Андрей Дышев - Троянская лошадка Страница 55

– Дай веревку или резинку… – сказал я Марго. На этот раз спокойный голос дался мне с большим трудом. – Ну, что-нибудь, чтобы перетянуть вены…

– Я умру? – всхлипывая, бормотал Крот. – Кирилл, скажите правду, я умру?

Марго нащупала у себя на шее кожаный шнурок, сняла его через голову и сполоснула спиртом. Я туго намотал его выше ранки, под коленом, выхватил бутылку из рук Марго и прополоскал спиртом рот.

– Кирилл, не надо! – приглушенно произнесла Марго, догадавшись, что я собираюсь делать. – У тебя разбита губа…

Она еще не договорила, а я уже прильнул ртом к ноге Крота и стал отсасывать и сплевывать кровь. Крот замолчал, только часто, лихорадочно дышал и мял руками траву. Я делал эту страшную процедуру отчаянно, не думая о последствиях. В нашей ситуации это был единственный шанс спасти жизнь Кроту. Не знаю, сколько времени я припадал к ранке губами и сплевывал, припадал и сплевывал. Обессилев, откинулся, взял бутылку со спиртом, но она оказалась пуста. Марго, торопясь, развязывала горловину резиновой фляжки. Теплая вода хлынула мне на лицо широкой сильной струей и тотчас пропала, вода кончилась. Я не успел даже набрать в рот воды.

– Впрочем, это уже не имеет значения, – махнул я рукой, и у меня тотчас острой болью скрутило желудок. Я едва успел отойти в сторону и опуститься на четвереньки. Меня вырвало. Я кашлял и обливался слезами. Спазмы медленно утихали. Наверное, я внушил себе, что наглотался яда.

– Как вы там, Лобский? – не оборачиваясь, спросил я.

– Кровь идет, – жалобным голосом ответил Крот.

– Пусть идет. Чем больше, тем лучше. А еще я вам советую прикормить пиявок, чтобы они покрепче присосались к ранке… Будем ждать… Минут пятнадцать…

– А что будет через пятнадцать минут? – едва не закричал Крот и схватил меня за штанину.

– Помрете, вот что! – не выдержала Марго. – Как вам не стыдно! Возьмите себя в руки! На вас же смотреть противно! Кирилл жизнью рисковал ради вас!

– Нет, мне не стыдно, не стыдно… – бормотал Крот. – Я знаю, что я слабый человек, и пережить такое испытание для меня все равно, что совершить подвиг, какой вашему Кириллу, может быть, не по силам… Вы еще глупая, вы мало что понимаете…

– Надо идти, Лобский, – произнес я, поднимаясь на ноги. – Только в движении ваше спасение. Если финиш недалеко, ваши шансы возрастают… Идите через силу… Кусайте губы, кричите, стоните, ползите, в конце концов. И пусть вас ничто не остановит…

– Кирилл… Господи, дай мне ошибиться!.. Мне кажется, что у меня отнимается нога… Кирилл, что это?! Это уже смерть?! Это агония?!

– Нет, нога просто онемела от шнурка. Но если вы хотите, я вас понесу. Я готов это сделать…

– Да, да, сделайте милость. Не бросайте меня!

– …но только без рюкзака…

Какое-то время Крот тихо всхлипывал, делая, должно быть, самый сложный и трудный выбор в своей жизни. И вдруг он завопил, по-женски тонко запищал и стал неистово шлепать ладонями по поверхности болота. Марго отвернулась – брызги попадали ей в лицо.

– Ненавижу! Ненавижу себя! Я урод! Я ничтожество! Я тварь, вошь, клоп! – голосил он, схватил свою палку, оперся на нее и со стоном умирающего бегемота поднялся на ноги. Грязный, злой, слабый, гадкий.

– Земля и небо, – произнесла Марго, горстями доставая из карманов брюк жидкую глину, в которой кишели мелкие, лунного цвета черви. – Земля и небо – путешествовать с Лобским и без него. Правда, он омерзителен?.. Кирилл, ты только не смейся, но у меня даже в трусах полно глины… Но ничего. Все в жизни надо испытать. Когда я была в США, то видела прикольное шоу, где голые тетки играли в регби в котловане с болотной жижей. Зрители в основном были мужчины, и это зрелище им почему-то очень нравилось. Так что…

Наверное, судьба под конец решила добить нас окончательно. Разразилась настоящая буря. Дождь полил с такой силой, что мы за несколько минут отмылись от черноты и стали белыми, как английские старушки из королевского дома призрения. Я чувствовал темечком виноградную упругость каждой капли. Гроза лупила меня по голове, наказывая за все мои грехи и ошибки, она обрушила на меня весь свой гнев и все свое презрение, она громогласно орала на меня и закидывала водяной икрой. Мне казалось, я сбился с пути, остался один в этом аду, только крики Марго и Крота за моей спиной убеждали, что мои обессиленные спутники все еще идут за мной, как слепые за поводырем. Уклон становился все более крутым, и болото постепенно превращалось в бурный грязевой поток. Я несколько раз падал, и меня тотчас накрывало грязной водой с головой, тащило волоком вниз, лицом по камням и корням деревьев. Марго вцепилась мне в руку. Мы могли общаться с ней только криком.

