Андрей Поповский - Третий раунд Страница 49

— А, ну да, конечно помню, — широко улыбнулся тот. — Валеха тогда меня попросил, чтобы я помог ему, вот мы с ним к тебе и заехали.

— Слышал уже небось, что нынче в городе творится? — Алан все так же не спускал с Марика своего тяжелого взгляда.

— Как не слышал, все знаю — не пошла эта «бэха» Михее в прок. И про Тамика знаю, и про Сулю. Жаль, конечно, ваших пацанов, — осторожно кивнул Марик, — но откровенно тебе скажу, что врагов вы за это время нажили не мало.

— Ну да, есть такое дело. Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, — развел руками Алан. — Я тебе вот что хотел сказать. Ты это, с Валехой лучше больше никаких дел не имей, и вообще держись от него подальше. Понял меня?

— Понял, как не понять.

— Тут все очень серьезно. Я никому про тот ваш визит не рассказывал, молчи и ты о моем. Мы с тобой, все же, слишком много вместе пережили, чтобы я тебя не предупредил.

— Спасибо, Алан.

— Сочтемся. Ладно, давай, я поехал. Извинись еще раз перед Алиной за меня. Если все будет нормально, мы еще посидим вместе.

Марик вышел из машины и стал тяжело подниматься по лестнице. Несмотря на вечернюю прохладу, у него по спине ручьями струился пот.

Ранним утром Валеха в отличном расположении духа вышел из своего подъезда и, засунув руки в карманы легкой летней куртки, пошел на место встречи с двумя парнями из его бригады, которые должны были забрать его с обычного места встречи — небольшого пятачка около завода «БИНОМ». Хорошего настроения Валехи не могло испортить даже неудачное покушение на Сулю. Пусть тот все же остался в живых, но, по точной информации из больницы, где он лежал, после ранения в позвоночник Суле суждено было всю жизнь оставаться прикованным к инвалидному креслу. Скоро, очень скоро — думал про себя Валеха — гэсовские передерутся между собой, самозабвенно деля пошатнувшуюся власть. Уже сейчас в их руководстве начались трения по поводу того, кто встанет на место выбывших старшаков, еще пара точных ударов — и они точно посыпятся. Вот тогда я и перехвачу куски, которые начнут отваливаться от них. Марик — трусливый дурень, где-то спрятался и не выходит на связь. Чего бояться мертвого льва? Нужно успеть на дележку его наследства, иначе останешься с носом.

Выйдя на пятачок, Валеха увидел уже ожидавшую его машину и двух своих парней, курящих сидя на корточках около нее. Увидев бригадира, те немедленно поднялись и выбросили недокуренные сигареты в сторону. Валехе оставалось пройти еще метров пять, когда он понял, что что-то тут не так. Он еще успел сунуть руку под свою куртку, где у него в наплечной кобуре был спрятан пистолет с патроном в стволе, но вытащить руку обратно он уже не успел. Из синхронно открывшихся задних дверей двух неприметных тонированных девяток, стоящих на другой стороне дороги, по нему и по его парням хлестнули тугие струи автоматных очередей. Отстреляв по целям, парни в черных масках на лицах резко захлопнули двери и обе машины с пронзительным визгом покрышек, оставляя за собой едкий запах пороховых газов, и черные следы жженой резины на асфальте, рванули прочь. Валеха, в которого попало не меньше десятка пуль, жил еще около минуты. В последние мгновенья уходящей вместе с затухающими биениями сердца жизни он видел перед собой только лицо своей девушки Фатимы — она улыбалась и махала ему рукой…

Глава 21

Затерянная в мордовских лесах зона, в которую попал Егор, находилась в переходном состоянии, постепенно склоняясь от черной к красной масти. Номинально, здесь все еще правили бал блатные во главе с положенцем Зямой, но реальные рычаги власти держал Лях — не по возрасту седой и кряжистый, как дуб, тридцатисемилетний мужик с запоминающимся шрамом на щеке, оставшимся у него еще со времен службы в милиции, и голубыми, холодными, как вечная мерзлота, колючими глазами.

Александр Николаевич Ляхов — бывший опер уголовного розыска из Москвы — был человеком очень интересным, с непростой судьбой, которая куражилась над ним как хотела, но ни поломать, ни хотя бы согнуть так и не смогла. Для него это была уже вторая ходка. Вообще-то, по всем правилам, бывшие сотрудники милиции, прокуратуры, судейские работники и так далее, должны отбывать срок наказания на специальных зонах, отдельно от контингента, который они в своей прошлой жизни ловили, обвиняли или судили, и то, что мужчина с таким прошлым не просто выжил на общей зоне, но и достиг высокого положения, было событием исключительно редким.

