Сергей Анохин - $амки Страница 45

Отвертка резко поднялся, хватая ее за плечи:

– Милая, любимая, вот он. Наш настоящий час.

21 августа 2007 года

Джон Цыдыпжапов – Беседа

Михаил уже выпил несчетное количество чая, забил окурками пепельницу и мусорное ведро, а Леси с Беседой все еще не было. Снова звонить не хотелось. Два часа назад они разговаривали последний раз – уже на подъезде к Москве. Ясно, пробки, но все равно, почему же так долго?..

Хлопнула входная дверь. И вот уже Леся повисла на шее, за ее спиной широко улыбался Беседа.

Господи! Как же он изменился!

Нет, не постарел, не поседел – возмужал. Сквозь растрепанные Лесины волосы Ученый рассмотрел широкие, каких раньше и представить было невозможно, мускулистые плечи, спокойный, незамутненный сомнениями и неуверенностью взгляд умных внимательных глаз, твердую решимость когда-то круглого и безвольного детского подбородка. И будто догадавшись, о чем он думает, Леся громким театральным шепотом сообщила:

– Он такой крутой стал, просто диву даюсь…

Джон ждал возле вагона с охапкой цветов. Ей даже подумалось, что так он стоит на перроне уже не первый час – с тех пор, как получил ее телеграмму и примчался на вокзал.

Он, как всегда неловко, сунул ей в руку букет, растерянно, не зная, чем теперь занять освободившиеся руки, посмотрел на нее:

– Как доехала? – спросил, как всегда невпопад, и смутился.

Леся грустно улыбнулась, слегка наклонилась и поцеловала в лоб:

– Пойдем куда-нибудь, поговорим.

Центральный зал Московского вокзала в Петербурге только поначалу показался похожим на Ленинградский. Здесь все было не так: вместо дешевых, грязных забегаловок и непрезентабельных киосков – бизнесцентр, магазины с книгами, цветами, сувенирами, на постаменте – бронзовый бюст Петра; народ перемещается чинно, как бы подчеркивая традиционное достоинство жителей культурной столицы, без излишней суеты и толкотни; даже челноки и мешочники какие-то необычно тихие и несуетливые.

– Я на машине…

– Ой, конечно же! «Фокус»?

– «Мустанг».

Она притворно строго взглянула на него:

– Непатриотично как-то. Мог бы купить модель собственного производства, так сказать.

– Так ведь подарок от руководства. За безупречную службу.

– Ого!

– А ты думала, – гордо улыбнулся он. – Есть тут на Невском одно местечко уютное. Там поговорим, а потом…

– А потом посмотрим, что дальше.

В кафе модной галереи элитных бутиков было тихо и пустынно. Мелодичная, едва слышная музыка, неприметно порхающие между столиков официантки, нега, прохлада, комфорт.

Леся отломила кусочек замысловато украшенного пирожного, пожевала, поморщилась – химия. Отодвинула тарелку, отхлебнула кофе. Закурила:

– Дело вот в чем…

По мере рассказа лицо Джона становилось все мрачней.

– И вот я здесь, – закончила она. – Ты поедешь со мной?

Он молчал.

– Я знаю, о чем ты. Писал про буддизм, про дацан…

– И сейчас мы туда поедем!

Она не стала возражать.

Семь лет назад, отправляясь в Питер, Джон сказал, что будет искать утешения и просветления в вере предков: «Пора грехи отмаливать». Поэтому, собственно, и поехал в Северную столицу, где в то время был единственный на всю Европейскую Россию буддийский храм, точнее – ламаистский дацан. Видимо, что-то такое он там действительно нашел, потому как письма его становились все более спокойными и светлыми, не то что вначале, когда он беспрерывно повторял о чувстве вины перед богом и людьми.

И не только письма.

В начале своего пребывания на холодных невских берегах Беседа по большей части перебивался с хлеба на воду, довольствуясь случайными заработками. А с 2002-го пришел на только что открывшийся во Всеволожске завод «Форда» и неожиданно – прежде всего, видимо, для себя – стал личностью не просто уважаемой, но исключительно популярной и востребованной. О поездках в Штаты, в штаб-квартиру автогиганта в Диборне, где его неоднократно принимал глава корпорации, он рассказывал так, будто это были мелкие докучливые рабочие эпизоды. Немного живей и с большей симпатией говорил о встречах с бразильскими профсоюзниками. Но по-настоящему вдохновлялся, только повествуя о визитах в Дхарамсалу – резиденцию Далай-ламы Четырнадцатого. Дело в том, что, впервые побывав там в качестве попечителя дацана, Джон не просто удостоился лицезреть Тэнйзина Гьямцхо, но и по-настоящему подружился с ним.

