Александр Грич - Тень иракского снайпера Страница 6

Публикация Эмилии, которая произошла на той же неделе, только помогла этому чувству оформиться – давно уже Леборн не получал столько звонков от знакомых и незнакомых, а скупой Фред (один из тех, кто, обидевшись, вернул Леборну свой портрет и поссорился с ним) захотел теперь возобновить отношения, позвонил, рассыпался в комплиментах и, между прочим, попросил свой портрет обратно.

Отношения Брет возобновить согласился, а вот портрет назад категорически отказался отдавать. «Галерея Неудачников» стала теперь для Леборна талисманом, и те портреты, которые летним вечером в сумерках видела в его доме Эмилия, висят на своих местах до сих пор.

Похороны как похороны – недолгое прощание в уютной часовне, обязательные речи, где покойный Акс Андерс, естественно, выглядел если не ангелом во плоти, то уж, во всяком случае, не обычным человеком с обычными странностями и недостатками, как все мы, грешные…

Что отличает такие церемонии, происходящие в Штатах, от, скажем, латиноамериканских – так это то, что по негласным правилам нужно сдабривать неизменную и неизбежную патетику доброй долей чувства юмора. Как именно оратор это сделает – зависит от его умения и эрудиции.

Худой сухопарый человек, знавший Андерса с детства, рассказал, как они, впервые попав в большой город, на спор прыгали с моста через Миссисипи и Рик был самым неугомонным и бесстрашным. Товарищ студенческих лет поведал о том, как друзья баловались марихуаной, которая тогда была под строжайшим запретом. «Но наш Рик, конечно, просто предчувствовал, что ее вскоре разрешат…» Коллега по работе в строительстве рассказал, как, руководя монтажом какого-то важного узла на строительной площадке, где большинство исполнителей были мексиканцы, в служебных разговорах по «уоки-токи» то и дело переходившие на испанский язык, Рик Андерс, который прекрасно говорил по-испански, но был ревнителем строгой производственной дисциплины, вдруг заявил во всеуслышание: «Внимание! Тот, кто скажет еще слово по-испански во время работы, получит свою зарплату не в долларах, а в песо! Повторяю: в песо. Меня все поняли?» Его хорошо поняли, и неанглийские разговоры прекратились, потому что все знали, что Рик любит пошутить в нерабочее время, но в таких ситуациях, как описанная, с ним лучше быть серьезным.

Потом выступал хозяин юридической конторы… Конечно, облик человека, который рисовали выступавшие, наверняка напоминал Акса Андерса весьма отдаленно. Что поделать? Обычай…

Потемкин и О’Рэйли пришли на похороны по настоянию Олега. Правило Потемкина оставалось неизменным: если ты хочешь найти преступника – постарайся узнать о жертве как можно больше. Особенно если дело происходит в среде, которую ты толком не знаешь, и в городе, куда ты приехал отдыхать, но и понятия не имеешь о его духе, обычаях, своего рода внутреннем ритме… Порой эти сведения кажутся лишними, но Потемкин знал доподлинно, что заменить их ничем не возможно. Поэтому они с О’Рэйли и здесь. И поэтому рядом с оплаченным организаторами похорон обычным фотографом молчаливо работает еще один – и фото всех присутствующих будут у Лайона уже вечером.

– Вот и заказывайте после этого портреты у Леборна! – негромко произнес рядом с Потемкиным приятный женский голос. Олег обернулся – Эмилия Стоун, их Лайон знакомил недавно у бассейна. Олег и не видел, что она тоже здесь.

– Отчего же такой пессимизм, мадам?

С первой встречи у Потемкина со Стоун установился сам собой такой полушутливый тон – и обоих это вроде устраивало. Пока, во всяком случае…

– Я никогда не претендовала на то, чтобы быть криминалистом, но разве вы сами не видите? Клиентов моего любимого Брета душат, как… Я хотела сказать, как мух, но мух не душат. – Эмилия смотрела на Потемкина широко распахнутыми карими глазами. – А кого душат, господин следователь, вы как считаете?

– Что вы имеете в виду?

Про себя Олег уже прекрасно знал, что имеет в виду Стоун, и упрекал себя в том, что сам для себя не обратил на это внимания. То есть замечательный портрет в доме Рэдинга Потемкин запомнил, конечно, но даже не поинтересовался авторством. А портрет Акса Андерса – небольшой, висевший в неприметном углу, в спальне, – вспомнил только сейчас. Единственная оригинальная работа в квартире… Надо же!

– Вторые похороны за две недели, – увлеченно продолжала Стоун. – Завтра заявлюсь к Брету и Джейн и потребую с них отступные, скажу, что иначе сообщу о них следствию.

«Положим, следствию ты уже все, что надо, сообщила», – подумал про себя Олег, а вслух спросил равнодушно:

– А что, много ли в Сан-Франциско людей, которые могут похвастать тем, что их портреты писал сам Брет Леборн?

