порой безумная – а в том, что многие детали, подробности и факты идеально укладываются именно в э т у версию, как костяшки домино в коробочку...

Его по-прежнему трясло – от мощного прилива охотничьего азарта, перемешанного с нечеловеческой тоской. Затянув узел галстука, накинув пиджак и направляясь к двери, он все еще ощущал эту хищную дрожь в каждой клеточке тела.

Она исчезла минут сорок спустя, а вот тоска, наоборот, захлестнула так, что выть хотелось – когда он, убедившись в полном отсутствии слежки, распахнув дверцу и усевшись на сиденье жигуля рядом с Михасем, с ходу отметил странную д е р е в я н н о с т ь позы, застывший взгляд. А там и увидел темную дырочку с опаленными краями на правом виске старого знакомого – аккуратную, без капельки крови, результат мастерского выстрела в упор в самый, дураку ясно, неожиданный момент...

И тело было еще теплым.

Глава вторая

Орущий мужик

Он вошел в кабинет Гвоздя, уже успокоившись, холодный и собранный, как встарь, не принимавший сгоряча каких бы то ни было решений. Сейчас никак нельзя было торопиться, потому что от взвешенных поступков зависело абсолютно все, в том числе и жизнь, жизнь – в первую очередь...

– Ну вот, Степаныч, мы тут тоже не сидим сложа руки, – сказал Гвоздь, выйдя из-за стола и с удовольствием потягиваясь. – Только что переправили сюда твою картинку. Не волнуйся, никто божью старушку не обижал даже словесно – она, едва завидя сто баксов, сама искала, чего бы еще впарить столь щедрым и обходительным посетителям...

– Жива-здорова, значит, старушка, – без улыбки сказал Мазур.

– Живехонька, чего доброго, нас переживет. Э т и к ней больше не являлись после того раза. А скорая ее быстренько в бодрый вид привела – ничем таким особо жутким в нее не плеснули, каким-то примитивным усыпителем...