Именно это, а не постоянное субсидирование реставрационных работ превратило Беседу из обычного, хоть и очень уважаемого, прихожанина в учителя высшей буддийской мудрости. Ведь для ламаиста даже простая встреча с Тэнйзином Гьямцхо – это высшая награда, которую еще надо заслужить. А личная дружба и постоянная переписка поднимает такого человека в глазах верующего на недосягаемую высоту. Не зря же говорят, что каждый, кто увидит далай-ламу, жить по-прежнему уже не сможет. В нем обязательно произойдут какие-нибудь изменения, причем все – к лучшему.

21 августа 2003 года

Леся Стерхова

– С одной стороны – лучше бы приехала в середине июня. В августе белых ночей не увидишь, но с другой – и хорошо, что не в июне, тут из-за трехсотлетия такая давка была… Ох, не вспоминать. Все нормальные люди, кто мог, из города на месяц свалили, лишь бы подальше, – сказал Беседа. – Денег на эти праздники убухали – не сосчитать… А толку? Стоит сто шагов от Невского отойти, и сразу – трущобы, разруха, свинство. Народ голодает, а они – лазерное шоу. Дурацкое и неудавшееся к тому же.

В Питере Леся была впервые. И прямо из Пулково Джон повез ее смотреть город.

Он совершенно не переменился. Как был рьяным поборником справедливости, так и остался. Кажется, стал даже непримиримее. С искренним возмущением педантично перечислял все прегрешения городской администрации: плохие дороги, нерадивых дворников, отсутствие единой городской политики в области обустройства детских площадок, плохую работу постовых милиционеров, беспредел на рынках, разрыв линии метро – короче, не было в городе ни одного чиновника, муниципального, районного или губернаторского, который хотя бы частично соответствовал занимаемой должности. С городских проблем он перекинулся на заводские. Тут, разумеется, тоже всем досталось. Проклятые капиталисты нещадно эксплуатировали рабочий класс и трудовую интеллигенцию, извлекали невиданные сверхприбыли и упорно не желали делиться ими с истинными создателями материальных благ. А между тем, уверял Беседа, именно эти скромные труженики – настоящие творцы и мастера своего дела – достойны лучшего, и это вполне возможно, поскольку у администрации есть на это деньги и средства.

Уже напрочь позабыв, что начал с лазерного шоу, Беседа с пафосом стал рассказывать о своей нелегкой борьбе за свободу рабочего класса:

– Сколько можно позволять начальству вытирать об рабочих ноги, считать нас за рабочий скот? Совсем считают нас за безмозглых кретинов, не знающих своих прав, и поэтому измываются, как хотят! Нет, нельзя больше такое терпеть, нужно уважать себя! Пока мы молчим и сносим издевательства, так и будут издеваться. Они же боятся нас, вот я точно говорю: их, этих хитро-мудрых иностранцев немного совсем, да чуток их местных прихлебателей, а мы – сила! Без нас этот завод – куча металлолома. Вот что им пора понять, и они это понимают, только обнаглели. Ну так пора им совесть иметь. Поучить надо капиталистов по-настоящему, чтобы не думали, что можно без конца издеваться над рабочим коллективом!..

Леся слушала его с улыбкой и думала о том, как правильно сделала, что все-таки решилась через три года разлуки встретиться с этим нетерпимым борцом со злом.

…Высокий накал чувств не может сохраняться вечно. Движение друг к другу когда-то останавливается.

Полгода назад у Михаила случилась командировка – поехал в Италию. Разлуки он не хотел. Но когда садился в поезд, выглядел таким счастливым, будто вырвался из тесной клетки. А после возвращения на вопрос: «Как дела?» – ответил: «Отлично!»

А ей было плохо! И она предложила в следующий раз ехать только вместе. «Посмотрим!» – ответил Михаил, и она поняла, что он будет этому сопротивляться.

Маятник любви качнулся назад, поняла Леся. Но почему?

А она-то не находила себе места в течение трех дней отсутствия любимого и считала это время отнятым у ее любви. Впервые они пережили событие, которое для него было радостью, а ей принесло огорчение. Неужели она ему надоела?

И в следующий его отъезд даже не заикнулась о том, чтобы сопровождать, а на прощание просто сообщила, что летит в Питер.

– Никогда еще там не была. Париж видела, Барселону, Ниццу, а красивейший город России так и не удосужилась. Даже стыдно, – лукаво улыбаясь, сказала она Михаилу. – Да и Джон все время зовет.

Стерхов пожал плечами, но возражать не стал.

И не задумываясь, перебила Беседу с его бесконечной профсоюзной темой, выпалила: