Андрей Воронин - Инкассатор: Страшный рассказ Страница 52

Разогнав свое дребезжащее корыто до ста сорока километров в час, Олег решил остановиться на достигнутом и лишний раз не искушать судьбу. На такой скорости машина скверно слушалась руля, на каждой кочке высоко подпрыгивая в воздух и не торопясь вернуться на дорогу. Ему вовсе не улыбалось подохнуть в кювете, не будучи уверенным, что Инга умерла вместе с ним. Автомобильная авария — разновидность русской рулетки; он же хотел действовать наверняка> спокойно, без истерики — не сходящий с ума от глупой ревности Отелло, но печальный палач, приводящий в исполнение суровый, но справедливый приговор.

Он успел. Тридцать восемь минут — Олег следил за временем по часам, вмонтированным в приборный щиток машины, — истекли, когда он уже свернул с шоссе на лесной проселок. Он ударил по тормозам, и машина послушно замерла, взметнув в воздух густое облако пыли из-под колес. Облако медленно догнало машину и накрыло ее, окутав грязно-желтым саваном. Олег дотянулся до бардачка, откинул крышку, на ощупь нашел среди копившегося годами хлама моток скотча и перочинный нож, захлопнул бардачок и выпрямился.

Инга начала приходить в себя, когда Олег уже заканчивал. Она глубоко вздохнула, потом ее ресницы затрепетали. Ее глаза открылись. Какое-то мгновение они были пустыми и бездумными, а потом вдруг сузились, потемнели — она вспомнила.

Она рванулась изо всех сил, но было поздно — липкая лента держала крепко. Порвать ее было невозможно, Олег проверил это на себе.

— Мразь! — выплюнула она, с ненавистью глядя на него сквозь спутанную завесу упавших на лицо волос. — Что ты задумал?

— Ты обязательно об этом узнаешь, — пообещал он, без спешки извлекая из кармана коричневый аптечный пузырек. — Только ты и я, и больше никто на всем белом свете… Это будет наша маленькая тайна.

— Немедленно развяжи меня! — потребовала она. В ее голосе звенел испуг, и Олег сдержал снисходительную улыбку. Если бы она знала, что ее ждет, то вряд ли смогла бы говорить членораздельно. Нет, она просто визжала бы, как свинья под ножом, отчаянно, без слов, на весь лес… — Учти, тебе это даром не пройдет! Не думай, что я стану молчать!

— Я как раз думаю, что станешь, — возразил Олег, расправляя на ладони чуть влажноватый платок. — Поверь, я сумею тебя уговорить никому ничего не рассказывать.

— Я ничего не скажу, если ты меня немедленно отпустишь. — Она повернула голову, увидела подступающий вплотную к дороге густой, забрызганный высохшей грязью из-под колес, чахлый подлесок и быстро поправилась: — Если ты отвезешь меня домой.

— Нет, — сказал он, медленно свинчивая крышку с пузырька, который держал на коленях.

— Что значит — нет?!

Он с удовольствием уловил в ее голосе истеричные нотки и подумал, что было бы неплохо посвятить ее во все подробности своего замысла, чтобы послушать, как она визжит. Впрочем, поразмыслив, он признал эту идею неудачной. Первоначальный замысел был намного изящнее; согласно этому замыслу, Инга должна была до всего дойти сама. „Она поймет, — подумал Олег, — тем более что это будет совсем несложно“.

— Нет — значит нет, — сказал он.

Она наконец заметила у него в руках пузырек и платок и испуганно отшатнулась.

— Что ты затеял? Изнасилование? Убийство? Ты просто псих! У тебя же не хватит духу, слизняк!

Он пропустил оскорбление мимо ушей.

— Не стоит меня подзадоривать, я в этом не нуждаюсь, а уж ты и подавно. Ты все узнаешь, когда Наступит время. А пока можешь успокоиться — я не насильник и не мясник. Я тебя пальцем не трону, обещаю.

— Тогда развяжи!

— Об этом мы уже говорили. Что толку переливать из пустого в порожнее. Ты всегда говорила, что у меня полностью отсутствует сила воли. Теперь я решил доказать обратное — тебе, а заодно и себе. Так, небольшой эксперимент. Расслабься, я не хочу, чтобы на твоем личике остались синяки.

Разумеется, она даже не подумала последовать его совету, как обычно сочтя его слова пустым сотрясением воздуха. Последовала короткая борьба; шансов у нее не было никаких, и через минуту машина, с плеском преодолев разлегшуюся поперек колеи громадную лужу, скрылась за поворотом лесной дороги…»

Рубен Ашотович читал больше часа, выкурив за это время целых четыре сигареты. Закончив, он некоторое время сидел молча, хмуря густые черные брови и озадаченно шевеля усами, а потом негромко, но очень энергично выругался сквозь зубы — на этот раз по-русски, что бывало с ним только в исключительных случаях, когда слов родного языка попросту не хватало для выражения обуревавших его отрицательных эмоций.

