Александр Звягинцев - Сармат. Смерть поправший Страница 7

— Сэр! — заволновался Юсуф. — Куда мы едем?.. Разве сахиб и Юсуф не летят в Гонконг?..

— Мы заедем в мечеть к моему другу мулле Нагматулле и там все решим, — неопределенно ответил Метлоу.

— Что такое мечеть? — спросил Сарматов.

— Дом Аллаха, в котором нельзя лгать, — кинув взгляд на Юсуфа, пояснил Метлоу.

— Лгать нельзя нигде! — еще больше заволновался тот.

Седобородый мулла Нагматулла, ступая по ковру босыми ногами, вынес из бокового придела мечети испещренный затейливой арабской вязью старинный Коран и положил его на низкий столик перед стоящим на коленях Юсуфом.

Кивнув стоящему в стороне американцу, мулла простер над головой Юсуфа руки.

— Аллах акбар! — нараспев произнес он.

— Аллах акбар! — откликнулся Юсуф.

— Раскрываю тебе великую тайну, Юсуф, сын Рахмона, — торжественно сообщил старый мулла. — Этот Коран во времена хромоногого завоевателя народов Тамерлана был привезен из Мекки, священного города Пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует.

— Да благословит его Аллах и приветствует! — вторил ему Юсуф в величайшем волнении.

— Готов ли ты, Юсуф, как истинно правоверный мусульманин, поклясться на этой священной книге, что не оставишь в беде поручаемого тебе жаждущего исцеления человека?

— Да, да, я готов! — затряс головой тот.

— Что станешь его поводырем на суетном и нечестивом людском торжище до той поры, пока болезнь не покинет его тело и мозг?

— Буду его поводырем...

— Что не предашь этого человека и не воспользуешься его беспомощностью ему во зло, не воспользуешься его деньгами в своих корыстных целях?

— Не предам и не воспользуюсь его деньгами.

— Если Аллаху будет угодно прекратить земной путь его, то ты, Юсуф, как правоверный мусульманин, предашь ли земле его прах?

— Предам земле прах.

— Готов ли ты поклясться в этом на священной книге мусульман?

— Все сказанное тобой, уважаемый Нагматулла, почту за честь исполнить и готов подтвердить это клятвой на священном Коране из Мекки...

— Не спеши с ответом, Юсуф, сын Рахмона, — суровым взглядом смерил Юсуфа мулла. — Неторопливость в принятии ответственных решений свидетельствует о глубине и чистоте помыслов правоверного мусульманина. Помни заветы Востока: «Не спеши подниматься на вершину, пока не оценишь ее крутизну», «Не торопись утолить жажду из священного источника, сначала очисть от скверны душу». Подумай, Юсуф, сын Рахмона, о тяжести груза, который ты возложишь на свои плечи.

Юсуф перевел взгляд на Метлоу и под его пристальным взглядом решительно положил ладонь на Коран.

— Аллах акбар! — торжественно произнес он. — На священном Коране, привезенном из Мекки во времена хромоногого Тамерлана, именем Пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует, все сказанное тобой, почтенный мулла Нагматулла, я, Юсуф, сын Рахмона, клянусь исполнить, как подобает истинно правоверному мусульманину, — громко, нараспев произнес он. — И если я нарушу клятву, данную на этой священной книге, пусть меня испепелит гнев Аллаха, пусть ляжет проклятье и позор на весь мой род.

— Аллах акбар! — помедлив несколько секунд, произнес мулла и, бережно взяв Коран, направился к боковому приделу мечети.

— Уважаемый Нагматулла, — остановил его Метлоу. — Юсуф — врач, а у людей этой профессии зачастую сложные отношения с религией. Но теперь у меня, пожалуй, не осталось сомнений в искренности его веры и намерений.

— Будем надеяться, что Аллах Всемогущий не оставит твоего друга без своей зашиты и покровительства, — уклончиво ответил мулла.

На обратном пути джип долго кружил по городу. Сжавшись в комок на заднем сиденье. Юсуф сосредоточенно молчал. Когда автомобиль выезжал на базарную площадь, с мечети Махабат-хана донесся усиленный динамиками голос муэдзина, призывающего правоверных к очередному намазу. Юсуф, опомнившийся от своих дум, достал из саквояжа коврик и попросил водителя остановиться. Тот по кивку Метлоу выполнил его просьбу. Юсуф бросил в придорожную пыль коврик и, сев липом к Востоку, погрузился в молитву.

Расстилающаяся внизу базарная площадь была сплошь покрыта сидящими на коленях в пыли бедно одетыми молящимися людьми. Согбенные спины, спины, спины...

— Фу-у, дикари! — выплюнув жвачку, фыркнул водитель. — Верят, что у их Аллаха дела с ушами обстоят лучше, чем у христианского бога.

