Богдан Сушинский - Севастопольский конвой Страница 49

– Дальнейшие прения излишни. Письменный приказ, – взглянул на жилеточные, на старомодной цепочке, часы контр-адмирал, – вам, полковник, будет вручен в штабе в двадцать ноль-ноль. – «Значит, все-таки подстрахуется решением военсовета», – понял Коновалов. – К четырем утра, то есть к рассвету, маяк приказываю взорвать, руины сетью замаскировать. При этом примите все меры предосторожности, ведь рядом находятся суда.

– Будет все, как в донесении, – пробубнил уже свое традиционное Коновалов. – Там все, аккурат, изложено. Взрывные работы намерен поручить…

– Никаких поручений, полковник, никаких! – прервал его командующий оборонительным районом. – Ликвидацией Воронцовского маяка, товарищ Коновалов, руководите лично[32], – с жесткостью приговора объявил контр-адмирал и в голосе его «статс-канонир» уловил некие нотки мстительности: дескать, ты, Коновалов, затеял все это – тебе и грех на душу брать.

Впрочем, оставляя кабинет Жукова, полковник вынужден был признать, что сам грех этот достался ему по должности, а значит, по справедливости.

– Сегодня штаб флота подтвердил, что к переброске с Кавказа действительно готовится полнокровная, по штатному расписанию укомплектованная дивизия, – обратился контр-адмирал к Софронову, стараясь при этом как можно быстрее уйти от болезненной темы гибели маяка.

– Считаете, что на сей раз речь идет не об очередной «успокоительной» радиограмме, – прямо спросил его генерал-лейтенант. – Что мы в самом деле получим эту дивизию?

– Исходим из того, что названную дивизию нам перебросят в ближайшие дни вместе с обещанными маршевыми ротами пополнения и отдельным гаубичным полком впридачу.

– Давно бы пора. Хотя понятно, что изыскивать такие кадровые полнокровные дивизии становится все труднее.

– Где будем располагать бойцов перед выводом на передовую? – обратился Жуков к сидевшему чуть в сторонке начальнику штаба обороны полковнику Крылову.

– Предполагаю, – мгновенно отреагировал тот, – два полка расположить на территории санатория Куяльник, откуда их быстро и без особой суеты можно выдвинуть к передовой.

– Оптимальное решение.

– Третий полк и вспомогательные службы – неподалеку, в поселках Усатово и Нерубайское.

Они встретились взглядами, помолчали.

– Что ж, – тяжело, обеими ладонями, хлопнул по карте оборонительного района контр-адмирал, словно в следующую минуту собирался бросить в наступление все имеющиеся у него части. – Теперь и членов Военсовета приглашать можно.

– Потому как есть чем обнадежить, – развил его мысль начальник штаба.

3

Свободных казарм у создателей Севастопольского полка морской пехоты явно не оказалось, поэтому располагались его батальоны вдали от города, в заброшенных корпусах какой-то базы отдыха, теснящихся в прибрежной полосе узкого, извилистого залива. Почти потерявший связь с морем и давно превратившийся в банальный, пересыхающий лиман, – заливчик, тем не менее оставался последним свидетельством того, что когда-то в его каменных берегах бурлила степная речушка, до сих пор напоминавшая о себе едва слышным воркованием.

Пока грузовичок неспешно пробирался по каменистой дороге к бывшему административному корпусу базы, командир полка пристально наблюдал за тем, как в долине, расположенной вверх по течению, офицеры пытались заниматься с моряками тем, чем заниматься с ними, в принципе, было совершенно бессмысленно – неким подобием строевой подготовки. Тяжестью своего предыдущего опыта Гродов осознавал: ничто в среде морских пехотинцев не предавалось такому презрению, как попытки командиров превратить их в плацовых строевиков. Так стоило ли тратить время на эти потуги сейчас, имея под рукой добровольцев, знающих, что на полное формирование и на всю подготовку к десанту им выделяют не более недели?

– Нет, вы видели, товарищ майор, – тут же прокричал Жодин, свешиваясь из кузова к дверце кабинки, за которой, с приспущенным стеклом, сидел командир полка, – как из этой слободской босоты кто-то пытается сделать потешных солдат императора Вильгельма?!

– Да, вижу-вижу, – недовольно проворчал Гродов и тут же приказал водителю повернуть в сторону долины.

– Так прикажите, и я сейчас же устрою им такую «потеху», при которой любой боцман содрогнулся бы!

– Живодер ты, Жодин, вот что я тебе скажу, – едва заметно ухмыльнулся майор, прекрасно понимая, что, дай он волю этому сержанту… Но тут же спохватился: а почему бы и не дать ему эту самую волю, объявив для начала инструктором по десантированию?

