Б. Седов - Авторитет Страница 8

– Я люблю тебя, малыш! – пьянея от счастья, хрипло выдавил Рублевский, чувствуя, как проваливается в умопомрачительный сексуальный водоворот. Он буквально зашипел от пряной смеси резкой боли и дикого удовольствия, когда острые ноготки вонзились в его плечи…

Потом они долго лежали, счастливые и утомленные, и курили длинные ментоловые «Мор», думая каждый о своем. Вера легонько поглаживала крепкую, в меру лохматую грудь Рублевского и еле заметно улыбалась кончиками лукаво изогнутых губ.

– Утро уже… – прошептала она, вздыхая так, как может вздыхать только удовлетворенная женщина. – Шесть ноль шесть. – Не поднимая головы, актриса посмотрела на горящие зеленым светом цифры электронного будильника, стоящего на подставке китайского торшера, привезенного ею из гастролей на Тайване. Гастроли запомнились прежде всего тем, что ворвавшийся в гримерку папарацци из скандального местного журнала сфотографировал ее в весьма пикантной позе, когда она переодевалась между актами спектакля. Правда, в журнале фотография так и не появилась. Об этом Лиховцева знала точно, ибо после того случая она регулярно заказывала каждый новый номер, втайне надеясь увидеть себя на глянцевой обложке, натягивающую кружевное боди на голое тело.

– У нас осталось еще минут пятнадцать, а потом мне надо будет вставать, – промурлыкала Вера. – Как несправедлива жизнь, правда? Ждешь, ждешь этой ночи целый год, а она потом, засранка, раз – и пролетает, как одно мгновение!

– Э-т точно, – пробурчал Сергей, заталкивая в хрустальную пепельницу окурок и крепко обнимая любимую женщину. – Но здесь уже ничего не поделаешь, так устроен мир. Все когда-нибудь заканчивается. К тому же… мы ведь договорились больше не теряться. Или ты передумала?

– Наоборот, лишний раз убедилась, что сердце меня в прошлый раз не обмануло. Ты действительно тот единственный, кого я так долго искала, Сережа. Когда мы снова встретимся? У тебя сегодня вообще какие планы на вечер?

– Пока никаких. Я сейчас во внеочередном отпуске. Вроде как на излечении. Правда, надо к десяти утра заглянуть в гости к одному хорошему человеку, – улыбнулся Рублевский. – Ну, еще пара мелких дел. То да се. Часа на три от силы. К вечеру буду свободен. Есть предложения?

– Есть. Давай сходим в какой-нибудь экзотический ресторан. Но вначале – на выставку Рериха, – предложила Вера. – Обожаю его картины. Гималаи – это что-то!

– Кого именно обожаешь? Отца или сына? – проявил осведомленность Рублевский.

– Обоих. И не надо задаваться. Не ты один такой умный, – рассмеялась Лиховцева и легонько щелкнула Сергея по кончику носа. – Заедешь за мной к театру, в шесть?

– Хорошо. Кстати, ты что на завтрак любишь?

– Стаканчик минералки «Перье», без газа. Потом – умываться. И кофе со сливками, без сахара. Маленький йогурт на кефире. Плюс – аппетитный жареный тостик с огромным слоем апельсинового повидла, – с хитринкой поглядывая на Сергея, перечислила актриса. – Все вышеназванное плюс еще уйму всякой вкуснятины ты легко найдешь на кухне, милый.

– Ну, слава богу. Хоть в магазин бежать не придется, – хмыкнул Рублевский. – Я уж, признаться, думал, что у тебя дома так же, как у меня. Таракан в холодильнике с голоду повесился. Ладно, ты тут лежи, просыпайся потихоньку, я скоро…

Взглянув на будильник, Сергей откинул одеяло, соскочил с кровати, быстро надел брюки, накинул на плечи рубашку и, шлепая босыми ногами по паркету, направился на кухню, чтобы приготовить тосты для Веры и настоящий мужской завтрак – яичницу с колбасой – для себя. После ночи любви есть хотелось много и сытно, как тиранозавру.

Глава 3

ФЮРЕР, «ТРЕТИЙ ГЛАЗ» И ГОП-СТОП

– Владислав Александрович, – в дверном проеме кабинета появилась Аллочка. Любовница говорила нарочито громко, чтобы дожидающийся в приемной посетитель слышал каждое слово, – пришел господин Карташов. У него назначено на половину десятого.

Рэмбо ухмыльнулся, махнул лениво рукой. Секретарша одарила босса хитрой улыбкой, оглянулась и сказала, грациозно делая шаг назад и освобождая проход:

– Пожалуйста, Станислав Игоревич. – Бывшая модель подождала, когда гость переступит порог кабинета и аккуратно прикрыла за ним звуконепроницаемую дверь. Главарь питерских фашистов – высокий голубоглазый блондин примерно одного возраста с Невским – вошел вразвалочку, по-хозяйски. Обменялся с Владом крепким рукопожатием, выдвинул стул, сел. Достал пачку «Парламента». Покосился на хрустальную пепельницу.

– Ну, здорово, Фюрер, – кивнул Невский. – Как оно? Давим гадов ползучих, не покладая рук, ног и бейсбольных бит с арматурой?

