Виктор Доценко - Срок для Бешеного Страница 8

— Осужденный Говорков!

Савелий вышел из строя, подошел к нему, остановившись в двух шагах:

— Савелий Кузьмич, восемьдесят восьмая…

— Почему куришь в строю? — оборвал его капитан.

— Кто, я? — растерянно воскликнул он.

— Нет, фабричная труба! — зло рявкнул тот.

— Да я с детства не курю и никогда не курил! — экзальтированно начал Савелий и тут, заметив ехидную улыбку начальника режимной части, нахмурился.

— Я не спрашиваю тебя о твоем детстве! Почему куришь в строю? — повысил голос замкомроты.

— Чтобы ноги не замерзли! — зло процедил Савелий сквозь зубы.

— Так… А чтобы они совсем согрелись, лишу тебя на месяц права пользования магазином! — ухмыльнулся капитан, вытащил из кармана блокнот, ручку, но она на морозе не писала. Подышав на нее, чтобы отогреть пасту, он записал фамилию Савелия и напротив поставил число и наказание. — Иди в строй!..

Савелий посмотрел на него долгим взглядом, усмехнулся и медленно пошел за своей бригадой…

ВСТРЕЧА СО СТАРЫМ ДРУГОМ

Миновало еще несколько дней. Савелий почти ежедневно задерживался на фабрик и, каждый раз не попадая на ужин, довольствовался лишь куском пайки и сладким кипятком. Почувствовав в этот день тошноту от голода и небольшое головокружение, он решил сняться вместе с бригадой и, чтобы хоть на время прервать мучившее чувство голода, сходить на пшенку.

Приготовив ложку, кусок хлеба, Савелий устало откинулся на кровати, желая отдохнуть до команды завхоза: «Построились на ужин!», — и незаметно уснул… Проснулся он от топота возвращавшихся из столовой осужденных. Матерно выругавшись, сел в кровати. Увидев Бориса, недовольно пробурчал:

— Что ж ты, Кривой, толкнуть не мог?

— А я знал, что ты хочешь идти на эту помойку? Смотрю — спишь, ну и не стал будить… Хотя ты совсем ничего не потерял, что не пошел, все равно не стал бы жрать это пойло из тухлой селедки… Вот, захватил! — Борис вытащил из кармана несколько сморщенных помидорин грязновато-зеленого цвета.

— У сцены бочку выкатили… Давятся, хватают, чуть не дерутся! — Он надкусил помидорину и скривился в противной гримасе. — Кислая, жуть!..

Глядя на него, Савелий тоже поморщился, но все-таки решил попробовать: двумя пальцами осторожно взял помидорину, понюхал и… едва не задохнулся от зловония. Швырнул в сторону и, с трудом сдерживая кашель, вытирая обильные слезы, выдавил:

— Подлюги! Администрацию бы накормить этим дерьмом!..

Подхватив с тумбочки хлеб, жадно занюхал им, отбивая тошнотворный запах, и стал медленно жевать его. Конечно, этот кусочек хлеба не смог насытить, и он решительно поднялся, накинул телогрейку, шапку и решил навестить Митяя: может, действительно чем угостит? При воспоминании о «жареной картошке» у него потекли слюни…

«Локалка» была еще открыта, и он беспрепятственно дошел до столовой, обогнул ее и подошел к входу на кухню. Со стороны кухни был небольшой хоздвор. Пожилой тщедушный зек, с трудом взмахивая огромным колуном, рубил метровые чурки на дрова.

— Митяя знаешь? — спросил Савелий.

— Ну? — Мужик выпрямился и настороженно посмотрел на него.

— Позови!

Ни слова не говоря, тот пожал плечами и скрылся в дверях кухни, а Савелий, прикрывая нос от сильной вони, оглядел хоздвор. Чего только там не было: кучи пищевых отходов, издававшие зловоние, различные ящики и бумажные мешки из-под рыбы. Под деревянным навесом вымораживались металлические термостаты (в них, прозванных зеками «сороковками» — по количеству порций каши в каждом, — возили обед на промзону). Савелий, вздохнув, покачал головой: «Действительно, помойка!»

Из дверей кухни вышел плотный, с впавшими глазами зек в короткой белой куртке повара.

— Митяем ты интересуешься? — спросил он.

— Ну…

— Земляк, что ли? — снова спросил тот несколько настороженно.

— Ты что, кум — допросы мне устраивать? Митяй здесь или в ШИЗО пошел? — разозлился Савелий.

— В больнице Митяй… — тихо заметил тот и с жалостью поморщился.

— Заболел, что ли?

— Вчера ночью… кто-то поленом… по голове! Зашивать пришлось, твари мокрожопые! — Он со злостью сплюнул. — Так-то вот! Извини, земляк, я на смене… Бывай! — Он быстро скрылся за дверью.

