Илья Рясной - Большая стрелка Страница 45

Зачем Политик кинул Гринберга на эти самые восемьдесят пять тысяч долларов? Кто бы знал. Позже он утверждал, что не виноват и кинули его самого, но он врал.

Жил Политик в квартире на Арбате. Передвигался в сопровождении гориллы из охранного агентства.

Обычно охранники подбирали ему на московских вокзалах бездомных малолетних бродяжек. Политик быстро срывал розы удовольствия, делал видеозаписи — излюбленное его хобби, а потом пристраивал пацанов другим педофилам. В основном в бордель, работающий под видом детского благотворительного лагеря для трудных подростков, который держал один из московских богемников. Делал это Политик не задарма, а, наоборот, за хорошие деньги, так что сочетал полезное с приятным. И еще — педофилия приносила не только удовольствие, доход, но и связи. В богемной и политической тусовке на редкость много извращенцев и маньяков. А тусовка сегодня — это деньги и влияние. И тусовка с трудом пускает в себя тех, кто в лучшую сторону отличается от нее. Так что в узком кругу Политик своей нестандартной сексуальной ориентации вовсе не стеснялся — в тусовке она считалась изысканной и вовсе не позорной.

— Что делать будем с ним? — задумчиво спрашивал Художник, обсуждая ситуацию с дядей Лешей и Шайтаном.

— Грохнуть — проблем нет, — подал голос Шайтан.

— Нам его шкура или деньги нужны? — спросил дядя Леша, посасывая минералку — только что врачи его вырвали из цепких лап запоя.

— Деньги, — сказал Художник.

— Тогда надо тонко…

Обсудили детали. И дали заказ московскому частному сыскному агентству «Тесей», с которым у команды были добрые деловые отношения.

— Нужно знать, чем и где дышит это прыщ, — говорил Художник хозяину «Тесея», бывшему подполковнику госбезопасности Альмарову. — Где у него проходят оргии.

— Работа-то квалифицированная. Немалого стоит, — сказал Альмаров. — Техника очень дорогая нужна.

— Поэтому и пришел к вам.

Через две недели руднянские имели расклад по Политику, в том числе и видеозапись с видами на дачу в Подмосковье, куда тот привозил своих чад. Там Маничев снимал видеоролики. Туда он возил и самых своих близких друзей. Сторожил пятикомнатный дом выкинутый недавно из квартиры бомж Кондратий Семеныч.

По соседству располагалось несколько домов победнее. Зимой там жило немного народу. Однажды там появился новый жилец, который очень быстро сошелся с Кондратием Семенычем. Не раз они пропускали рюмочку-другую.

— Как хозяин-то? — спрашивал новый сосед.

— Хозяин и есть хозяин. Эх, глаза бы мои не видели, — вздохнул Кондратий Семенович.

— Что так?

— Да непотребства всякие.

— По девочкам?

— По мальчикам… На зоне-то, я когда сидел в свое время, с такими знаешь что делали… Но хозяин он и есть хозяин…

— Непотребства, значит, — кивнул работник ЧОПа «Тесей», который и был тем самым молодым человеком.

— Непотребства…

В один прекрасный день, выйдя из офиса. Политик увидел на скамейке шмыгающего носом курносого мальчонку лет десяти — ангелоподобной внешности, замызганного. Внутри Маничева все подвело, лоб покрылся испариной. Он облизнул губы, нацепил на лицо благочестивую улыбку пастора, готового выслушать исповедь грешника, и присел рядом с мальчонкой:

— Что за слезный потоп?

— А тебе какое дело? — буркнул мальчонка и отвернулся.

— Э, а мы взрослым грубим… Нехорошо. Есть хочешь?

— Обойдусь!

— Конечно, обойдешься… Из дома убежал?

— А тебе чего?

— Со взрослыми на «вы» приличные дети говорят. Но ты, видимо, не совсем приличный. Злой. Голодный. И наподдали тебе еще, — Политик коснулся пальцем разбитой губы мальчишки. — Вот что. Пойдем-ка, малыш, вон туда. А там поговорим, — он кивнул на «Макдональдс» и с удовлетворением увидел, как загорелись глаза ребенка. — По гамбургеру и мороженому. А там посмотрим, как тебе помочь и как тебя от слез уберечь. ,

— Я домой не вернусь, — с вызовом воскликнул мальчишка.

— А кто о доме говорит? Но одному в таком городе опасно. Вот украдут тебя цыгане, руку отрежут, и будешь милостыню в поездах просить.