– Потихоньку, – довольно ощерился Карташов, щелкая золотой зажигалкой и жадно затягиваясь. – Вчера вот… по узкоглазым чутка поработали. В Сосновой Поляне. Как было заказано.

– Да уж. Наслышан. Во всех местных новостях, первым номером. И даже на центральных каналах. Молодец.

– Стараемся, босс.

– Следов лишних не оставили? – на всякий случай уточнил Рэмбо.

– Обижаете, – фыркнул Карташов. – Не первый раз замужем. С ментами, как обычно, все схвачено. Два куска в зубы – и порядок. Легавые не вмешивались. Приползли в гадюшник после моего звонка подполковнику, когда пацаны уже закончили дело и свалили. Ништяк. Никого реально искать не станут. Так, повоняют, сошьют пару дел на левых дебилов, отчитаются на Литейном и успокоятся.

– Хорошо. Если вдруг появятся сложности, мы прикроем. Главное, чтобы без мокрухи, Стас. Сейчас это ни к чему. Рано. Я еще с Вонгом не общался на предмет пересмотра прежних договоренностей.

– А, – отмахнулся Карташов. – Не думаю что этот хуйвэнбин кривоногий станет быковать, – довольно процедил Фюрер. – Я его лично не видел, но говорят, что Вонг обезьяна неглупая. Должен понимать политику партии. А нет – так напомним, куда он, сука косая, приехал. И кому должен в ножки кланяться за возможность рубить капусту на нашей земле!

О вчерашней показательной акции питерских бритоголовых, поздно вечером ворвавшихся с битами и обрезками арматуры в руках в облюбованное вьетнамцами и китайцами общежитие на южной окраине мегаполиса и устроивших там настоящее побоище, мгновенно раструбили все без исключения СМИ, создавая городу на Неве репутацию центра нового русского фашизма. И лишь немногие умные люди, умеющие анализировать и видеть дальше своего носа, догадывались, что на самом деле за толпой малолетних «скинов» кроется обычный бизнес и банальная борьба криминальных кругов за сферы влияния. И уж вовсе считанные единицы посвященных точно знали, что за кукловод управляет движениями созданной пять лет назад общественно-политической организации «Славянский Союз» и финансирует показательные акции возмездия, направленные против проживающих в Петербурге «цветных» – цыган, азиатов и кавказцев.

– На, держи, – Невский выдвинул ящик стола и бросил на стол пачку долларов. Пресс исчез в кармане кожаной куртки Карташова. – Теперь едем дальше. Ты про Гонгу слышал?

– Да, разумеется, – нахмурился Фюрер. О нашумевшей смерти новой звезды питерского рок-андеграунда Григория Сахалинского главарю фашистов, конечно же, было известно. Как известно было Карташову и то, что именно хозяин «НВК-системы», случайно увидев выступление Гоши в одном из клубов и прибалдев от тронувших душу песен, тут же пригласил музыканта за свой столик, свел с ним знакомство, впоследствии дал ему деньги на выпуск первого диска и нашел толкового продюсера, который сделал из сильно пьющего лохматого парня в потертой джинсе звезду хит-парадов. Но неделю назад произошла трагедия. Вернувшегося с очередных гастролей по стране Гошу Сахалинского друзья нашли мертвым, в его недавно купленной и отремонтированной по высшему разряду шикарной квартире в историческом центре Питера. Экспертиза показала, что музыкант скончался в страшных мучениях, от передозировки некоего неизвестного местным ментам синтетического наркотика. На журнальном столике в гостиной, рядом с трупом, менты обнаружили пакетик с двумя одинаковыми розовыми таблетками. На одной из сторон каждой таблетки было вытиснено изображение древнего оккультного символа – открытого глаза. Об этом событии взахлеб писали все газеты.

– Гоша был не просто мне обязан, он был моим другом, – смерив Фюрера холодным взглядом, процедил Невский. – С моей помощью он стал знаменитым. Стал таким, каким его навсегда запомнили миллионы поклонников.

Невский взял в руку лежащий на столе лист бумаги, пробежал глазами знакомый текст и бросил документ Карташову.

– Мои люди установили, что эти таблетки около месяца назад впервые всплыли в Голландии и Бельгии. И привезли их в Брюссель и Амстердам черножопые. Предположительно – выходцы из Нигерии. Каждую таблетку они толкали по сто пятьдесят евро, но случайно нарвались на стукача, работавшего осведомителем легавых. Обезьян повязали копы из отдела по борьбе с наркотой. Взяли чисто, с поличным, в одном очень известном клубе, где собирается местный бомонд. Отвезли среди ночи в участок. Документов на кармане у ниггеров не было, имен своих они не называли, лишь требовали адвоката. По-английски. В общем, допрос отложили на утро. А утром, когда менты открыли камеру, нашли обоих дилеров болтающимися в петлях. Понятно, что черномазым крепко помогли, дабы те вдруг не сломались и не запели. А так концы в воду. Даже личности жмуриков установить невозможно. Пальцев в базе данных нет. Не привлекались, не засветились. Типичный стопроцентный глухарь. В общем, официальная версия смерти – самоубийство. В состоянии аффекта. Точка.