Сергей Зверев - Аномальная зона Страница 6

– Чего это с ним? – покосился на меня вооруженный «бизоном» детина.

– Издержки профессии, – объяснил я. – День выдался трудным.

– Неужто? – удивился охранник. – Так день – он только начался.

– Вот и приятного тебе дня, дружище...

Мы ехали мимо замаскированных под ландшафт «объектов». Антураж напоминал техническую территорию какого-нибудь зашифрованного оборонного предприятия. Пытаются смягчить визуальный эффект, но получается не очень. Объекты походили на грибы со срезанными ножками, закрытые зачем-то маскировочными сетями. Несколько холмиков, устланных дерном, парочка вытянутых бревенчатых изб, едва ли представляющих интерес для спутников-шпионов (или, скажем, для любопытных инопланетян). Насколько я знал, они только сверху такие «обычные» – под бетонным фундаментом кипела жизнь в несколько этажей. Грузовики, окрашенные в грязно-зеленый цвет, стояли под массивным козырьком скалы. Отличная ежегодная парковка – летом дождь не страшен, зимой снег выдувается.

– Останови у главного корпуса, – сказал я Шафранову, – сойду.

– Будешь в одиночку огребать? – обрадовался Шафранов.

– А с вами меньше достанется? «RAV» оставьте на парковке – он мне, возможно, понадобится. Пересядете на «газик», отвезете Коровича домой. Один останется «бебиситтером», двое возвращаются к Переведино, «прикурят» машину Коровича и отгонят на базу – не оставлять же ее там. И не попадитесь там какому-нибудь лешему... После этого можете быть свободны, но оставайтесь на связи.

Они тут же бросились комментировать мои «последние» заявления. Шафранов попросился в нянечки – кормить больного с руки и напевать ему «ай, бай, бай, не ходи ты к нам, Бабай». Отдохнуть в разгар рабочего дня – конечно, заманчиво, но как надоело это серое офицерское общежитие! Луговому хорошо – он с бабой живет в отдельном благоустроенном доме... Коллеги проживали в «жилом городке» на окраине Мерзлого Ключа – в полуверсте от долины Покоя, где был мой дом. С развлечениями там действительно было не очень. Пивной кабачок, набитый вечерами под завязку, кино по выходным, телевизор с четырьмя российскими каналами, библиотека, бильярд. Опять же женщины несложного поведения, вьющиеся вокруг городка в любое время суток. Контингент там проживал весьма разнообразный. Был умеренный народ, а были и отвязные, без царя в голове – сиделые, в розыске, авантюристы. Частенько случались дебоши. Для их урегулирования держали специальную комендантскую сотню, расквартированную поблизости. Впрочем, драки и разборки случались даже в расположении сотни...

Я спустился на уровень по спиральной лестнице и пошел по серому коридору. Народ здесь сновал круглосуточно – в форме, без формы, «бледнолицые» от безвылазного сидения под землей, с опухшими от недосыпания физиономиями. Трещали принтеры, мерцали экраны мониторов. Под бараком располагалось сразу несколько отделов – клоака царила такая, что порой не понимаешь, где находишься. Особый приказ, сектор специальных поручений, отдел общего планирования, группа особых проектов («гопы», или группы отпетых преступников, как прозвали их остряки). Кто-то козырял мне, кто-то даже не смотрел в мою сторону. Кого удивишь в этом сообществе грязным мужиком с полубезумным взором и серым лицом, на котором застыл вопрос?

– Слышал, лажанулся ты сегодня, Луговой, – злорадно процедил мой давнишний недоброжелатель Хруцкий – худой, как цапля, с лисьей физиономией. – Не боишься загреметь-то с высоты?

О нашей взаимной нелюбви знало все подземелье. Хруцкий радовался каждой моей неудаче, всегда старался поддеть, уязвить. Не далее как вчера докопался в курилке. «Кто такой луговой? – начал разглагольствовать. – Всего лишь дух лугов. Маленький противный зеленый человечек, помогает крестьянам косить траву. Является перед тобой и просит, чтобы ты утер ему сопли, которые свисают аж до колен». Публика ржала, но я не растерялся. «А если не утрешь ему сопли, Хруцкий, он просто убьет тебя, – сказал я. – И если запоздаешь с покосом, будет гнать траву в полный рост, ломать инструмент; а если ты, Хруцкий, вдруг нечаянно уснешь в поле, луговой подкрадется и задушит тебя до смерти...» Он чуть не поперхнулся, и раунд остался за мной.

Я предпочел не разговаривать с этим лисом, даже взглядом не удостоил. Когда-нибудь он точно меня раздавит и попляшет на моих косточках. А после пересядет в мое кресло и окончательно развалит работу. Я сильно надеялся, что это произойдет не сегодня.