Ругань, вопреки обыкновению, нисколько не помогла. Продолжая хмуриться, Рубен Ашотович снял с золоченых рычагов телефонного аппарата трубку, покопался в растрепанном ежедневнике, отыскивая нужную фамилию, и стал, поминутно сверяясь с записью, тыкать толстым пальцем в кнопки, набирая номер Дмитрия Светлова.

Светлов снова надавил на кнопку звонка, и за дверью квартиры опять раздалось заливистое щелканье электронного соловья, на время заглушившее безнадежные трели разрывавшегося в пустой квартире телефона. Соловей щелкал и булькал долго, никак не меньше минуты. Стоявший позади Светлова с мобильным телефоном под ухом Юрий Филатов слушал это щелканье и бульканье с болезненной гримасой. Когда соловей умолк, Филатов сердито прервал соединение, и доносившиеся из глубины квартиры телефонные звонки оборвались.

— Ненавижу эти новшества, — проворчал Филатов, имея в виду упрятанного в дверной звонок соловья Он засунул телефон в карман мешковатой матерчатой куртки и повел широкими плечами, разминая суставы. — Так бы и разнес все вдребезги… Ну-ка, господин главный редактор, отойди в сторонку.

— Это еще зачем? — удивился Светлов, делая тем не менее шаг в сторону.

— Когда говорят пушки, музы молчат, — туманно пояснил Филатов, поворачиваясь к двери боком. — Надоела мне эта бодяга, надо кончать поскорее.

Он сцепил руки в замок перед грудью и отвел их влево, выставив вперед правое плечо. Его поза говорила сама за себя. На какой-то миг Светлов замер, отказываясь верить собственным глазам, а потом вцепился в Юрия обеими руками. При этом пальцы правой сквозь ткань куртки нащупали на левом боку у Филатова что-то твердое, угловатое, явно металлическое и довольно увесистое.

— Ты что, рехнулся?! — зашипел Светлов, из последних сил сдерживая товарища, который был вдвое тяжелее и во много раз сильнее его. — Это что у тебя за пазухой — ствол?

— Прибор для измерения уровня сахара в крови, — огрызнулся Филатов. — Отвали!

Он повел плечом, и Светлов отлетел в сторону, схватившись за перила, чтобы не упасть.

— Глаза разуй, псих! — свистящим шепотом выкрикнул он. — Что ты делаешь?! На дверь посмотри!

— Дверь как дверь, — упрямо буркнул Филатов, но тут же расслабился и встал ровно, больше не напоминая готовый к использованию крепостной таран.

После окрика Светлова он обратил внимание на то, что дверь квартиры Александра Дымова была, во-первых, железной, чего он сразу не разглядел из-за декоративной отделки, а во-вторых, открывалась наружу, так что вышибить ее плечом, пожалуй, действительно не было никакой возможности. Увидев рдевший на дверном косяке немигающий красный огонек, он окончательно понял, что свалял дурака: помимо всего прочего, квартира стояла на сигнализации. Хорош бы он был, вломившись туда с пистолетом под мышкой!

— Еще и сигнализацию поставил, сволочь, — проворчал он. — Ты что, сразу предупредить не мог?

— Извини, — кротко сказал Светлов. — Я думал, ты взял с собой не только пистолет, но и глаза.

Юрий свирепо глянул на него, но промолчал — крыть было нечем.

— Я чувствую, что она там, — сказал он, глядя на обитую темно-вишневым дерматином дверь.

— Вряд ли, — возразил Светлов. — Ничего ты не чувствуешь. Тебе просто хочется, чтобы она была там — живая и относительно невредимая. Привязанная, скажем, к батарее, а лучше — к мягкой кровати… Только ее там наверняка нет.

— Почему это?

— По многим причинам. Ну, во-первых, Дымов женат, а какая жена потерпит в доме любовницу, пусть себе и на положении пленницы?

— Жена могла уехать в отпуск, — предположил Юрий.

— Могла, — не стал спорить Светлов. — Но жены — это такой народ… Всегда сохраняется вероятность того, что твоя благоверная свалится как снег на голову, когда ее меньше всего ждешь, и с милой улыбкой спросит, сильно ли ты по ней соскучился. Это я тебе авторитетно заявляю — как женатый человек неженатому. Какие бы расчудесные отношения ни складывались в семье, эти полицейские замашки у них в крови. Прямо в генах… И потом, здесь сигнализация.