Максим Шахов - Концентрация смерти Страница 45

Михаил распрямил спину и вытер лоб.

– Ты что натворил? – ужаснулся Фролов.

– Справедливость восстановил. Ты девушку у колодца вспомни. По форме, может, и неправильно, зато верно по содержанию, – зло ответил Прохоров. – Пошли, Илья.

– Куда?

– Дальше. Через линию фронта переберемся. Там все проще, понятно, где свой, где чужой.

– Устал я бегать, – признался Илья. – Муса хоть и мерзавец, но он же свой. Победа потом все по своим местам расставит.

– Ты как хочешь, а я пошел, – Прохоров забросил карабин на плечо.

– Миша, погоди. Садани мне прикладом в лицо. А то вроде как получается, я тебя отпустил, – Фролов вытянулся, подставляя Прохорову лицо для удара, даже глаза закрыл.

– Да пошел ты, – Михаил развернулся и быстро зашагал к лесу.

Илья растерянно смотрел на Потапа, тот продолжал стоять, с места не сходил.

– А ты чего не бежишь? – в отчаянии спросил он.

– Куда мне бежать? Муса слово дал Марийку не трогать. Что-что, а слово он держит. Сказал расстрелять, расстреляет. Сказал не трогать, не тронет.

Фролов нагнулся, вырвал автомат у мертвого Кныша, прицелился в спину удаляющемуся Прохорову, потом все же опустил ствол.

– Мужик, давай ты мне автоматом в рожу заедешь, – предложил он и буквально сунул оружие в руки Потапу, даже не задумавшись, что тот может и выстрелить.

Смертник переспрашивать не стал, ударил сталью Фролова в нос, брызнула, полетела крупными хлопьями кровь. Илья радостно размазывал ее по лицу.

– Автомат держи, – напомнил Потап. – Не искушай на смертоубивство.

Илья взял в руки оружие и выпустил в небо несколько коротких очередей. Уже почти добравшийся до леса Михаил обернулся, махнул рукой и ускорил шаг.

Муса сбежал с пригорка, размахивая «наганом». Посмотрел на гильзы, валявшиеся на земле, заглянул в окровавленное, разбитое в кровь лицо Фролова, сжимавшего автомат, тот указывал на фигурку Прохорова, уже мелькавшую среди деревьев.

– Далеко ушел, гад, пока я очухался, поднялся… не достать…

Муса сразу же оценил обстановку. Соваться в лес, где скрылся Михаил с заряженным карабином, было опасно.

– Здесь не взяли, в горах перехватим, – пообещал командир отряда и уставился на Потапа. – Этот чмырь – он прицельно стрелял или поверх головы? – показал на Фролова.

– Прицельно. Матерился, точно убить хотел, – прозвучало в ответ. – Кажется, даже подранил.

– Молодец, боец, – похвалил Илью Муса. – Проверку на вшивость прошел. Экзамен на зрелость сдал. Если своего дружка не пожалел, который тебе жизнь сохранил, то тебе все по плечу.

На вершину пригорка выскочила растрепанная Марийка и рванула вниз по склону, платок на ее плечах развевался на ветру.

– Ну вот, я же предупреждал. Сейчас выть начнет, в ногах валяться. А я бабских слез не выношу. Кончай быстрей, – поторопил Потап.

– На хрен мне тебя стрелять? Живи себе пока, – пожал плечами Муса. – Успеешь пособить нам полицаев в вашей баньке поджарить. Не последний день на свете. Искупишь еще свою вину. Обстановка постоянно меняется. Просто хутор Марийки ближе других оказался. Не хотелось далеко переться, чтобы этих колдырей на вшивость проверить. Один выдержал, а второй сломался, слабину дал, Кныша завалил, но того не жалко, говнистый какой-то был, мутный. Закопаешь его.

Глава 16

Карабин – оружие грозное, если стрелять приходится с большого расстояния. Автомат же рассчитан на близкий бой в городских условиях или при массированном наступлении, когда нужно заставить противника вжаться в землю. Но карабин длинный, его не спрячешь под полу куртки, не положишь в мешок. Он как то шило, которого в мешке, как известно, не утаишь. Пробираться с таким оружием к линии фронта форменное безумие.

Но всякий карабин способен превратиться в обрез. Его и в рукаве спрячешь, что удобно при случайной встрече с полицейским на дороге. Приклад еще можно было отрезать ножом, но вот ствол без специального инструмента уже никак не укоротишь. Прохоров спрятал карабин в лесу.

Завернув в жилет, закапывал его неглубоко, собирался сегодня же достать из тайника и отправиться на восток. Из разговоров в партизанском отряде он знал, что ближайшее поселение рядом, где действует постоянный рынок, – городок, выросший у железнодорожной станции Лунинец. Туда Михаил и отправился налегке.

