Михаил Серегин - Колыма ты моя, Колыма Страница 55

Тяжелая палка, вырезанная из молодой лиственницы, описала широкий круг и врезалась Черепу в локоть. Он с криком выронил пистолет, отпрыгнул назад и бросился бежать. Колыма метнулся вслед за ним, в три прыжка догнал и сильно толкнул в спину. Череп полетел на землю, кувыркнулся и впечатался лбом в ствол какого-то дерева. Перед глазами его полыхнула яркая вспышка, и он отрубился. А Колыма развернулся и снова кинулся к костру. Балякин уже выполз из огня, сейчас он пытался встать на ноги. Блатной, подлетев к нему сзади, сильно врезал по почкам, потом ребром ладони между шеей и плечом. Балякин охнул и осел на землю.

Колыма замер. Оба его врага лежали не шевелясь, а больше, как совершенно точно знал блатной, здесь никого не было.

– Ну вот, суки... Теперь мы с вами поговорим... – негромко сказал Колыма. А потом вытащил из кармана длинную веревку, разрезал ее на несколько кусков подходящей длины и прочно связал обоих не подающих пока признаков жизни охотничков. После этого Колыма ушел в тайгу, а через несколько минут вернулся уже на вездеходе. К этому моменту Череп успел прийти в себя, и когда он увидел появившегося из темноты Колыму, из горла у него вырвался какой-то полузадушенный хрип.

– Что, узнал меня, Череп? – хмыкнул Колыма, взваливая на плечо бывшего кореша.

– К-коля... Колян! Ты в натуре меня не так понял! Я не хотел тебя распиливать...

– В то, что не хотел – верю. Но ведь согласился. Так что не ной, урод, а то язык отрежу. – Колыма произнес эти слова совершенно спокойным и каким-то на удивление будничным тоном, но Череп заткнулся мгновенно, словно радиоприемник выключили. Он понял – Колыма не шутит. Сказал отрежет – и отрежет. Так же спокойно, как говорит об этом.

Колыма забросил Черепа в вездеход, вернулся за Балякиным и через несколько секунд тот тоже оказался в вездеходе. Блатной влез внутрь, тщательно проверил веревки и, убедившись, что вырваться его пленникам не удастся, уселся на водительское место. Мотор машины заурчал, и вездеход скрылся в темноте.

45

Коля Колыма вел вездеход по просеке. Тайга была какой-то серой, унылой, под стать настроению блатного. Да еще начал накрапывать дождик. На душе у Колымы стало совсем муторно.

Он решительно затормозил. Сначала он хотел отвезти сук к тому месту, где нашел тело Даши, но сейчас передумал. Зачем? Какая разница, где эти уроды получат свое? Они не стоят того, чтобы так с ними возиться. Так что сойдет и это место – ничем оно не хуже любого другого – вон и береза подходящая растет.

Колыма вылез из вездехода, подошел к стоявшей на склоне небольшого холма березе. Да, подходит. И не толстая, и не тонкая, самое то, что надо. Блатной вернулся к вездеходу и вытащил из него своих пленников. Оба уже были в сознании, но молчали – Череп, похоже, просто отчаянно трусил, а вот по бегающим глазам Балякина было ясно, что он лихорадочно ищет какой-нибудь способ спасения.

Колыма усмехнулся. Ну что ж, поищи. Вдруг да и получится.

Он снова шагнул к вездеходу и вытащил из-под скамейки бензопилу «Дружба-2».

– Не-ет! – Череп завопил так, что у Колымы чуть не заложило уши.

– Нет, это не для тебя, – сказал Колыма. – Вернее, для тебя, но не так, как ты думаешь. – С этими словами блатной наклонился над связанными и принялся их раздевать.

Когда Балякин понял, что Колыма делает, лицо его побелело.

Побелело мгновенно – он слишком хорошо знал некоторые особенности колымских обычаев и догадался, что их ждет.

– Я не насиловал ее! Не насиловал! Это он! – закричал Балякин. – Пощади!

– Ты убивал якутов, – продолжая делать свое дело, ответил Колыма. – И заслужил то же, что и он.

– Я не убивал. Это тоже он!

– Ты, сука! Коля, не верь ему, это он! – взвыл Череп.

– Нет! Не я!

– Не мучайся, я слышал ваш разговор, – сказал Колыма Балякину. – Якуты – на тебе. За них и ответишь.