– Почему же только во Фриско? – Стоун иронически скривила большой рот. – Брет у нас – звезда, я бы сказала, национальной величины. Даже международной. Недавно к нему приезжал вице-президент, или вице-премьер – точно не помню, но это не имеет значения – из Зимбабве-Родезии, кажется. Или еще откуда-то оттуда. Китайские коммунисты у него были. Индийские йоги…

– Но ведь это прекрасно, – произнес Потемкин с неожиданным воодушевлением (ему хотелось, чтобы собеседница рассказала что-нибудь еще). – Прекрасно иметь в друзьях человека, который обладает такой известностью…

– Знаете, художники все как дети – заносчивы, капризны, обидчивы и тщеславны… – протянула Эмилия. – Но, когда знаешь человека, легче выстраивать общение с ним – по крайней мере, понятно, на что можешь рассчитывать. Это как в отношениях между мужчиной и женщиной, если вы понимаете, что именно я имею в виду… – Стоун приподняла правую бровь.

– А я и не знал, что в прекрасном городе Сан-Франциско отношения между мужчиной и женщиной еще сохраняют какое-то значение… – произнес Олег, задумчиво глядя на собеседницу. – У меня впечатление, что эта проблема в вашем городе окончательно и бесповоротно решена и никого не интересует. Кажется иногда, что здесь все заняты совершенно другими вещами…

Стоун хотела возразить что-то, но Потемкин легким кивком указал на могилу, у которой начал свою речь священник.

После, когда близкие выстроились в очередь, чтобы бросить горсть земли на крышку гроба, Олег незаметно отошел в сторону, и за дальнейшим они с Лайоном наблюдали ярдов с тридцати, от асфальтовой дорожки, на которой длинной чередой тянулись автомобили.

Церемония погребения шла своим чередом – мерно и неторопливо. Только два фотографа перемещались от одной группы людей к другой, фиксируя происходящее с разных точек.

– Ты объяснил Стену, что нам нужна не красота кадра, но все, решительно все лица? – спросил Потемкин Лайона.

– Будьте спокойны, шеф.

– Тогда давай ко мне домой, есть о чем поговорить.

– Я только в офис заеду за бумагами и буду через полчаса. – И Лайон почти бегом направился к машине.

Легко человек привыкает ко всему хорошему. «Ко мне домой!» – пригласил Лайона Олег, ни минутки не сомневаясь в том, как назвать свое нынешнее жилье. Между тем его домом была небольшая квартирка какого-то очередного приятеля Хопкинса. Приятель был в зарубежной поездке, квартиру на время отсутствия приезжим не сдавал – не было в том нужды, и Хопкинс легко договорился о том, что Олег поживет там две-три недели, а уезжая, завезет ключ по нужному адресу.

О Хопкинс, вездесущий Хопкинс! Где у него только не было друзей, приятелей и людей, ему обязанных!

– Мне иногда кажется, что у тебя и в пустыне Гоби есть своя уютная пещера с кондиционером и плавательным бассейном, куда тебя с удовольствием в любое время впустит твой знакомый верблюд, которому ты помог по жизни… – как-то сказал Потемкин Хопкинсу.

– Насчет верблюда не знаю, – отвечал Хопкинс задумчиво, – но если тебе понадобится в Гоби – дай мне знать. Это сложный регион.

Олег посмотрел на товарища, полуоткрыв рот, и больше ни о чем спрашивать не стал.

Жил Потемкин в прекрасном районе, неподалеку от парков и океана, кондиционер, несмотря на жаркое лето, почти не включал. Зачем? Откроешь дверь на балкон, окошко в одной из спален – и комнаты великолепно вентилирует океанский бриз.

«Вот тебе и связующая нить! – думал Олег, едучи по шумным зеленым улицам Фриско – это в отличие от Лос-Анджелеса настоящий город, а не вытянувшиеся на десятки миль деревни меж холмов. – Портреты Леборна! И значок, который убийца изображает на руке удушенных – что, если это изречение «PERICULUM IN MORA» имеет какое-то значение – художественное, скажем так? Может, когда-то кто-то из корифеев живописи произнес слова, которые повторяет сейчас убийца?»

Лайон появился на пороге со столь непроницаемым видом, что Потемкин сразу понял – есть значимые новости. Но расстраивать коллегу не стал. Сказал нарочито равнодушно:

– Что в офисе? Никаких подвижек?

Обмануть Лайона, однако, на сей раз не удалось.

– Спасибо за гуманность, шеф. Мне все-таки не хватает профессионализма – в общении с вами, во всяком случае. Как вы меня раскусили? Да, есть новости, и, кажется, немаловажные. Смотрите – три дня назад я дал поручение проверить по нашей базе данных за последние три года наличие на кистях удушенных и убитых такого же значка, как у наших нынешних объектов. Ничего не нашлось. Но я включил запрос и в регулярную полицейскую рассылку и знакомым замолвил словечко. И вот сегодня мне позвонил Лэрри Уинсборд, опер из Третьего отделения. Мы с ним пересекались давно, еще когда я работал в Лос-Анджелесе. Хороший опер, хваткий. Грамотный. И не потерявший головы и интереса к деталям среди повседневных дел, мордобоев и бумаг.