— Бог един, — оборвал его Метлоу. — А что до дикарей, высокомерный сын Алабамы, то их культура на несколько тысячелетий старше твоей, американской.

— Оно и видно! — ухмыльнулся водитель. — По мне пляшущие масаи из африканских саванн или эскимосы Гренландии лучше, чем эти мусульманские святоши. Никогда не поймешь, что у них под чердаком. Улыбаются, сволочи, в лицо, а за пазухой всегда кривой кинжал держат.

Метлоу дождался конца намаза, и, когда Юсуф убрал в саквояж коврик, протянул ему кипу бумаг.

— Документы, док! — сказал он. — Паспорта: на тебя и на Джона Ли Карпентера — англичанина, сына офицера английских колониальных войск, родившегося в Пакистане... Вот чек на сто пятьдесят тысяч американских долларов — в китайском банке «Белый лотос» в Гонконге... Живите скромно, так как неизвестны расходы на лечение Джона...

— Понимаю, сэр! — с готовностью откликнулся Юсуф. — Я буду искать работу.

— Не сомневаюсь, док! — Метлоу протянул ему визитку с золотым тиснением: — Мои телефоны в Пешаваре и Оклахоме.

Ставь меня в известность о состоянии больного, чтобы я мог вовремя прийти вам на помощь... Остальное, док, будем решать, по результатам лечения... И еще: не советую тебе возвращаться назад в рабство к Аюб-хану. Мир огромен и прекрасен: найдется в нем место для тебя и для Джона, а он стоящий парень, поверь мне, док!..

— Юсуф верит, сэр! — прижал руку к груди Юсуф. — Спасибо, сэр, за свободу и крылья!..

— Крылья?..

— Которые, милостью Аллаха, непременно вырастут у меня, сэр!..

На дороге показалась серебристая «Тойота» с красным крестом на двери.

— Удачи, док! — хлопнул Юсуфа по плечу Метлоу, когда джип остановился у «Тойоты».

Юсуф торопливой ящерицей, будто боясь, что его остановят, выскользнул из автомобиля и, прижав ладони к груди, поклонился американцу.

— Да не оставит Аллах тебя без своей милости и защиты, великодушный мистер Метлоу!

— У меня свой бог, док, Иисус Христос...

— У многих свой бог, — согласился Юсуф и полез в «Тойоту».

Сарматова Метлоу задержал в джипе.

— Запомни, Сармат, тебя зовут теперь Джон Ли Карпентер.

— Запомнил, — без особого энтузиазма кивнул тот. — Джон так Джон... Какая мне разница, я же совсем не помню человека с именем Сармат.

— О том, что ты Сармат, никто не должен знать.

— Значит, никто не будет знать.

— Главное запомни — ты англичанин, родившийся в Пакистане. Твой отец — офицер английской колониальной армии, погиб в джунглях, охотясь на бенгальских тигров.

— Кто такие бенгальские тигры?

— Полосатые дикие кошки. Большие и очень красивые. Когда их настигают пули охотников, они уползают в джунгли и там в полном одиночестве молча умирают. Смертным криком кричат лишь их глаза, Джон.

— Обещаю: когда мне будет плохо, я не буду кричать.

— Да хранит тебя наш казачий заступник Георгий Победоносец! — вырвалось у Метлоу.

— Попроси его вернуть мне память.

— Непременно попрошу и верю, что он поможет тебе. А теперь в добрый путь, старина!

Сжав в последний раз вялую, безжизненную руку Сарматова, полковник решительно захлопнул дверцу «Тойоты».

«Странные все же кульбиты откалывает жизнь, — глядя ей вслед, подумал он. — Не так давно с майором КГБ Сарматовым мы были смертными врагами, а сегодня я, полковник ЦРУ Соединенных Штатов, молю Бога о его спасении. Старею, видно, теряю осторожность и беспощадность волка, которых требует моя профессия. А может, это моя русская кровь проделывает со мной такую непонятную штуку?.. Но как бы там ни было, мне хочется, чтобы этому парню повезло в Гонконге. В чьих окопах он будет потом, так ли уж важно, да и проклятая „холодная война“, слава богу, кажется, заканчивается».

Будто жалуясь на что-то, гнусавым голосом тянул восточную песню водитель, качал пестрым тюрбаном в такт однообразной тягучей мелодии. Проплывали по обе стороны шоссе редкие селения с непременными узкими улочками, со скрытыми за дувалами двориками и устремленными ввысь острыми стрелами минаретов. С грохотом проносились мимо встречные, исписанные арабскими письменами, грузовики, мелькали легковые «Форды» и «Тойоты». С презрительным безразличием ко всему шествовали тяжело груженные верблюжьи караваны, семенили ушастые ослики.

Кидая частые взгляды на бледное лицо дремлющего Сарматова, доктор Юсуф озабоченно хмурил сросшиеся на переносице брови... Проверяя пульс на его безвольной руке, цокал языком и горестно качал головой.