Свой первый срок, который Лях получил в еще конце в конце восьмидесятых за превышение должностных полномочий и избиение подследственного, он действительно отбывал на ментовской зоне в Нижнем Тагиле. Тогда, в восемьдесят восьмом, опытный тридцатилетний старший оперуполномоченный уголовного розыска расследовал, на первый взгляд, простенькое дело об изнасиловании. Компания восемнадцатилетних недорослей — студентов престижного московского вуза — воспользовалась тем, что родители одного из них уехали на дачу, и устроила в доставшейся им на разграбление шикарной четырехкомнатной квартире вечеринку, куда они пригласили нескольких симпатичных девушек со своего курса. Поначалу, все проходило вполне благопристойно — накрытый стол, с редкими для того времени деликатесами, танцы под новомодное диско и просмотр западных фильмов — от боевиков до мягкой эротики. Потом, когда основная масса гостей постепенно разошлась, в огромной как-то вдруг опустевшей квартире остались трое парней и одна иногородняя девушка, которую один из парней, по причине позднего времени, обещал проводить до общежития. Разгоряченные просмотром эротики парни, бывшие давними приятелями, с шутками и прибаутками начали приставать к своей однокурснице, которая поначалу посчитала все это невинной забавой. Вскоре у недорослей окончательно снесло крышу, и сквозь благопристойную внешность избалованных пай-мальчиков из приличных семей проступил звериный оскал молодых хищников, почувствовавших панический ужас своей жертвы. Девушка попыталась было сопротивляться, но это только еще больше распалило насильников…

Они вытолкали ее из квартиры только под утро, сунув ей в сумочку пригоршню мятых червонцев и внушительно посоветовав держать рот на замке, во избежание больших неприятностей. После долгих и мучительных колебаний, девчонка все же обратилась с заявлением в милицию, и к вечеру вся троица насильников, задержанная прямо на занятиях в университете, уже давала показания в местном РОВД. Поначалу все отпрыски благородных семейств бравировали своими высокопоставленными родителями и разговаривали с допрашивающими их милиционерами сквозь зубы, но работавшие с ними видавшие виды опера с помощью зуботычин, забивания в наручники и прямых угроз быстро объяснили шакалам, мнившим себя львами, кто они есть на самом деле и что случится с ними на зоне. Сопляки, столкнувшись с жесткими реалиями допроса с пристрастием, быстро раскисли и потекли, как помои по канализации. Они наперебой топили друг друга, валя вину на товарищей, чтобы хоть как выбраться из этого болота и не попасть на съедение к страшным уркам на зоне.

Казалось бы, что здесь все совершенно понятно и можно рисовать себе очередную палку за удачное раскрытие, но родители всей этой троицы оказались и впрямь весьма непростыми людьми. Один из них был высокопоставленным дипломатом, отец второго занимал немалую должность в аппарате министерства внутренних дел, ну а отец третьего — хозяин квартиры, на которой было совершено изнасилование — работал в горкоме партии и занимал там хоть не очень видный, но весьма значимый пост. Естественно, что родители начали жать на все доступные им рычаги, чтобы замять это дело. Наверное, все бы прошло гладко, если бы не неожиданное упорство потерпевшей, решительно отказавшейся забирать свое заявление обратно, и не особое мнение старшего оперуполномоченного Ляхова, имевшего в этом деле личный интерес. Ляхов патологически ненавидел насильников, и для него высокое положение сопляков было скорее отягчающим обстоятельством, чем основанием замять дело. Когда-то давно, ещё в студенческие годы Ляхова, его младшую сестру, возвращавшуюся домой вечером через темный парк, изнасиловала группа неустановленных лиц. Именно эта семейная трагедия и то, что насильники так и не были найдены, послужили основными причинами выбора профессии для Ляхова. Он тогда резко сменил вектор своей жизни, и после окончания вполне гражданского автодорожного института пошел работать в милицию. Именно поэтому капитан Ляхов — бывалый опер с непростым жизненным опытом, не раз заключавший сделку с совестью и отнюдь не являвшийся образцовым милиционером — здесь пошел на принцип, не поддаваясь давлению руководства и не давая по-тихому прикрыть уже полностью раскрытое дело.

Упрямство, однако, не помогло ни жертве насилия, которую в конце концов вынудили забрать свое заявление и перевестись в другой институт, ни капитану Ляхову, на которого завели уголовное дело за превышение должностных полномочий и выбивание показаний из задержанных. Сказать по правде, Ляхов, как и большинство его коллег, отнюдь не чурался рукоприкладства в отношении явных преступников, и его начальство всегда закрывало на это глаза, требуя от своих подчиненных прежде всего результат. Но на сей раз руководство, взбодренное полученными сверху пинками, решило показательно обломать упрямого опера, и делу об избиении задержанных дали ход. В итоге — сломленная всем случившимся, и особенно проявленной несправедливостью, девушка уехала из Москвы к себе домой в Вологду, капитан Ляхов получил четыре года колонии, а молодые шакалята, надежно защищенные родительским иммунитетом, продолжили грызть гранит науки на следующем курсе своего престижного вуза.