Александр Бушков - Пиранья против воров Страница 45

– Сделаем, – сказал Гвоздь чуточку озадаченно. – Задали вы мне задачку... Загвоздка не в том, что это сложно – чего там, ребята крутанутся – а в том, что т а к о г о я еще в жизни не организовывал. Непривычное для меня место.

– Цивилизуйтесь, Николай Фомич, – сказал Мазур с усмешечкой. – Коли уж в легальные бизнесмены подались... Ну, не смею более тратить ваше время...

Он встал и, легонько помахивая завернутой в бумагу картиной, вышел из кабинета. Спускаясь по лестнице, поймал себя на том, что взвешивает картину на руке, пытается прикинуть, на сколько она потянет. Выходила сущая ерунда, менее килограмма – да и то главным образом за счет старой, основательной деревянной рамки и стекла. Бумага сама по себе ни черта почти и не весит. Тем пикантнее ощущения.

Впрочем, он мог и ошибаться. Возникшие в мозгу ассоциации были элементарной ошибкой, путаницей, выдачей желаемого за действительное, белой горячкой, шизофренией, старческим маразмом...

Мазур предусмотрительно утешал себя этими оптимистическими мыслями – когда не спеша шел по двору, когда поднимался в свои апартаменты, когда извлекал картину из обертки, бесцеремонно кромсая плотную хрусткую бумагу перочинным ножичком.

Темнело в эту пору поздненько, и света было достаточно природного. Он сидел в уютном глубоком кресле, держа перед собой застекленную картину на полусогнутых руках – локти для удобства уперты в колени, сигаретка дымится в углу рта.

Всего-то полметра на полметра, не более. Очень похоже, этюд когда-то был частью более обширной работы – в правом верхнем углу четко виднеются полоски и полукружья, слишком четкие и осмысленные для обычных клякс или там помарок, или пробы кисти. Правда, уже не определить, что красовалось на отрезанном куске.

Мужик яростно орал, разинув рот так, что это превышало всякие человеческие возможности. Это даже и не совсем человек – некая помесь со зверем, ни один человек не сможет так разинуть хайло, да и зубы какие-то странные: сатир? оборотень? фавн? или кто там еще?

Что интересно, была в этом орущем страхолюде некая загадочная привлекательность. Он с т р а н е н, но не уродлив, диковинный, но ничуть не омерзительный. Все дело, сдается, в недюжинном мастерстве художника. Он был талантлив, ясно даже такому далекому от изящных искусств человеку, как Мазур. Быть может, те же самые чувства заставили и молодого подполковника сгрести в мешок именно эти картины, а не какой-нибудь массивный портсигар или золотой канделябр...

Послышался негромкий знакомый стук, дверь почти сразу же распахнулась, и зацокали каблучки. Очаровательная и послушная, экологически чистая девочка Ксюша принесла поднос с ужином. Без дополнительных указаний водрузила его на обычное место, встала поодаль, наблюдая за Мазуровыми занятиями с хорошо скрытым презрительным самомнением юности – и грамотно поставленной гримаской красивенькой дурочки. Хотя не проста была девочка, ох, не проста – но что поделать, приходится принимать ее такой, какова она есть, дареной девушке в диплом не смотрят...

– У вас будут какие-нибудь распоряжения? – поинтересовалась Ксюша с безразличным видом. – Пожелания? Фантазии?

– Ксюша, – сказал Мазур, поставив картину на пол рядом с креслом. – А ты, собственно, Ксения или Оксана?

– А какая разница?

– Огромная, – сказал Мазур. – Оксана – это, по-моему, что-то мягкое, домашнее, пейзанское... только не притворяйся, будто ты не понимаешь значения слова «пейзанское». Мне кажется, ты отлично разбираешься в иностранных и редких словах... Так вот, Оксана – это вареники, блузочка с вышивкой, садик вишневый коло хаты, – и он тихонько пропел: – Ой, за горами там жницы жнуть... А Ксения, мне упорно представляется – очки в строгой оправе, пачка учебников и указка в руках... но иногда – еще и пылающий под маской серьезной училки секс-эппил...

– Мистер, я уже успела понять, что охальник вы изрядный... – сообщила Ксюша с легкомысленным выражением мордашки. – Это вы, я так понимаю, столь длинной и сложной цепочкой подсознательных ассоциаций меня в постель загоняете? Подождите, а? Вам тут снова почта пришла...

Она безмятежно извлекла из кармашка два конверта, один поменьше и полегче, другой побольше и потолще, протянула их Мазуру.

– А ведь это прогресс... – сказал он не без растерянности, взвешивая на ладони запечатанные, не обремененные никакими адресами и фамилиями конверты. – Помнится, раньше ты молчком на бумажке царапала и тут же оную жгла...

