Крэйг Томас - Дикое правосудие Страница 46

Когда он вернулся в гостиную, на улице уже послышался приближающийся вой сирены. Времени не оставалось.

Лок искоса взглянул на девушку, и ярость снова закипела в нем. Но он уже знал, что его квартира пропала, что он больше никогда не вернется сюда. Сначала Тургенев забрал Бет, а теперь – остатки его прошлой жизни. У него осталось лишь старое «я», которое, как он надеялся, ему никогда больше не понадобится. Он снова превратился в агента, знавшего, как убивать людей, как предавать их, как уходить от преследования и выживать в критических ситуациях.

Тургенев… Ван Грейнджер должен подтвердить, что именно Тургенев стоит за сценой, что именно он руководил всем, включая убийство этой девушки. Лок считал, что когда он услышит об этом из уст старика, он сможет…

Лок вышел из комнаты, пробежал по коридору и захлопнул за собой дверь квартиры. Завывание полицейских сирен прекратилось: автомобили остановились перед домом.

Настойчивый звонок телефона пробудил Дмитрия Горова от глубокого, тяжелого сна. Он заворочался и понял, что спал одетым. В горле пересохло, во рту стоял отвратительный привкус. Прищурившись, он взглянул на циферблат часов. Должно быть, он заснул около часа назад, после ухода Алексея. Дмитрий со стоном поднял трубку и услышал возбужденный мальчишеский голос Голудина.

– …Нашли, инспектор! Мы с Марфой обнаружили товар, героин!

– Успокойся, – проворчал Дмитрий. – Где, каким образом? Говори помедленнее.

Им тоже овладело радостное возбуждение. В унылой пустой комнате разом посветлело.

– В одном из складских помещений больницы, – Голудин неожиданно понизил голос до хриплого театрального шепота. – Сейчас я звоню из автомата, который здесь в фойе. Пакет лежит у меня в кармане, это улика! Что нам делать теперь?

– Не оставляй Марфу, – распорядился Дмитрий. – Я сам приеду, – он потер щеки, провел рукой по усталым слипающимся глазам. – Выезжаю сейчас же. Оставайся там до моего появления… Вас никто не вычислил?

– Нет. Нам показалось… – теперь в трубке слышалась радостная скороговорка. – Нам показалось, будто кто-то собирается заглянуть на склад, но, к счастью, пронесло. Шаги прошли дальше по…

– Прошли – и черт с ними! Старайся вести себя так, словно ничего не произошло. И… вы молодцы.

Дмитрий положил трубку, немного подержав ее в руке и спрашивая себя, стоит ли звонить Воронцову.

– Пусть отдохнет, – наконец пробормотал он и тяжело, словно инвалид, встал с постели. Затем реальный смыл сообщения Голудина настиг его, как приступ рези в желудке, и он чуть не согнулся пополам.

– Бог ты мой!

Однако его восклицание было восторженным. Мало-помалу нервное напряжение спало, и он выпрямился. Ему хотелось молотить кулаками воздух, словно спортсмену, торжествующему победу.

– Мы достали тебя! Достали!

Он торопливо прошел в ванную, поплескал холодной водой на сонное онемевшее лицо, энергично растерся полотенцем, остро ощущая тишину и пустоту в доме. Из зеркала на него смотрел изможденный стареющий человек, чей вид как будто отрицал все еще бушевавшее в нем возбуждение.

Дмитрий отвернулся от своего отражения и вышел из ванной, откинув назад пятерней свои редеющие темные волосы. Оказалось, что он чуть не пропустил очередной телефонный звонок. Досадливо поморщившись, он вернулся к аппарату.

– Да? – нетерпеливо спросил он.

– Дмитрий? Это Любин. Только что поступило сообщение… – в голосе звучал благоговейный ужас, словно Любин потерял сбережения, которые копил всю жизнь. – …Насчет шефа. В его квартире произошел взрыв. Все разнесло в клочья.

– Он жив?

– Не знаю. Пытаюсь выяснить. Сообщение только что пришло от дежурного патруля. Полдома обрушилось, молодая женщина с ребенком наверняка погибли, но я…

– Встретимся там, – отрезал Дмитрий. – Сейчас же!

Он бросил трубку и повернулся, едва не потеряв равновесие. Сильно кружилась голова. Он осторожно прижал руки к лицу, словно пытаясь заверить себя в том, что он еще жив, дышит, думает, ходит по земле. Его лоб покрылся ледяной испариной, и он снова с необыкновенной остротой ощутил тишину и пустоту в доме. Алексей, Алексей… Они добрались до него, потому что он слишком близко подошел к истине. Слишком близко для того, чтобы оставить его в живых.

Дмитрий стоял в дверях своего дома, глядя на падающий снег.

