Илья Рясной - Право выжившего Страница 9

Операция прошла успешно. Вояки из комендатуры, как обычно, не высовывали ночью и носа. А наутро русским подготовили хорошую встречу. Но… Все пошло кувырком..

Утром выяснилось, что русские сняли чеченские огневые точки. И накрыли идущих на смену боевиков.

В самом начале боя рядом с Бакиром рванула граната из подствольника, и после этого весь мир поплыл. Сознания он не терял. Но мир как-то отдалился, поблек. Пришел он в себя, когда здоровенный боец держал его за шкирку, а напротив стоял высокий, крепкий русский офицер и смотрел холодными злыми глазами. Бакир не знал, что перед ним майор милиции Косарев. И что им еще предстоит встретиться в будущем. Вот только встреча та будет еще похуже, чем эта. Но мало кому дано прочесть еще ненаписанные страницы жизни.

Потом Бакира допрашивали контрразведчики. Чтобы отвязались, пришлось их задобрить кое-какой информацией.

Затем фильтрационный пункт. И свобода. Бакиру повезло — он попал в число обмениваемых пленных. Его и еще троих боевиков махнули на двух контрактников искалеченных и физически и душевно людей, видевших, как двоих их товарищей распинают еще живыми на кресте на сгоревшем БТРе.

Вырвавшись на волю, Бакир решил, что его война закончена. Лечиться от ран домой он отправился с намерением больше не возвращаться в этот кошмар…

Прошли годы. Русские, показав всемирно свою слабость и продемонстрировав позор, бежали из Чечни. Потом был рейд на Дагестан, бои за Ботлих. Потом русские вернулись в Чечню. Но Бакира это не трогало. У него была своя война. Не менее напряженная. Война за деньги…

Глава восьмая

ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ

Гвоздь быстро приспособился к жизни в новых условиях. И почувствовал вкус такой жизни. Деньги, деньги. Кому сегодня их делать в России, как не лихому люду? Притом деньги такие, по сравнению с которыми подачки от цеховиков в былые времена — просто милостыня на паперти. Деньги обладают одним свойством — чем больше их у тебя, тем больше хочется.

Времена, когда бандюги просто занимались вымогательством, потихоньку уходят. Ныне братва надевает костюмы и бабочки, сама стремится подписывать договора и вести переговоры. И тогда, естественно, возникает вопрос о вложении капиталов.

Гвоздь быстро понял, где лежат самые аппетитные куски пирога. Большие партии нефти и стратегического сырья — аппетитно, просто слюнки текут, но не дотянешься, слишком высоко. Там крутые московские чиновники верховодят, да некоторые банки, да несколько серьезных воровских авторитетов. На хромой кобыле не подъедешь. Эта тарелка с куском пирога слишком на высокой полке. Банковские кредиты, липовые компании, прокрутка денег — уже ближе, но тоже не так все просто, как хотелось бы. Крупные банки давно под крышей — или воровской, или ментовской. На мелких банках много не сорвешь. Что остается? Торговля? Продукты, техника? Стройматериалы? Оно конечно, но… мало. Настоящие легкие деньги все-таки лежат в тени. В теневом бизнесе. А что там? Наркотики, оружие, внутренние человеческие органы.

До внутренних органов Гвоздь, естественно, не опустился — стремно. А оружие… Тут кое-что наметилось. С началом чеченской кампании он умудрился выступить посредником в паре сделок с боеприпасами — они требовались армии Чечни для уничтожения российских солдат. Есть спрос — есть предложение. Остальное все побоку. Помог он борющейся за независимость Чечне и с наемниками — нашел нескольких отмороженных идиотов, владевших снайперским искусством, которым совершенно все равно, за что получать деньги. И тогда ясно понял, что война может быть тоже выгодным делом.

Вор в законе Гвоздь привыкал мыслить по-капиталистически. И неважно, чем кончаются войны. Главное, что они идут к выгоде людей, умеющих делать дела… Впрочем, когда началась вторая чеченская война, подходы начали меняться, и бизнес на войне стал более опасным, но Гвоздя это не смутило. Он просто ушел в сторону, потому что у него и так было чем занять своих ребят.

Потом настала очередь наркотиков. Началось с того, что ему вменили в обязанность обеспечивать наркотой и деньгами две колонии. Наркотиков требовалось немало, в городе на них цены достаточно высоки, и, используя старые связи, Гвоздь наладил канал с Азербайджаном. Получалось раза в три дешевле. Сперва все посылки «съедала» зона. Потом часть товара подручные Гвоздя начали сдавать оптовикам — поначалу в своем городе. Потом потянулись покупатели из других регионов. Постепенно «химмашевцы» входили в наркобизнес.

Из Азербайджана шел, в основном, гашиш. Приходил и метадон. И вот однажды пришла небольшая пробная посылка с героином.