– Придурок отстал! Надо подождать! Ты как?

Мне было плохо. Везде плохо – и в теле, и в душе. Болела голова, во рту было сухо. Явные признаки отравления змеиным ядом. Значит, Кроту будет легче, коль часть его дозы досталась мне. Вспышки молнии позволяли видеть Крота. Это было похоже на слайд-шоу. Вспышка молнии, и вот первый кадр: Крот стоит по пояс в грязи, широко расставив руки для равновесия; вспышка, и Крот уже ссутулился, подал плечи вперед, проталкивая ноги сквозь поток; вспышка, и вот отчетливо видно его лицо с перекошенным ртом и безумными глазами… Вода прибывала с каждой секундой. Казалось, что мангровое болото, как гигантский ковш, медленно опрокидывается, и вся масса кисельной жидкости устремляется на нас…

– Ну что он там возится?! – У меня не выдерживали нервы.

Марго медленно двигалась по течению, хотя не переставляла ноги. Густое болотное варево, разбавленное ливнем, волокло ее словно поплавок. Она ухватилась за мою шею, попыталась рассмеяться и сравнить все происходящее с аквапарком в Анталье, но тут и я не удержался, и мы оба плюхнулись в аспидную реку. Поток проявил подлое коварство: сбив нас с ног, он тотчас поволок нас вниз. Марго вытягивала шею, чтобы дотянуться губами до поверхности, и инстинктивно продолжала держаться за меня, хотя я был под ней, и она попросту топила меня. С нечеловеческим усилием я вытолкнул из воды и себя, и Марго.

– Отпусти мою шею!!

– Что?! Я тебя не слышу!!

Гром не прекращался. Это была бесконечная канонада, от которой содрогалась земля. Поток, набирая силу, играл с нами, и мы кружились в нем, словно белье в стиральной машине. Марго топила меня; ее руки были везде – скользкие, цепкие; она погибала, но не знала об этом и развлекалась, и получала странное удовольствие от новых ощущений, но только мудрый инстинкт самосохранения управлял ее телом, заставлял неосознанно хвататься за все, что могло бы спасти. Я не отталкивал ее от себя, не отрывал от воротника ее руки, хотя они становились для меня петлей виселицы; я понимал, что если Марго отпустит меня, то ее, более легкую и слабую, течение уничтожит немедленно, разорвет, сломает, перетрет в жерновах камней. Я задыхался, урывками хватал губами воздух, захлебывался водой, отплевывался, что-то кричал или пел, испытывая и восторг, и страх; а потом мы понеслись вниз с головокружительной скоростью, уравнявшись со скоростью потока, и наступила какая-то фиксация, обманчивая неподвижность, и тела наши невольно напряглись, утратили гибкость и подвижность, и вся плоть замерла, в ужасе ожидая чудовищного удара.

Я отчетливо запомнил лишь пронзительный крик Марго и сильный удар спиной о воду. Потом мрак и тишина… Марго отпустила меня. Я коснулся темечком песчаного дна. Мои руки и ноги были свободны, я дергал ими, словно лабораторная лягушка, через которую пропустили электрический ток. Мне не хватало воздуха. Глупые легкие судорожно бились в груди, словно сильная птица в тесной клетке, и пытались втянуть в себя воду… Я вынырнул в последний момент, когда уже был готов разжать зубы. Я барахтался посреди реки, угомонившейся, тихой, с ровной поверхностью. Она насытилась, приняв жертву, и перестала быть свирепой. Где-то рядом ревел водопад. Я видел его коричневый маслянистый язык только во время вспышек молнии… Страха уже не было. Полное отупение и безразличие… Рядом барахталась Марго. До меня доносились обрывки ее фраз. Кто-то должен был подохнуть от зависти, узнав, как она купалась в водопаде.

Я выбрался на берег и упал на траву. Марго, пошатываясь, склонилась надо мной, опустилась на корточки, провела пальцами по моим губам, снимая с них то ли длинные водоросли, то ли полудохлых червей.

– Знаешь, где мы? Рядом с забором из колючей проволоки.

Глава 26

Сорок четвертый размер

Я искал Лобского с такой же самоотверженностью и упрямством, как и отсасывал яд из его раны. Я знал, что время – самый беспощадный судья, который обязательно припомнит самые тяжкие грехи и начнет терзать твою совесть, жечь ее каленым железом, бесконечно повторяя: «Ты ведь мог его спасти! Мог! Но поленился! Тебе надоело! Ты его бросил!» И чтобы для меня никогда не наступил такой судный час, я дал себе зарок: всегда, при любых обстоятельствах, делать все возможное, чтобы спасти человека.