Виктор Доценко - Срок для Бешеного Страница 9

— Ты что, Говорок? Что с тобой?

— Ничего!

— Тебя словно подменили… Откуда в тебе это безразличие? Ты же всегда пер по бездорожью, да еще и против ветра! — Возбужденный, Кошка даже не заметил, как начал кричать.

— Против ветра? Против ветра — себя обделаешь, — тихо проговорил Савелий и усмехнулся, но тут же в глазах появилась злость: — Не суетись! Все будет хоккей! Как говаривал наш боцман.

— Ну… — Савелий поднялся, застегнул телогрейку, нахлобучил шапку.

— А чифир?

— Локалку закроют, проси потом старого…

— Хорошо, держи краба! — Они пожали друг другу руки. — С лекальщиком я договорюсь: будет выпускать и впускать в любое время… Не пропадай, заходи, когда сможешь…

Савелий сжал кулак, хотел что-то сказать, по передумал — стукнул Кошку дружески в плечо и вышел…

Когда он подошел к локалке, она была уже закрыта, но пожилой лекальщик, обычно скандаливший с опоздавшими, многозначительно и с долей жалости взглянул на Савелия и молча отодвинул задвижку. Не обратив на него внимания, Савелий прошел мимо, прикрыл калитку и направился в жилую секцию. Его мысли были заняты странной реакцией Кошки Само. Они знали друг друга давно: познакомились едва ли не в первые дни прибытия Савелия на БМРТ, как назывался Большой морозильный рыболовный траулер, на который его устроил после долгой, унизительной ходьбы по кабинетам и инстанциям отец одного из погибших однополчан.

На БМРТ Кошка работал коном, несмотря на то что прекрасно рисовал. Как-то он признался, что даже поступал в Суриковское училище, но не прошел по баллам. Все свободное время он отдавал своему увлечению и мечтал о какой-то картине. Веселый, открытый, смелый, он сразу понравился Савелию, и они часто проводили время вдвоем. В его смелости Савелий смог убедиться в одном иностранном порту, когда Кошка, не обращая внимания на превосходящие силы «противника», ринулся в драку и вовремя спас от разрушения не только увесистую табуретку, но и голову Савелия, в которую эта табуретка была направлена… И если он так разволновался, то дело, значит, действительно серьезное… За этими размышлениями и застала его сирена, возвещающая об отбое…

— Прекратили хождения! Все по шконкам! Отбой!

Автоматически включился ночник над входом: лампочка, покрытая красным лаком и заключенная в деревянный корпус со стеклянной крышкой с надписью: «ОТБОЙ».

В тот момент, когда завхоз потушил общий свет, но еще не — включился ночник, Савелий прямо в одежде и сапогах юркнул под одеяло, и этого никто не заметил. Отлично! Теперь можно спокойно все обдумать: до обхода прапорщиков они вряд ли придут, скорее всего — после… Значит, час, а то и два придется ждать… Главное, не заснуть! Боялся ли он? Скорее всего, нет… От предстоящего ожидания Савелий почувствовал возбуждение и некоторое волнение, ему хотелось, чтобы скорее все началось… Было и еще одно чувство, которое напрасно решился задеть Аршин, дав задание разделаться с Митяем, — злость! Савелий понимал, что не сам Аршин учинил эту жестокую расправу: он сидел в это время в ШИЗО, но исходить это могло только от него… Подонки! Слабого пацаненка поленом по голове!.. Ну что ж, теперь он посмотрит кто кого! Интересно, чем и как они сегодня будут пытаться расправиться с ним самим?..

Чтобы скоротать время, Савелий начал вспоминать свое обучение в «спецназе». Тогда они еще не знали, что их готовят для посылки в Афганистан. Не знали, что многие не вернутся назад и сложат свои молодые головы на чужбине… Зачем? Почему? Ради кого и ради чего?.. Эти вопросы будут, вероятно, мучить всех, оставшихся в живых, всю жизнь… Смогут ли они ответить на эти вопросы так, чтобы не оставалось никаких сомнений? Вряд ли…

До армии Савелий хватался то за одно, то за другое… Занимался борьбой самбо, боксом, акробатикой, плаванием, играл в ручной мяч. Подвижный, с хорошей координацией, он во всех этих видах спорта выполнил взрослые разряды, и каждый тренер предрекал ему отличное спортивное будущее, но всякий раз он спотыкался о дисциплину, а строптивый характер не позволял вовремя покаяться, попытаться измениться. Трудно сказать, чем бы окончилось его «совершенствование», если бы не призыв в армию…

«СПЕЦНАЗ»

Первые дни в роте «спецназа» были для него не из легких: в армии не любили строптивых и тех, кто выделяется. Но все попытки поставить своенравного новобранца на место наталкивались на такое яростное сопротивление с его стороны, что Савелия вскоре стали побаиваться даже «деды», конечно, не его силы: вдвоем-втроем его часто отделывали так, что по несколько дней Савелию приходилось вылеживаться в санчасти. Они боялись другого: Савелий никогда не прощал нанесенной обиды, и с каждым из обидчиков разделывался поодиночке, выжидая удобного момента… В конце концов его «признали» и оставили в покое.