Попасть в городок труда не составило. По дороге он попросил подвезти его крестьянина, везшего на рынок картошку. Полицейский на въезде проверил документы только у возницы, его интересовало лишь, рассчитался ли хозяин товара по поставкам продовольствия для нужд рейха.

Прохоров быстро отыскал старика, торгующего на людном рынке «железяками». На куске выцветшего брезента перед ним в изобилии были разложены топоры, пилы-двуручки, лопаты, тяпки, косы, молотки, пользованные, но старательно выровненные гвозди. Причем побывавшие в пожаре шли по цене вдвое дешевле.

– Ножовка по металлу найдется? – спросил Михаил.

Такой товар для сельской местности был неходовым, на виду не лежал. Старик полез в потертый чемодан, извлек пользованную ножовку. Прохоров провел пальцем по мелким сточенным зубьям. Для того чтобы отрезать ствол карабина, их остроты еще должно было хватить.

– Только денег у меня нет, – признался Прохоров. – Но могу предложить обмен, – он выложил резец, сделанный им еще в офлаге. – Если кто токаркой по дереву занимается, самое то.

Старик оценил хорошую сталь, проведя по острию ногтем, задумался.

– Покупателя на него сразу не найдешь, – стал обесценивать он товар Михаила, – вот разве что так поменяемся, – он выкрутил из ножовки полотно и подал его Прохорову. – Идет?

Хотя обмен был явно неравноценным, пришлось согласиться, ножовочное полотно исчезло в голенище сапога.

– Может, еще хороший нож у меня купите? Сталь крупповская, – решил продолжить успех Прохоров. – Или на харчи поменяемся.

Старик даже смотреть не стал.

– Я продавать пришел, а не покупать. Походи по рядам. Может, кто и возьмет.

Михаил давно не выходил «в люди». Он ходил по рынку, присматривался. Чего здесь только не было. Продавали и спички, и папироски по одной, и окурки, насыпанные в стаканы, продукты, хлеб, дрова, девчонки предлагали купить у них микроскопические бутерброды с селедкой и луком.

Прохоров задержался у прилавка, где торговали женскими украшениями. Спелой калиной краснели самодельные деревянные бусы, поблескивала гранеными стеклышками бижутерия, сияли начищенные до блеска обручальные кольца, раскатанные из советских пятаков.

Внимание Михаила привлекла девушка в деревенской одежде, она выбирала себе перстень с камешком-стекляшкой, мерила их один за одним. Разговор велся даже не по-белорусски, а на местном полесском диалекте. Прохоров мало что понимал, но общий смысл до него доходил. Торговка «драгоценностями» убеждала потенциальную покупательницу, что товар – настоящий «Сваровски», еще до войны купленный в Варшаве. Девушка зачарованно смотрела на сияющее радужное стекло и готова была расстаться с тем, что принесла на обмен. В плетеной кошелке лежали большой, размером с том истории ВКП(б), кусок сала, яйца и буханка хлеба. Но торговка утверждала, что продуктов мало, нужны еще и живые деньги. Молодая покупательница полезла в разрез платья, где хранила сбережения. Михаил и сам не мог сказать, что больше привлекло его взор: молодая красивая девушка или продукты в корзине, которых ему могло хватить при экономном употреблении на целую неделю дороги.

– Кажется, у меня есть то, что вас интересует, только значительно лучше. И торговаться я не стану, – шепнул он девушке.

Та обернулась, их глаза встретились. Михаил улыбнулся поприветливее, даже не зная, поняла ли она его русскую речь. Но ответ прозвучал уже по-русски.

– Покажите, пожалуйста, – она наивно подставила ладонь.

– Надо отойти в сторонку. Не бойтесь меня.

– Я и не боюсь. У вас глаза хорошего человека.

Михаил не замечал, что за ним уже наблюдают со стороны. Среди пестрой рыночной публики крутился один из «партизан» Мусы, молодой худощавый карманник. Вообще-то, его послали в Лунинец с заданием распространить листовки. Его он исполнил быстро – зашел в туалет на базаре и положил всю пачку возле «очка». «По сути» цели достиг. Мужчины будут заходить, брать, читать… Но вот Муса не одобрил бы подпольного агитатора за советскую власть «по форме» исполнения.

Карманник еще на выходе из туалета заприметил Прохорова. Девушку, с которой тот говорил, он немного помнил, видел в деревне Борейшики, у карманников зрительная память отличная. За смерть убийцы Кныша Муса наградил бы уголовника. В рукаве худощавый уже прятал финский нож. Но тут он заметил необычное движение по периметру рынка, замелькали шинели полицаев. Умудренный жизнью карманник среагировал вовремя, временно забыл о Прохорове, метнулся к туалету, закрылся на деревянную задвижку, сбросил ногой в «очко» пачку листовок, подналег плечом на широкую доску, почти бесшумно выдавил ее и выскользнул на близлежащую улицу, смешался с вокзальной толпой…