Ксюша преспокойно сообщила:

– Раньше был риск, что здесь есть подслушка, а теперь я знаю совершенно точно, что ее тут нет...

– Медленно смерив ее взглядом – от черных туфелек до белой кружевной наколочки в волосах, этакого мини-кокошника – Мазур покрутил головой:

– Ксения-Оксана, а тебе никогда не приходило в голову, что ты занимаешься рискованными, мягко говоря, делишками? Опасно совмещать роли тайного почтальона и чинной горничной – особенно в т а к о м вот поместье...

– Кирилл Степанович, – сказала она задушевно. – Неужели вы способны выдать юную очаровательную девушку, которая вам которую ночь отдается со всем пылом нерастраченной невинности?

Мазур пожал плечами, чуточку опешив:

– И все же...

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское, – изрекла Ксюша. – Это о вашем поколении, я читала, уйма нянек заботилась – парткомы и профкомы, женсоветы и прочие худсоветы... А нашему приходится сугубо на себя рассчитывать... Пусть и с риском. Это философская система, не правда ли?

– Пожалуй, – кивнул Мазур.

Девчонка показала ему язык и, покачивая бедрами, удалилась в спальню. «Милая, до шампанского иногда надо еще дожить... – рассеянно подумал Мазур, вскрывая оба конверта. – А дожить-то и не каждому удается, вот ведь что...»

Он решил начать с того, что был полегче – там оказался один-единственный листок, аккуратно сложенный вчетверо.

«Кирилл Степанович! Я вас завтра жду в десять, только непременно устройте, чтобы за вами никто не следил. Дело серьезное, и мне просто-напросто не на кого больше полагаться... Лара».

Упоминавшийся в письме адрес – улица, дом, квартира – был Мазуру напрочь незнаком, ни с чем не ассоциировался. Если бы еще быть твердо уверенным, что это в самом деле почерк Лары... Ведь записка может укладываться в его версию т а к, а может и – совершенно э д а к... Или нет?

Хотя в письме ни словечком не упоминалось, что его следует предать кремации, Мазур на всякий случай придвинул массивную пепельницу с тремя обезьянками и щелкнул зажигалкой. Пустой конверт изничтожать не стоило, поскольку он был девственно чист.

Крутя головой и похмыкивая, он взялся за второе письмо, представлявшее собою гораздо более серьезный эпистоляр – густо исписанные аккуратным разборчивым почерком листы... два... три... четыре... пять. Подписи нет. А вот содержание...

Первая фраза, жирно подчеркнутая красным фломастером, звучала интригующе: «Вы ведь уже убедились на примере магазина „Радость“, что моей информации можно доверять?»

А далее шли подробнейшие инструкции. Ему то ли предлагалось, то ли предписывалось быть завтра не позднее тринадцати ноль-ноль на некоей даче, куда следовало явиться с видеокамерой – а чтобы не опоздать, выехать лучше загодя.

Далее следовало подробное описание дороги, наиболее заметных из машины ориентиров и примет, места, где спрятан ключ от «нежилой половины». «Те, кого ему следует снять» появятся примерно в половине второго. И снова инструкции – откуда снимать, где лучше всего оставить машину в надежном отдалении...

Конец первой части. Далее следовала часть вторая, не менее интригующая. Адрес, телефон, имя и полное описание внешности человека, с которым уже достигнута предварительная договоренность о том, что к нему придет некий гость и за двадцать тысяч долларов приобретет некие фотографии, а также кассету с негативами. Как легко догадаться, эта роль отводилась опять-таки Мазуру. «Ага, сейчас, – подумал он хмуро. – Что для меня двадцать тысяч долларов? По всем углам пачки валяются...»

Он перечел послание еще раз. Загадок оно таило не в пример даже больше, нежели первое, от Лары. Судя по описанию, дача находилась где-то у черта на куличках, за городом, в лесу – идеальное место для того, чтобы аккуратненько, без шума и лишней огласки пристукнуть не одного Мазура, а целый взвод. Даже если прихватить с собой автомат – риск нешуточный. Самое глупое в этой жизни – считать себя круче всей планеты. Сядет за сосну снайпер, аккуратно, плавненько потянет курок, задержав дыхание – и сочиняйте прочувствованный некролог контр-адмиралу К. С. Мазуру, которого любили интеллигентные дамы, легкомысленные девицы и даже одна французская диверсантка...

Но, с другой стороны – зачем громоздить настолько уж сложную ловушку? Почему бы, если хочешь заманить в уединенное место и пристукнуть к херам, не написать просто: если вы подъедете в такое-то время к такому-то месту, то узнаете ответ на все загадки от маленького, хроменького, в черной шляпе? И, пока будешь торчать на проселочной дороге, высматривая хроменького, в черной шляпе... К чему лишние сложности?