Илья Рясной - Право выжившего Страница 8

Расквартированные на стадионе имени Ленина внутренние войска не имели возможности нормализовать ситуацию. Восемнадцатого января части четвертой общевойсковой армии, расквартированные в Сальянских казармах в Баку, были заблокированы тяжелыми грузовиками. В ночь с девятнадцатого на двадцатое в город вошли части Северо-Кавказского и Закавказского военных округов. Они встретили ожесточенное сопротивление боевиков народного фронта и ответили на него огнем из стрелкового оружия. Счет погибших в ходе столкновений шел на сотни. Но контроль за городом был установлен в первые же сутки.

Снова в городе на перекрестках стояли уже привычные за последние годы танки и бронемашины. По ночам улицы перекрывались солдатами, и движение без пропусков воспрещалось. Вновь и вновь по телевидению и в газетах повторялись слова, в которых ощущался лязг стали — режим чрезвычайного положения.

В наряд на посту при выезде из города у Волчьих Ворот входили сержант, рядовой внутренних войск и солдат связист из бакинского полка связи. Темнело. Близилось время комендантского часа, и водители торопились успеть добраться до места назначения.

— «КАМАЗ» тормозим, — кивнул сержант и махнул гаишным жезлом. Рядовой отошел подальше на обочину и поднял автомат, положив пальцы на затвор. Береженого Бог бережет.

«КАМАЗ» замер на дороге. Водитель знал, что по требованию наряда надо останавливаться. Иначе схлопочешь очередь в догонку. Чрезвычайное положение.

— Сержант Савостьянов, — козырнул боец. — Куда следуете?

— Автотранспортное предприятие номер два. Вот путевка, — плотный, седой водитель, заискивающе улыбаясь, протянул документы.

— Что за груз?

— Ящики с запчастями.

— Покажите.

— Пожалуйста, — водитель с сержантом залезли в кузов.

Луч фонарика высветил ящики.

— Откройте.

— Пожалуйста, — водитель вскрыл монтировкой ящик. В нем действительно лежали промасленные запчасти к тракторам и грузовикам.

— Тот, — кивнул старший сержант на нижний ящик.

— Пожалуйста. Тот же результат.

251

Илья Рясной

— И тот.

— Сержант, сколько можно? Начальство решит, что я ящик распечатал. Что хочешь? Деньги? Бери. Я тороплюсь. Сутки без отдыха. Скоро комендантский час.

— Открывайте.

— Но, сержант…

— А то я сам.

Водитель нехотя потянулся к ящику, но не к тому, на который указывал сержант.

Сержант коснулся пальцами затвора.

— Не дури, мамед, — прошипел он. — Вытаскивай его наружу.

В ящике под тряпьем лежали два автомата Калашникова и цинк с патронами.

— К машине. Руки за голову.

"Сержант обыскал положившего руки на кабину водителя.

— Сержант, у тебя дембель скоро, — просяще произнес водитель. — Деньги нужны будут. Скажи, сколько.

Много дам. Договоримся?

— Со своим ишаком договариваться будешь, — отрезал зло сержант. — Бакир, сообщи на «Эльбрус» — у нас машина с двумя стволами. Пусть присылают на разбор.

А ты, мамед, стой тихо.

Смуглый связист из полка связи хмуро взирал на происходящее. Неожиданно он рывком ринулся на рядового внутренних войск и ударил его головой в лицо. Потом вырвал автомат Калашникова, передернул затвор и срывающимся голосом крикнул:

— На асфальт, русский билядь!

— Ты чего, белены объелся? — ошарашенно спросил сержант.

— Убью, билядь-!

— Вот скотина, — автомат со стуком полетел на асфальт. Военнослужащие внутренних войск улеглись на асфальт.

— Что стоишь? — спросил связист шофера по-азербайджански. — Поехали!

Машина развернулась и рванула вперед. Через пару километров она свернула с шоссе и закрутилась по проселочным дорогам.

— Молодец, брат, — обрадованно воскликнул шофер. — Хорошо их. Почему?

— Ты мусульманин, я — мусульманин. А кто они? — развел руками солдат.

— Правильно. Но обратного тебе пути нет.

— Нет.

— Дорога одна — Карабах.

Так началась для дезертировавшего из Советской Армии Керимова Бакира Бехбуд-оглы, семьдесят первого года рождения, его война.

Воевал в Карабахе. Попал в окружение, когда армяне зажали полк и практически полностью уничтожили его. Чудом остался жив. Потом снова воевал. Ушел из армии. После развала СССР бояться стало нечего. То, что он дезертировал из Советской Армии, теперь уже не интересовало никого.