До боли стиснув зубы, Савелий простонал от ярости. Он сразу понял: произошло то, чего опасался сам Митяй. И Савелий, именно Савелий, виноват в этом. Повернувшись, он медленно направился к бараку. Проходя мимо входа в столовую, над которым нависла металлическая лестница с перилами, ведущая на второй этаж, где расположились библиотека и комната художника, Савелий приостановился и резко стукнул кулаком по железным перилам.

— Ну, — он грубо выругался, — держитесь, все равно узнаю, кто расправился с ним!

В этот момент его кто-то хлопнул по плечу. Савелий быстро обернулся и увидел перед собой невысокого упитанного зека лет тридцати. Что-то знакомое промелькнуло в его лице, но Савелий решил, что просто показалось. Пожав плечами, хотел идти дальше, но парень, уставившись на него, снова шлепнул его по плечу.

— Да пошел ты… — Савелий машинально толкнул его в грудь, парень не без труда удержался на ногах, но вновь стукнул его по плечу, на этот раз с добродушной усмешкой. Савелий разозлился и хотел уже серьезно приложить надоедливого, как неожиданно услышал знакомый голос:

— Чертушка! Ты будешь узнавать или нет? А, Говорок?

— Кошка?! — неуверенно прошептал Савелий, веря и не веря, затем радостно обхватил его с криком: — Кошка! Как же это? Дружан мой!

— Отпусти, медведь, задушишь! — смеялся тот, хлопая его по спине. — Кто вчера сказал бы, что тебя здесь встречу, ни за что не поверил бы!..

Савелий опустил его на ноги, но продолжал обнимать за плечи, словно боясь выпустить из рук, чтобы тот не исчез.

— Как же я рад тебя видеть! — Впервые за долгие месяцы Савелий улыбался.

— Идем ко мне, я же художником зоны… — Кошка подтолкнул Савелия к железной лестнице, и они стали подниматься наверх…

Комната, куда его завел Кошка, была достаточно большая, но заваленная различными стендами, плакатами, многочисленными банками с красками, кистями всевозможных размеров, самодельными приспоблениями для черчения и чего-то другого, так что свободного места почти не было — лишь пространство у рабочего стола. Савелий обратил внимание на какое-то странное устройство. Кошка пояснил:

— Это пресс… Я же еще и книги переплетаю, жить-то как-то надо и по возможности кушать хлеб с маслом… Садись, чифирить будешь?

— Боюсь, хлестанет: без ужина остался, — поморщился Савелий.

— Ну, это поправимо… — Кашка быстро залез в тумбочку и вытащил оттуда банку ставриды, баклажанной икры, конфеты, хлеб. Из своего «холодильника», за форточкой, достал пачку сливочного маргарина. — Давай хавай, не стесняйся, а я пока чифир сварганю…

В торце комнаты, за шторкой, оказалась раковина с краном, рядом — полочка с розеткой. Наполнив пол-литровую банку водой. Кошка сунул в нее самодельный кипятильник из графитовых пластин и воткнул в розетку. Пластины сразу покрылись пузырьками, и раздалось негромкое, уютное гудение.

Савелий с жадностью набросился на пищевое «богатство», уплетая за обе щеки. Взглянув на него, Кошка с жалостью покачал головой:

— Здорово ты сбледнул с лица! Так исхудал, что с трудом узнал… Смотрю: ты или не ты? И вдруг твой голос услышал… кого это ты так, по матушке, вспомнил?

— Ты Митяя знаешь?

— Баландера ШИЗО? Конечно… Не повезло пацану: измордовали его вчера шерстяные… И знаешь, странно мне это, они его обычно сами подогревают, с его помощью с трюмом связь держат, а тут…

— За меня пацан пострадал…

— Не понял?

— Со мной во время базара засекли… Это же он меня предупредил, что Аршин…

— Погоди! — Кошка стукнул себя по лбу. — Какой же я идиот! Как же я сразу не дотумкал? Я же за тебя и слышал! Так ты и есть Бешеный? Савелий пожал плечами.

— И Арагону ты втер? Молодец! Такая сволочь!.. Ко мне тоже подкатывался… Постой, он же сегодня выходит!

— Сегодня? Значит, уже вышел: днем забирали… — Савелий нахмурился. — Значит, сегодня… — задумчиво повторил он.

— Эта падаль так не спустит: мстить будет…

— Митяй и сказал, что в день выхода заявится.

— Да?.. Здесь кровью пахнет…

— Его кровью! — Савелий стукнул кулаком.

— Это серьезнее, чем ты думаешь… — Кошка встал и нервно начал мерить свободное пространство комнаты.

— Не штормуй! «Закон моря» забыл? — криво усмехнулся Савелий, несколько осоловевший от обильного угощения.

— "Плыть даже с пробоиной во все днище!" Нет, не забыл, но здесь, к сожалению, не судно, не море… Тем более за то, что и ты можешь сотворить с ними, — раскрутка… У тебя сколько?

— Срок?.. Девять…

— Ну вот! Тебе нужна добавка?

— Мне все равно! — жестко ответил Савелий.

— Ты что, Говорок? Что с тобой?