– Нет! – Но Колыма не слушал его. Он закончил раздевать сук и пошел в тайгу. Подобрав подходящее бревно, толстое и длинное, Колыма с большим трудом приволок его на поляну.

– Не надо! – По щекам Балякина катились слезы. Бывшему режимнику, привыкшему к жестокости в отношении других, было невыносимо жалко себя. – Коля! У меня денег много! Я все тебе отдам, только пощади!

– Колян, мы же кореша! Пожалей!

Не обращая внимания на вопли, Колыма положил бревно поперек просеки, сходил к вездеходу и вернулся с несколькими железными скобами и молотком. Не обращая внимания на звучащие вперемешку мольбы, угрозы и посулы, он быстро приколотил обоих пленников скобами к бревну – так, что пошевелиться они не могли, но и ранены не были. После этого Колыма вытащил из машины трос, сделал на его конце петлю и накинул ее на находившуюся метрах в двух над землей развилку березы. Второй конец он закрепил на вездеходе.

– Коля! Не надо! Лучше пристрели, не надо!!! – Балякин бился уже в натуральнейшей истерике. – Хоть меня пристрели, я же не насиловал!!

Вездеход тронулся с места, заглушая шумом двигателя истошные крики. Трос натянулся, и береза начала медленно пригибаться к земле. Колыма, высунувшись из машины, смотрел назад. Так, еще немного... Главное не перегнуть, а то сломается... Вот, хорош. Блатной остановил машину, вышел из нее и потрогал трос. Он был натянут как струна. Колыма достал из кармана моток прочной капроновой бечевки, отмотал метров пять, обрезал. Получившуюся веревку он за середину привязал к тросу, как можно ближе к склоненному дереву. Несколько раз сильно дернул, проверил как держится. Бечевка была привязана намертво – вязать узлы Колыма умел еще со времени работы китобоем.

– Что ты с нами сделать хочешь? – взвизгнул Череп.

Балякин уже не мог выговорить ничего членораздельного, он только трясся и стучал зубами. Глаза его закатились, а лицо было совершенно белым.

– Сейчас увидишь, – сказал Колыма, наклоняясь над Черепом.

Он сделал на одном из концов бечевки скользящую петлю и накинул ее на мужское достоинство Черепа, захватив и член, и мошонку, стянул, обмотал еще три раза и завязал надежный узел.

– Сучара! Нет! Убей по-нормальному! – Череп наконец все понял. – Пожалей!

– А ты Дашу пожалел? – подняв глаза, спросил Колыма. – Нет? Ну так и я тебя жалеть не буду.

После этого Колыма произвел со вторым концом бечевки и Балякиным те же самые операции и шагнул в сторону. Теперь все было готово. Блатной хотел было что-то сказать, но вдруг понял – не стоит. Время говорить прошло, настало время действовать.

Он поднял бензопилу, завел ее и одним движением перехватил удерживающий березу в согнутом состоянии трос у самого вездехода. Дерево взметнулось вверх, а над просекой раздался дикий, полный жуткой боли крик, вернее, два крика, слившиеся в один. Детородные органы обоих сук взлетели в воздух.

Колыма выключил пилу. Стало неожиданно тихо – только скрипела, покачиваясь туда-сюда, береза. И Череп, и Балякин больше не издавали ни звука – оба были мертвы, погибли от болевого шока.

Колыма, даже не посмотрев в их сторону, забросил бензопилу в вездеход, отвязал остаток троса и залез в кабину. Через несколько секунд вездеход тронулся с места.

Колыма знал, что пройдет совсем немного времени, и оставшиеся прибитыми к бревнам обезображенные тела съедят звери и исклюют птицы. А то, с чем не справятся они, докончат муравьи и прочие насекомые. Кости зарастут травой, и уже через год ничто не будет напоминать о том, что здесь случилось. Пожалуй, только по оставшемуся висеть на березе обрывку троса можно будет найти это место. Впрочем, кому может понадобиться это место искать?

Колыма задумчиво покачал головой. Он слышал, что по какой-то психологической теории преступника обязательно должно тянуть на место преступления. Что ж, может, теория и не врала. Но вот только он себя преступником не чувствовал. Он был уверен, что поступил правильно, справедливо. Как еще можно поступать с отморозками, беспредельщиками? Только так, и никак иначе. Добро должно быть с кулаками, – Колыма не помнил, чьи эти слова, но был согласен с ними на сто процентов. Он ни о чем не жалел.