Александр Тамоников - Синдром войны Страница 8

– Значит, все пропало, – заявил Махецкий.

– Командир, по поселку ходят стаи бродячих собак, – подал бесцветный голос Шанько. – Думаю, у них проблемы насчет пожрать. Мы слышали, как они лают где-то в центре. Псины нас почуют.

– И что теперь? – Стригун нахмурился. – Валить обратно? Выкручивайтесь, ребята, вы все-таки спецназ.

– Хорошо. – Шанько кивнул.

– Упомянутые – на выход! – Алексей выразительно качнул головой. Четверо удалились.

Ванька Махецкий гулко пробухтел:

– Мужики, водку на всех берите!

– Гуляев, Семицкий! – продолжал Алексей, грозно глядя на Ивана. – Марш в дозор, усилить Котенко. И никакого сна, не забывайте – мы на территории, занятой противником. Это не новобранцы. Левин, Антонец, Дьяков да, собственно, и ты, Махецкий, заступаете через полчаса. Пока можете отдыхать.

Поселок действительно напоминал мрачноватую зимнюю сказку. Небо потемнело до упора, фиолетовые тучи ворочались, перетекали с места на место словно клубы дыма. Снег валил, как в новогоднюю ночь, но, увы, не мягкими пушистыми хлопьями, накапливался над стрехами зданий, нависал живописными каскадами, покрыл все крыши, заборы. Через день-другой он мог растаять, полностью сойти на нет, но в эту ночь казалось, что это всерьез и надолго.

По улицам и переулкам разгуливал ветер, тряс обломки кровли, гонял мусор, утробно завывал в дырах и обгорелых дымоходах. Спираль поземки носилась по проезжей части. Зыбкие тени скользили в морозном воздухе, иногда останавливались, замирали.

В поселке оставались мирные жители. Их было немного, они предпочитали прятаться в подвалах, и только суровая надобность выгоняла их на улицу. Минуту назад мужчина в расстегнутом пуховике набивал снегом ведра. Он выбрался из подвала, хотел спуститься туда же, поднял голову и обнаружил, что вдоль забора кто-то крадется. Оба встали как вкопанные.

«Человек с ружьем» мысленно чертыхнулся. Встреча с мирным населением не входила в его планы. Они не видели лиц друг друга, только силуэты колебались в ночном воздухе.

– Стоять, ни с места! – глухо вымолвил на чистом украинском Степан Бобрик, уроженец Владивостока.

Его мама была украинкой, поэтому он в детстве наслушался и говорил без акцента. Пришлось выкручиваться. Не убивать же этого испуганного гражданского.

– Не стреляйте, пожалуйста, я не террорист, – дрожащим голосом произнес мужчина, и ведро со снегом выпало из ослабевшей руки. – У меня в подвале старенькая мама, больная жена. Мы не замышляем ничего плохого.

«Да верю я тебе, – сконфуженно подумал Бобрик. – Какого хрена ты тут возник, дурачина?»

Он для проформы поднял автомат. Мужчина дернулся, но никуда не побежал, не хотел становиться «быстрым и мертвым». Бобрик подумал и опустил ствол.

– Ладно, мужик, иди в хату. Террористов тут уже не будет. Ты находишься под защитой спецназа украинской армии. Спрячься в подвале и не выходи.

– Да, я понял, спасибо, – пробормотал мужчина и попятился, забыв про свои ведра.

– Чужих тут не видел?

– Нет, никого не видел.

– Добро, исчезни!

Мужчина, топая кирзачами, припустил в дом. Бобрик раздраженно поморщился. Ладно, этот тип хотя бы не побежит к украинским воякам докладывать о появлении ополченцев.

Бобрик пригнулся, двинулся дальше и через пару минут догнал Архипова. Тот стоял, прижавшись к забору и приложив палец к губам – мол, слушай. Оба затаили дыхание и сквозь порывы ветра различили отдаленный гул мотора. Звук не отступал и не приближался. Машина с включенным двигателем стояла на месте. До поселковой администрации оставалось чуть больше квартала. Похоже, информация о наличии противника подтверждалась.

Шанько на параллельной улице почувствовал, как волосы под шапкой вдруг начали шевелиться. Много дней он не чувствовал страха, был равнодушен к любой опасности и плевать хотел на смерть. Вдруг что-то сжало грудь, дышать стало трудно. Он сделал попытку глубоко вздохнуть, расставил ноги, услышал зловещее урчание и понял, что сейчас произойдет.

Из-за приземистой сараюшки, покоящейся на стопках кирпичей, медленно вышла здоровенная оборванная собака. Она утробно урчала. Глаза поблескивали, как у голодного волка. По сути, это и был волк, много дней не видевший нормальной еды и готовый на все. Собака расставила лапы, опустила голову, смотрела жадно, без отрыва.

Шанько застыл. Стрелять он не хотел. Одной очередью можно провалить всю операцию. Правая рука поползла к верхней пуговице бушлата. Зверь зарычал громче, пока еще не бросался, оценивал шансы, но уже дрожал от нетерпения, скалилась пасть, шерсть поднималась дыбом. Пальцы плавно расстегнули пуговицу, нащупали рукоятку «стечкина», на ствол которого был предусмотрительно навернут глушитель. Ян давненько так не волновался.

Из-под днища сарая выползла еще одна собака, за ней другая – такие же страшные, некормленные, бывшие друзья человека. К ним присоединилась еще одна парочка. Теперь они рычали всей компанией, пока не подходили, набирались коллективной смелости. Голод не тетка, долго ждать не заставит. Стоит только отступить, показать свою слабость…

Шанько выстрелил дважды, почти не целясь. В прежние годы он был инструктором по стрельбе на Воронцовском полигоне, именно там и познакомился со своей невестой, так и не ставшей его женой.

У первой псины подкосились все лапы одновременно, она повалилась с раскроенным черепом. Вторую пуля ударила по самой макушке. Она упала, завертелась, жалобно скуля, и замерла с распахнутой пастью.

Остальные прижали уши, попятились. Они продолжали злобно рычать. Раздался третий хлопок. Псина со скатанной палевой шерстью, уже собравшаяся броситься в атаку, уткнулась мордой в снег. Остальные пустились наутек, решив не испытывать судьбу. Беспорядочный лай огласил заснеженную улицу.

За спиной Шанько раздался шорох. Он стремительно повернулся и чуть не отправил в райские кущи прапорщика Кульчия! Ян вскинул ствол в небо, шумно перевел дыхание.

– Развлекаемся? – вникнув в тему, осведомился прапорщик. – На местной фауне решил поупражняться? Ладно, пошли. Меньше квартала осталось.

Разведчики вернулись на базу через час с небольшим, возбужденные, запыхавшиеся.

– Ладно, так и быть. – Алексей посмотрел на часы и снисходительно улыбнулся. – Будем считать, что в норматив уложились. Где Шанько?

– Он остался наблюдать, товарищ капитан, – доложил вспотевший Кульчий. – Напротив администрации заброшенный дом, там одеяла, старое тряпье. Не замерзнет, с комфортом проведет время, если не уснет, конечно. Все подтверждается, Алексей. Численность отряда неизвестна. Мы не могли войти внутрь и пересчитать их по головам. Но у здания стоят две БМД. В каждую влезает не больше десятка человек, включая экипаж. На площадь к администрации выходят две улицы. Можно без проблем подобраться к зданию, окружить его. Это вытянутое строение с тремя входами. Главный вход с юга. Возле него и стоит техника. Плюс две двери по бокам, возможно, запертые. Мы не видели, чтобы в них кто-то входил. Силовики в здании, сидят в помещениях, граничащих с центральным холлом. Еще не спят – огоньки блуждают, и голоса слышно. Двигатели БМД заглушены, экипажи тоже в здании. На улице двое часовых. Один у парадного входа, другой обходит управу, а потом несколько минут составляет компанию первому. Все тихо, командир, им и в голову не приходит, что будет атака. Если в обстановке произойдут изменения, то Шанько доложит. Штурмуем, командир?

– Плохо, что они еще не спят. – Алексей поморщился. – Их явно больше, чем нас, они находятся под защитой стен, лучше вооружены. Единственный наш шанс – взять их теплыми. – Он принял решение. – Все слушают внимательно! Делаем так. Атакуем перед рассветом, в семь утра. Подъем в пять тридцать. Завтрак, водные процедуры, гм. Выдвигаемся в шесть пешим порядком. БМП с экипажем до сигнала остается в гараже. К семи мы должны завершить охват здания и занять позиции для штурма. Снимаем часовых, минируем главный вход на случай, если крысы побегут с тонущего корабля. Чего уставились сонными глазами? – Алексей вскинул руку с часами. – Всем спать. Где хотите, хоть на крыше. Да поспешите, два часа вам осталось на это удовольствие. Гавава, Лопырев, вы не участвуете в штурме, поэтому в охранение! Оба, немедленно!

По сигналу сотового телефона Стригун вскочил как новобранец, первым выбрался из десантного отсека. Неудобства страшные, но ладно, хоть не боковая полка рядом с цыганами у туалета. Спал всего ничего, а такую уйму снов успел пересмотреть! Первая жена, любимая Иришка, погибшая в автокатастрофе, пришла к нему, присела на край кровати. Она что-то тихо, вкрадчиво говорила, искала его руку, а он лежал парализованный от страха, не знал, как себя вести.

Явилась, не запылилась вторая супруга, теперь уже гражданская. Он прожил с ней два года, а потом погнал в шею, застав в позе наездницы на заместителе командира части по воспитательной работе.