Они убили Алексея…

Войдя в палату, Голудин увидел доктора Дэвида Шнейдера, отходившего от постели Марфы. Голудин чуть было не выхватил пистолет, но вовремя понял, что Марфа цела и невредима. Она энергично качала головой за плечом Шнейдера, предостерегая его от необдуманных поступков. Голудин покраснел и отвел глаза, не желая встречаться со строгим вопрошающим взглядом американца.

– Мне казалось, что вы охраняете коллегу, – заметил Шнейдер. Американец держался немного нервозно, но Голудин замечал лишь свое смущение и чувство вины перед Марфой.

– Я обнаружил ее постель пустой, а дежурная медсестра не знала, где вы находитесь, – чопорно добавил Шнейдер, словно исполняя формальную обязанность. – Я… – он изобразил на лице умиротворяющую улыбку, – я предупредил даму, чтобы она оставалась в постели. Ради ее же блага. О'кей?

– Что? Да-да… – Марфа по-прежнему выразительно качала головой. Какое оправдание она придумала? А что если его спросят, где они были? – Извините, пожалуйста.

Русский Шнейдера был по-школьному правильным. Он тщательно выговаривал слова, словно смакуя их звучание, однако сейчас Голудин чувствовал себя так, словно он сам пытался говорить на незнакомом языке. Он был уверен: Шнейдер что-то подозревает.

Врач рассеянно кивнул и вышел из палаты. Голудин торопливо подошел к постели Марфы.

– Что ты ему сказала? – прошептал он.

– Я пошла в туалет, а ты отправился поискать что-нибудь из еды, – возбужденно ответила она. – Ну?

– Дмитрий уже едет сюда. Нам остается только ждать, – теперь Голудин тоже улыбался; напряженность, сковавшая обоих после решающего открытия, начала спадать. – Черт побери, Марфа, мы это сделали! Мы и впрямь это сделали!

Шнейдер помедлил в коридоре и оглянулся через плечо на оконце пожарного выхода из палаты. Он увидел молодого милиционера, склонившегося над женщиной в постели. Они казались детьми, узнавшими великий секрет и поздравлявшими друг друга с открытием. От этой мысли по его спине пробежал ледяной холодок. Он заторопился к лифтам.

Он следил за ними, подозревая, что их поместили в больницу умышленно, как троянского коня. Однако они ничего особенного не делали, ничего не знали и вряд ли о чем-либо догадывались: довольно непоседливая молодая особа и мальчишка милиционер. Они не представляли никакой опасности.

До сих пор…

Шнейдер поспешно вышел из лифта, как только открылись двери, и зашагал по коридору к складским помещениям подземного этажа. По пути он миновал сиделку, которая несла кипу больничных полотенец. Она уважительно кивнула ему. Он чувствовал, что его ответная улыбка была вымученной и фальшивой.

Шнейдер осмотрел замок. Никаких повреждений или признаков взлома. Он открыл замок и вошел внутрь, снова заперев за собой дверь перед тем, как включить свет. В глаза ему сразу же бросилась тонкая, едва заметная полоска белого порошка, просыпанного на пол. Шнейдер медленно двинулся к ней. Сердце бешено стучало в груди, в боку сильно покалывало. Он неуклюже наклонился, послюнил палец, прикоснулся к порошку, попробовал…

…и сплюнул. «Красная лошадь»! Шнейдер мгновенно взмок от пота. Вскинув голову, как загнанное животное, он поднялся на ноги и начал карабкаться вверх по полкам. Найдя вскрытую коробку, он недоверчиво потрогал ее, лихорадочно желая лишь одного: чтобы его подозрение оказалось напрасным, чтобы он ошибся, чтобы…

Он не спустился, а съехал на пол и прижался щекой к холодной металлической стойке. Образы женщины, покорно лежавшей в постели, и молодого милиционера с глуповато-простодушным лицом мелькали в его сознании, глумясь над ним. Как они могли обнаружить товар? Эти щенки, эти разини… Их начальник подозревал его, Шнейдер знал об этом. Один из пакетов исчез: теперь у них есть неопровержимая улика. Вскоре они заявятся сюда с обыском.

Шнейдер обхватил голову руками. Он должен сообщить о случившемся Паньшину. Теперь, после смерти Роулса, только Паньшин мог вытащить его, помочь ему выбраться из того глубокого болота, в котором он увяз…

– Успокойся, Паньшин! – пролаял Бакунин, стискивая правой рукой что-то невидимое на столе. – Об этом уже позаботились. Цыпленок лишился головы, теперь осталось лишь посмотреть, как умрет тело.

Он прислушался к голосу в трубке.

– Справиться с ними не составит труда. Скажи американцу, чтобы не пачкал штаны. Что за народ, неужели у них нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего силу духа!