Гродов сразу же определил для себя: именно эту долину, по одну сторону которой когда-то располагался хозяйственный двор базы, а по другую – небольшой пруд с четырьмя шлюпками у дощатого причала, он и превратит в полигон для начальной подготовки десантников. Чтобы затем перейти к высадке на морской берег.

Подъехав к месту, где шли занятия, майор приказал представившемуся старшему лейтенанту Колобова прекратить строевые учения, отвести бойцов к кромке пруда и атаковать условного противника, занявшего оборону по бровке некрутого, изрезанного оврагами склона, вполне смахивавшего на прибрежные кручи.

Атаковали они бездарно: сбивались в плотные группы, кричали «ура» и матерились, заползая на склоны, на вершинах которых никому из них и в голову не пришло залечь и открыть огонь, чтобы очистить ближайшее пространство от вражеских солдат.

Комполка тут же заставил Колобова вернуть их, поставить в строй и объявил свой приговор:

– Так, старший лейтенант, солдат в атаку не водят.

– Потому что так водят только на скотомогильник, – популярно разъяснил его мысль сержант, стоявший вместе с офицерами чуть позади и в сторонке от Гродова. – Но уже не солдат.

– Кстати, это сказал инструктор по боевой десантной подготовке сержант Жодин, – тут же представил его майор. – А теперь слушай мою команду. Первая рота совершает марш-бросок по гребле на тот берег и, форсируя речку, атакует вторую роту, которая занимает позиции по вершине прибрежного ската. Штыки отомкнуть. Имитировать штыковой и рукопашный бои пока что будем без штыков. Но лишь пока что! Атаковать врассыпную, не сбиваясь в кучи; на берег выходить молча, без единого звука, как и подобает на первом этапе ночного десанта.

– Значит, высаживаться все-таки будем ночью? – спросил кто-то из роты, которой выпало первой форсировать речушку.

– Что ты, дорогой?! – съязвил какой-то кавказец. – Солнечным днем, на лучшем одесском пляже.

– При цветах и девочках, – поддержали его.

– Естественно, ночью, – резко пресек эти «разговорчики в строю» командир полка. – Поэтому учитесь действовать в одиночку, исходя из ситуации – быстро и решительно, даже дерзко.

При выходе роты из реки Гродов взял у Малюты винтовку и вместе с Жодиным и Злотником вступил в рукопашный бой. Причем после первой же схватки Дмитрий отбросил оружие и, уходя от штыковых уколов и ударов прикладами, начал перехватывать винтовки «противника» руками, совершая боковые подсечки, броски через себя и удары ногами. Атака по существу была сорвана. Возле Гродова столпилось около двух десятков моряков, и каждому хотелось испытать удачу в схватке с командиром полка.

В конце этого учебного светопреставления, майор захватил между ног и под мышки одного из моряков и, прикрываясь им «от пуль», пронесся в атакующем темпе метров двадцать, затем швырнул его «на штыки» трех сгрудившихся «врагов», чтобы тут же метнуться в ближайшую лощину и открыть по ним огонь из пистолета.

– Я хочу, – прокричал он, поднимаясь из своего окопчика и обращаясь к сотне собравшихся вокруг бойцов, – чтобы во время высадки десанта каждый из вас вел себя так, словно он один оказался протий целой своры врагов! И запомните: ни мне, ни армии ваша геройская гибель, с разрывами на груди тельняшек и криками «На, стреляй, фашистская гадина!» – не нужна. Оставаться на поле боя мертвыми и побежденными нас в этой войне уже научили, теперь мы должны учиться оставаться на поле боя живыми и победившими.

– Святая правда, братва, – боцманским басом отозвался один из тех, на кого Гродов только что швырнул свою «живую броню» – приземистый, на удивление широкоплечий крепыш, у которого кончик широкого носа оказался увенчанным шрамом. – Могилить их надо – всякого, кто без спроса сюда пришел.

– Хватит от немца-румына бегать, пора бы уже отдышаться, – поддержал его костлявый, жилистый, почти двухметрового роста резервист, в непомерно широких ладонях которого винтовка казалась детской имитацией из стебля подсолнуха.

– Поэтому ни при каких обстоятельствах не теряйтесь, – продолжал майор, не отвлекаясь на его и другие реплики. – Все должно идти в ход: патрон, штык, приклад, финский нож, который все вы должны научиться метать; гибельные удары ребром ладони или копьевым ударом пальцев по глотке, – тут же изобразил он эти приемы на ближайших бойцах, – наконец, обычный подвернувшийся под руку камень. Вашим оружием должно становиться все, что способно разить противника.