Мальчишка нахмурился. А Политик добавил:

— Или в Чечню в рабы продадут. Без друзей в таком городе, брат мой, никуда…

После «Макдональдса» мальчишку отвезли на квартиру, отмыли, отчистили. И он совсем стал похож на ангела, только время от времени бросающего невзначай матерные словечки. Он был напуган, взъерошен и как-то отстранен. Но постепенно расслаблялся. Политик приставил к нему своего подручного. И встречался с мальчишкой каждый день. Но не торопил события. Это неинтересно, когда все сразу. Самое лучшее — двигаться неторопливо. Смаковать, как хорошее вино. И постепенно перейти к главному.

На поверку мальчишка оказался вовсе не таким нахальным, испорченным, как казался. Когда прошли испуг и отчаяние, в нем проснулась доверчивость и какая-то нежность, стеснительность, что просто приводило Политика в экстаз. Маничев засыпал, купаясь в полусне в сладостных мечтах, как сорвет этот прекрасный, распускающийся под его ласками цветок. Как лишит его невинности.

Так медленно, шаг за шагом двигался Политик вперед.

Постепенно он начинал разговоры на игривые темы. Главное было — доказать ничего не соображавшему в этих делах мальчонке, что это хорошо, что это все естественно. Он баловал своего любимчика ежедневно. Купил ему «дэнди», радиоуправляемую игрушку, много чего другого — тут деньги жалеть нельзя. Заходил в ванную, где мальчонка купался, трепал по голове.

Никогда не видевший ласки мальчонка все больше и больше проникался к нему чувством благодарности.

И вот однажды Политик решил, что мальчишка созрел. Произошло все в загородном доме. Политик приехал туда без сопровождения. Он не любил, когда посторонние мешают ему в самые прекрасные моменты его жизни. Он сам любовно накрыл стол. Себе поставил бутылку легкого итальянского вина за сто пятьдесят баксов. Мальчишку же напоил чаем, добавив немножко своей фирменной смеси — из легкого наркотика и успокаивающего. Первый раз соблазнить даже подготовленного на протяжении долгих недель ребенка — все равно сложно. Брать силой — это чревато. Да и никакого удовольствия. Удовольствие — когда он отдается сам.

Политик не забыл включить видеокамеру. И настал момент блаженства…

На следующее утро он проснулся часов в одиннадцать.

Светило высокое солнце, искрилось на сугробах и касалось ласково лица. Но блаженство длилось недолго. Политик протянул руку и понял, что мальчишки в постели нет. Он открыл глаза и увидел троих уркаганов, которые смотрели на него с брезгливостью, как на полураздавленного таракана. Таковым он и был, когда осознал, что происходит нечто страшное.

— Ну что, падаль, как настроение? — резанул его уши грубый голос.

— Вы кто? — ошалел Политик.

— Хрен в кожаном пальто, — Художник ударил его ногой в брюхо. — Не было бы у меня к тебе дела, я бы тебя сразу и запорол.

— Мне кажется, вы не совсем въезжаете, куда попали, — огрызнулся Политик. — И кто я.

— Ты — пидор гнутый. Да еще нечестный в делах.

— Ага. Кредиторы, — Политик приосанился, понимая, что этот наезд не случаен. Скорее всего наехали кинутые кредиторы. А значит, можно будет обуздать ситуацию.

— Если я правильно помню, — сказал Художник, присаживаясь на диван, — то ты должен за три партии деньги.

— Кому?

— В Ахтумск.

— Гринбергу я объяснил все. Я не думал, что он так не выдержан, что пришлет людей. Так между порядочными коммерсантами вопросы не решают.

— Между порядочными, — засмеялся Художник жестянно.

— Если крыши меряются, то я ни при чем. Идите к Зеленому, к его торгуевцам. Договаривайтесь. Мы коммерсанты. У нас свои дела. У вас — свои.

Художник вытащил свой кнопочный любимый нож. Тот заскользил между пальцами, гипнотизируя жертву. Потом резко воткнулся в подушку.

— Ой, — всхлипнул Политик, прижмурившись.

— Ты отдаешь деньги, педрило. Понял? — осведомился Художник.

— Ладно, — с готовностью произнес Политик. — Но сумма большая. Мне нужна неделя, чтобы собрать.

— Ладно, — сказал Художник, пряча нож. — Только тебе еще тридцать косых в гринах набежало.

— Хорошо, — Политик соглашался с такой готовностью, что становилось ясно — он согласится на все, лишь бы убежать отсюда. А потом через свою крышу затеет разбор по всей строгости и неотвратимости.

— Понятливый… Думаешь, мы тебя убьем? Нет. Посмотри, — Художник кивнул, и тут в руках Армена появилась папка с документами. — Вот заявление от мальчишки, с которым ты отдыхал. Вот заявление от его родителей. Результаты медэкспертизы скоро будут. Все по закону.

Политик сглотнул ставшую вязкой слюну и вперился с ужасом в бумаги.

— Так что ты сядешь. А твоя история попадет во все печатные издания. Ты же известный деятель детскозащитного движения. Ты же интервью давал. Вот тебе будет еще и реклама.