Именно в то время и пришел их обучать старый японец Магасаки по имени Укору. Глядя на него, нельзя было подумать, что ему далеко за шестьдесят. Старик в совершенстве владел своим телом, а иногда, находясь в хорошем расположении, показывал один яз самых трудных приемов не только для своих лет, но и для многих мастеров спорта: двойное сальто… Мало того, во время исполнения сальто Укору Магасаки наносил двойные удары рукой-ногой. Этот прием носил красивое название — «маваши»…

Именно тогда Савелий впервые соприкоснулся с этой удивительной борьбой. Точнее сказать, не борьбой, а с искусством индивидуального боя без оружия.

Старый Укору никогда не разминал свои мышцы, по крайней мере, этого никто никогда не видел. Мышцы, говорил он, всегда должны быть готовы к бою — враг не будет ждать твоей разминки!.. Как же он был прав! Позднее, в Афганистане, Савелий часто вспоминал добрым словом старого тренера, наставления которого не раз спасали ему жизнь… Частые столкновения с душманами, нападавшими всегда неожиданно, не позволяли расслабляться тем, кто в наряде.

Старый японец очень много рассказывал о происхождении этого боевого искусства. Его истоки идут от древних времен Японии, когда еще только возрождалась мощь династии Микадо…

Для охраны императора отбирались наиболее одаренные и физически развитые дети из приближенных семей. Эти дети, едва оторвавшись от материнской груди, воспитывались в особых условиях, обучались приемам борьбы, которые держались в секрете и передавались по наследству из поколения в поколение. Среди воспитанников проводились своеобразные экзамены в три круга: в шесть лет, в одиннадцать и в шестнадцать… Не прошедшие первые два круга не прекращали своих занятий, но они уже готовились для охраны знати более низкого ранга. И только те, что прошли все испытания, допускались к особе императора…

Единственным их оружием были руки и ноги: враг не должен знать, кто из приближенных императора охраняет его. Должность телохранителя также передавалась по наследству, как — и искусство боевой борьбы. Нарушивший тайну искусства или специальный кодекс чести должен был навеки «уснуть»: не сильным, но точным ударом по сопкой артерии его «усыплял» глава рода…

Старый Магасаки говорил, что современное каратэ лишь примитивно напоминает то, что могли выполнять воины охраны императора. Скорее всего, эти приемы раскрыты теми, кто не прошел все три круга испытаний: некоторых с позором изгоняли из школы, взяв клятву держать в тайне полученное умение и применять его только в одном случае — при явной угрозе жизни…

Когда Савелий в числе отобранных ребят прибыл к месту обучения, их командир представил им Укору Магасаки и серьезно сказал, что все те, кто прибыл, должны в совершенстве овладеть борьбой, которую будет преподавать «товарищ Магасаки»…

Позднее ученики узнали печальную историю их наставника. Он оказался среди немногих, кто уцелел после взрыва американской атомной бомбы, хотя находился совсем недалеко от эпицентра… В то время Укеру, совсем еще молоденький парнишка, работал на свинцово-цинковом заводе. Возможно, именно Господин Случай и спас его жизнь: он заснул в толстом свинцовом контейнере, что и защитило его. Но сам он был уверен, что только его знание тайны древней борьбы помогло ему остаться в живых… Пораженный вероломством и жестокостью американцев, а более всего напуганный, что Страна восходящего солнца проклята богами. Укору покинул Японию и вскоре оказался во Владивостоке. Новая страна, добросердечные люди настолько понравились, что он принял решение навсегда остаться «у эти сиватичные руски»… В память о своем городе Нагасаки он взял себе фамилию, изменив только первую букву…

Вспоминая, Савелий ничего не упускал из поля зрения: он видел, как из соседнего прохода вышел их бригадир Смолин. Решил, видно, избавиться от лишней жидкости в организме… А может, караулит? Хотя нет, вряд ли…

И снова окунулся в прошлое. Когда их группа пришла на первое занятие в спортивный зал, пол которого был покрыт толстой кошмой, Магасаки предложил каждому из них подпрыгнуть вверх. При этом он не делал никаких заметок, полагаясь только на свою память, которая, нужно заметить, никогда не подводила его. Когда все отрыгались, Укору попросил Савелия попрыгать три минуты на месте, держа руки в стороны. Савелий же днем раньше вывихнул руку в плече и через несколько прыжков опустил руки, но продолжал прыгать. Все вокруг ехидно посмеивались, а старый наставник, удовлетворенно крякнув, то же самое предложил проделать всем остальным курсантам. После чего выстроил их полукругом и сказал, выговаривая букву "в" как "б":