Это было что-то новенькое. Тогда это еще был очень дорогой, уже завоевавший Москву и Питер, но в их городе еще редкий наркотик. Обычные наркоманы жили тогда на «крокодиле» и «винте». И довольны жизнью. Найти покупателя на товар, грамм которого стоит две сотни баксов — задача нелегкая.

К удивлению Гвоздя, товар ушел моментально. Следующая партия — побольше — была распродана тоже достаточно быстро. Навар превосходил все ожидания. Бизнес крепчал. И вот недавно пришел заказ почти на полмиллиона зеленых! Сумма огромная.

— Работаем? — спросил Гвоздь на совещании с ближайшими помощниками.

— Я — за, — возбужденно воскликнул Матрос.

— Навар — крутой, но условия очень жесткие. Партнеры — непонятная московская команда.

— А не ментовские ли это гадские игры? — спросил Зыря, отвечающий в организации за поборы с вещевого рынка, заказное выбивание долгов и решение силовых вопросов.

— Нет, — возразил Гвоздь. — У них сильные рекомендации. Но о них почти никто ничего толком не знает. В густой тени скрыты. Или комитетчики бывшие, или афганцы. Похоже, у них какие-то забугорные выходы, товар за кордон пойдет. Условия ставят жесткие. Не укладываемся в срок — нарываемся на серьезный разбор. Ну, как?

— Можно попытаться, — помялся Зыря. — Хотя…

— Да чего «хотя» ? — взорвался Матрос. — Такие бабки наварить, а трудов — ноль. Надо подписываться.

— Решено, — хлопнул ладонью по столу Гвоздь.

Глава девятая

АВТОМЕХАНИК

Соболев не был вором или грабителем по призванию. Он был автомастером. И автомастером отличным. За то и кличку получил соответствующую — Кардан. Он ощущал биение мотора, как стук собственного сердца, и мог восстановить безнадежно искалеченные машины.

Страсть к автомашинам жила в нем с детства. В юном возрасте он потерял сон, мечтая о собственном мотоцикле.

Рано или поздно мотоцикл он украл бы, если бы родители не подарили ему красную, с никелированными деталями, роскошную «Яву». После ПТУ отслужил в армии, а затем устроился в автосервис, где проработал семь лет. Работа в автосервисе вполне соответствовала его наклонностям. Там его уважали и ценили за золотые руки. Со временем подобралась клиентура, потекли деньги, купил свою машину. От дядьки по материнской линии, отбывшего в соответствии с пятой анкетной графой в края зарубежные и для большинства советских людей запретные, Соболеву достался, не безвозмездно, естественно, прекрасный гараж. О дядьке Соболев вспоминал без особого уважения, поскольку человек он был нудный, большой скряга, а письма, где новоявленный американец описывал свою новую сказочную жизнь, раздражали недостижимостью волшебных супермаркетов, сияющих лимузинов, повсеместного сервиса. Дядькин гараж очень пригодился, когда в девяносто первом году, в разгар всеобщего дефицита, Соболева выгнали с АвтоВАЗа. Шум тогда поднялся страшный: «Спекуляция запчастями!.. Позор на коллектив!.. Таким у нас не место!..» Это Соболев, оказывается, позорил коллектив, где деньги прилипали ко всем, начиная от директора и кончая, наверное, чердачными крысами. Кто-то должен быть крайним, и им оказался Соболев. Он был с позором изгнан, отлучен от кормушки, из которой его бывшие коллеги продолжали кормиться с неослабеваемым усердием. Но полбеды, если бы на этом все закончилось. Соболев стал одним из последних, кто пострадал от статьи за спекуляцию. Осудили — дали условно. После этого, помыкавшись пару лет в разных шарагах, но так и не найдя там ни счастья, ни денег, он оборудовал гараж и взял патент на индивидуальную трудовую деятельность.

Дела пошли ни шатко ни валко. На жизнь хватало, хотя и не на особенно сытую. Через пару лет помощником к нему пристроился сосед Мухтар Гулиев — лицо неопределенной национальности, тридцати лет от роду, судимый за грабеж государственного имущества и поплатившийся за это тремя годами в колонии общего режима. Он спивался. Спивался медленно, но неудержимо. И ему было совершенно все равно, чем заниматься — лишь бы шли деньги на пропой и никто бы не тянул за душу. А в девяносто девятом к кооперативу прибился семнадцатилетний сосед Соболева Сева Гарбузов, изгнанный за неуспеваемость из ПТУ, что само по себе требует исключительных качеств. Если с учебой у мальчишки было туговато, то с техникой — все в порядке. Он чем-то напоминал Соболеву его самого в сопливой юности — та же одержимость автомашинами, те же золотые руки.