Вернулся домой, в Мингечаурский район, к матери, отцу, восьмерым младшим сестрам и братьям. К нищете на грани голода. Вскоре он понял, что дома ему места нет. Нет достойной работы, нет возможности позаботиться о родных, заработать хоть сколько-нибудь приличные деньги и поддержать семью. Война далеко не озолотила Бакира. А между тем к деньгам он относился с болезненной страстью — его жадность вызывала даже некоторую растерянность у знавших его людей.

Тут-то и подвернулся дальний родственник Ибиш Дергахов, весьма уважаемый человек в городе. Встретив Бакира на улице, он пенял, что тот не навещает «старика». Это означало, что «старик» требует встречи. От таких встреч не отказываются.

— Воевал. С армянами воевал. Хорошо воевал. Хвалю, — сказал он за чашкой чая, не замечая суетящихся и накрывающих стол дочек.

— Это угодно Аллаху, — потупился Бакир.

— Один мой друг ищет доблестных юношей. Он платит хорошо. И это тоже угодное Аллаху дело.

— Какое?.

— Отвезти вещь. Приехать обратно и отвезти еще вещь.

— Что за вещь?

— Ты согласен?

Услышав сумму, Бакир согласился сразу.

А задание было нехитрое. Доставлять оружие и боеприпасы братскому чеченскому народу. Так стал Бакир работать на лидера партии «Боскурт», министра внутренних дел Азербайджана, личного друга Дудаева Искандера Гамидова.

После поспешного ухода российской армии Чечня лихо вооружалась оставшейся в Закавказье и на Северном Кавказе, по неким договоренностям боевой техникой. Поступал смертельный товар и из-за рубежа.

— Искандер, нужны «стингеры», мины к минометам, минометы и опять мины, — накручивал своего друга глава «Свободной Ичкерии». — Мины особенно нужны.

— Понял.

— И к «Граду» снаряды.

— Люди нужны?

— Нет. Оружие нужно. Мы тогда русских выметем до самой Москвы!..

Бакир вошел в отряд, занимавшийся переправкой в Ичкерию тех самых мин, снарядов к «Градам», патронов. А когда русские войска пересекли границу Чечни, он гордо заявил:

— Я хочу бить этих псов. И стал бить «русских псов». С кем только не приходилось воевать бок о бок в этой войне. С хохлами с Западной Украины и воинами ислама из Иордании, с латышскими и эстонскими биатло-нистками, русскими «Иванами» из Ярославля и Волгограда. Одни шли в бой из животной ненависти к большому раненому медведю — России, упоенные шакальим счастьем добить поверженного крупного зверя. Другие работали исключительно за деньги, и их совершенно не интересовало, на чьей стороне воевать. Бакир воевал и за деньги, и за идею. Порой он сам себе честно признавался, что больше все-таки за деньги.

Война началась для Бакира в Грозном, в те дни, когда боевики перемалывали части федеральных войск. Российская армия несла потери, но упорно рвалась вперед, нанося не менее ощутимый урон врагу, снося квартал за кварталом.

Конечно, шансов удержать столицу Ичкерии у дудаевцев не было, хотя иногда и возникала иллюзия, что это получится.

Больше Дудаев надеялся даже не на свою армию, а на десятки миллионов долларов, потраченных на московские средства массовой информации, — те честно отрабатывали каждый цент, без устали и отдыха призывая Москву к капитуляции. По мере проигрыша в военных акциях Дудаев уверенно выигрывал информационную войну. Командиры Бакира, да и он сам были убеждены, что победа будет за ними.

«Россия слаба духом, — говорил командир отряда Мусса Асланов во время „политработы“ со своими бойцами. — Она не хочет побеждать. Можно трахать их женщин и мальчиков — русских это не интересует. У них нет победного знамени ислама. В их жилах течет вода. У них нет единства, воли, и друг друга они ненавидят больше, чем нас. Русские глупы и продажны. Они — низшая раса».

После кровавых боев за Грозный в начале девяносто пятого потребовалась еще пара месяцев, чтобы навести в городе относительный порядок. Да и во всей Чечне обстановка нормализовывалась. А потом грянуло «черномырдинско-басаевское перемирие», во время которого боевики стали возвращаться в места, откуда их недавно выбили. И уже через пару «мирных месяцев», когда федералы теряли людей ненамного меньше, чем во время самых ожесточенных боевых действий, Россия фактически контролировала обстановку только в Грозном. Да и то днем. Ночью же все более свободно действовали отряды боевиков, методично совершая вылазки и не экономя боеприпасы. Принимал участие в вылазках и Бакир. Так он оказался на «Красном молоте». Завод взяли не из-за его какого-то стратегического значения, а дабы еще раз продемонстрировать свои силы.