Появляться под безжалостные очи начальства в затрапезном виде я не мог. Руководителю оперативной части Челобаю абсолютно безразлично, в каком дерьме меня валяли. Мой внешний вид его не разжалобит. Я встал у двери в свою клетушку и забренчал ключами.

– Хреново выглядишь, – остановился за спиной офицер из отдела «Ч» Стрижак – обладатель оттопыренных ушей и выпуклой родинки под глазом.

– Угу, – буркнул я, покосившись за спину.

Стрижак был нормальным парнем. В работе мы с ним ни разу не пересекались – слишком уж специфичной была деятельность отдела «Ч», но частенько болтали о пустяках за сигареткой. Нормальный парень – со своей печальной историей, почему он оказался в Каратае, а не сделал карьеру в Читинском УФСБ, где в отделе кадров осталась его трудовая книжка.

– Можешь не повествовать, – сказал Стрижак, – всем уже известно. Трупы доставили в тутошний морг, начальству не терпится выслушать твою версию содеянного. Челобай недавно бегал, метал, грозился расстрелять вас всех, а потом выпороть. Он решил, что вы уже сбежали – свидетели рассказывали, как вы дружно топали куда-то всем отделом...

– Коровича леший заморочил, – скупо объяснил я.

– Бывает, – понятливо кивнул Стрижак. – Да ты не расстраивайся, Михаил Андреевич. Один провал – не повод для расправы. Такими работниками, как мы с тобой, швыряться в этом здании не принято. Побурлит волна – и схлынет. Позванивай как-нибудь, пивка попьем.

– Счастливо, Александр Витальевич.

Не успел я добраться до ключа, как отворилась соседняя дверь и в коридор высунулся Петр Радищев из сектора связи. Рот раскрыть он, в принципе, успел.

– Знаю, что ты уже знаешь, – раздраженно сказал я.

Он захлопнул варежку, пожал плечами и убрался.

За спиной многозначительно кашлянули. Место Стрижака занял некто Дымов – работник «дружественного» дивизиона внешнего наблюдения.

– Сочувствую, Михаил Андреевич... – начал издалека Дымов.

– Принимается, – бросил я. – Удачного дня, коллега.

Этого типа тоже звали Петр. Радищева окрестили Петром Первым, Дымова – Петром Третьим. Был еще и Петр Второй – работал в секторе криптографии, но усилиями вашего покорного слуги четыре месяца назад ему инкриминировали связи с заговорщиками. До расстрела дело не дошло – несчастный пустился в бега; через несколько часов нашли его тело, растерзанное медведем. С этого дня оба выживших Петра стали относиться ко мне уважительно, стараясь хоть немножко, но угодить.

Я толкнул дверь и вошел в свою крохотную каморку, где имелись сейф и душ. Я должен был помыться, переодеться и размять извилины.

Минут через двадцать я стоял, как бедный родственник, перед руководителем всех «оперативных» служб и пытался соорудить соответствующую ситуации мину. Павел Васильевич Челобай сидел за массивным столом. Он был такой же тумбообразный, как мебель в его берлоге. Тяжелая голова покоилась на тяжелых плечах, увесистые кулаки лежали на столе, в обоих было зажато по ручке – одной он писал, другой подчеркивал. Зрение у Челобая было неважное – всегда носил толстые очки в металлической оправе. Он сделал вид, что меня здесь нет, и продолжал писать.

– Неприятная история, Павел Васильевич, – отчеканил я.

– Тебя подменили в роддоме? – Он бросил обе ручки и уставился на меня тяжелым, неподъемным взглядом. – Где ты был, Луговой?

Я рассказал про историю с Коровичем, напомнив, что бросать товарищей в беде нельзя даже в свете предстоящего распятия за промашки в работе. Челобай раздраженно повел плечами – я слышал, как похрустывают позвонки условной шеи.

– Как достал уже этот народный фольклор...

Я хотел ему напомнить, что фольклор – он народный по определению, но на всякий случай прикусил язык.

– Докладывай, – проворчало руководство.

Я докладывал детально. Настаивал на том, что хотел как лучше, а получилось...

– Ты не должен хотеть как лучше! – взорвался Челобай. – Ты должен хотеть как надо! По твоей милости мы потеряли двух фигурантов, имевших бесценную информацию...

– Прошу отметить, Павел Васильевич, – мягко перебил я, – это не измена, давайте не будем записывать меня в предатели. И не безалаберность, как может показаться. Просто я хотел как лучше... – И зажмурился, ожидая термоядерного взрыва.

– Ладно, не дождешься, – проворчал Челобай, научившийся сносить мои выходки. – Допускаю, Луговой, что это первый твой провал за все время, что я вижу тебя у себя под носом. Завтра к утру – письменный доклад на стол. А сегодня... устный.