Рекс Стаут - Когда человек убивает Страница 11

Я дружески улыбнулся.

— Сейчас всё объясню, миссис Севидж… Как вам говорила ваша дочь, я работаю у Ниро Вулфа. Он считает, что некоторые аспекты сложившейся ситуации не были достаточно рассмотрены. Упомяну хотя бы один: имеется юридический принцип, согласно которому преступник не может воспользоваться состоянием, полученным благодаря содеянному. Если будет доказано, что Обри убил вашего племянника и что миссис Карноу была его соучастницей, что случится с её половиной состояния? Перейдёт ли оно к вам или вашим детям? Или достанется казне? Нечто такое мистер Вулф и желает с вами обсудить. Если вы поедете вместе со мной в его офис, мы выясним вашу позицию в данном деле. Мистер Вулф нуждается в вашем совете. Это займет не более полу…

Откуда-то сверху раздался рев:

— Что происходит, мама?

По лестнице за спиной миссис Севидж затопали торопливые шаги. Она быстро обернулась:

— Ах, Дикки! Я была уверена, что ты ещё спишь.

Её сын вышел в шелковом халате, который позволил себе приобрести лишь на даром доставшиеся ему денежки кузена Сидни.

Я был готов придушить этого щеголя! Выходит, он все это время находился дома, наплевал на мои настойчивые звонки на протяжении целых двух часов, а вот теперь появился как раз в тот момент, когда дело было на мази, и я надеялся на удачный исход своей миссии.

— Ты ведь помнишь мистера Гудвина? — зачастила миссис Севидж. — Мы видели его в суде сегодня утром. Он хочет отвезти меня побеседовать с мистером Вулфом. Мистеру Вулфу необходимо посоветоваться со мной по весьма интересным вопросам. Полагаю, мне следует поехать… Это просто необходимо!

— А я говорю — нет! — отрезал Дик.

— Что «нет»?

— Не считаю это нужным.

— Но, Дикки, — взмолилась она, — я уверена, ты поймёшь, что мы обязаны это сделать все. Надо же покончить с этим кошмаром?

— Конечно. Видит Бог, как я этою хочу. Но каким образом твой разговор с частным детективом сможет нам как-то чему-то помочь? Нет-нет, этого я не представляю!

Они посмотрели друг на друга. Их внешнее сходство было настолько поразительным, что казалось — у них одно лицо, сделав разве что скидку на разницу в возрасте. Да и сложены они были одинаково: коренастые, ширококостные, дородные, но не тучные.

Когда миссис Севидж заговорила, я вдруг засомневался в своей оценке этой дамы. Голос у неё вдруг зазвучал сухо, резко и непреклонно.

— Мне лично кажется, что я должна поехать, Дикки!

Тогда переменил тактику её сынуля. Он стал уговаривать мать.

— Разумеется, мамси. Раз ты решила, мы сможем это сделать. Только сначала надо все хорошенько обсудить. И зачем такая спешка? Почему не поехать к нему позднее, после обеда?

Он повернулся ко мне:

— Сможет она встретиться с Ниро Вулфом сегодня вечером?

— Да, конечно, но сейчас было бы лучше.

— Сейчас она устала.

— Да, да, я страшно устала. — И тут же резко сбавила тон, который вновь стал каким-то нерешительным. — А все виновато это кошмарное дело… Я вся измучена… Да, после обеда будет удобнее. Скажите, пожалуйста, адрес.

Я достал из бумажника карточку и протянул ей.

— Кстати, мне это кое о чем напомнило… Во время совещания в офисе мистера Бииба в прошлую пятницу Обри положил одну из своих рекламных карточек на стол адвоката и оставил её там. Может быть, одному из вас, случайно, известно, что с ней произошло?

Миссис Севидж, не раздумывая, выпалила:

— Я помню, как он доставал карточку, но мне…

— Помолчи! — рявкнул Дик, сжав её руку так сильно, что она поморщилась от боли. — Иди наверх!

Она попыталась высвободить руку, убедилась, что у неё ничего не получится, и уставилась на сына гневным взглядом, но и это не помогло. Его глаза смотрели на неё яростно и требовательно. И она смирилась. Её порыва хватило на четыре секунды. Когда он повернул её лицом к выходу, она не сопротивлялась, молча прошла к лестнице и стала подниматься наверх.

Дик подошёл ко мне и сказал зло:

— Что вы там мололи о карточке Обри?

— Обри оставил одну из своих рекламных карточек на столе Бииба, — спокойно сказал я.

— Кто вам это сказал?

— Обри.

— Да-а? Этот тип, которого обвиняют в убийстве? Назовите кого-нибудь понадежнее.

— Охотно. Бииб это подтверждает.

Дик фыркнул.

— Эта мерзкая гнида? Эта гадина?

Он поднял руку, намереваясь хлопнуть мне по плечу, но я быстро отступил назад.

— Послушайте, вы, если вы и ваш босс воображаете, что сумеете состряпать лазейку для Обри, я не стану вам мешать при условии, что вы откажетесь от своих попыток втянуть в свою игру мою матушку или меня самого. Ясно?

— Я просто хочу знать…

— Вам всё ясно?

Я усмехнулся:

— Не всё… Чего вы так боитесь?

Он сжал кулаки, но не пустил их в ход. Подошёл к двери, распахнул её и грубо рявкнул:

— Выход здесь!

Поскольку я задерживаюсь в тех местах, где меня не желают видеть, только тогда, когда имеется шанс что-то выиграть, я воспользовался сомнительной любезностью Дика Севиджа и вышел из дома на боковую дорожку.

Я почти перестал рассчитывать на успех. Вернувшись снова на Парк-авеню, где к этому времени у меня с лифтёром установились чуть ли не приятельские отношения, я услышал от него, что миссис Хорн вернулась домой. Он сообщил ей, что мистер Гудвин заходил несколько раз и снова вернётся, на что она распорядилась сразу же послать меня наверх.

В апартаменте Д, на двенадцатом этаже имелась горничная в соответствующем кокетливом форменном платье и наколке. Она провела меня в гостиную, на убранство которой деньги Сидни Карноу были израсходованы без особого толка, но с учетом требований максимального комфорта.

Я уселся, но почти сразу же вскочил, потому что появилась Энн Хорн. Она соблаговолила протянуть мне руку для поцелуя.

— Нам нужно спешить, — сказала она, — а то с минуты на минуту может возвратиться мой муж. С чего вы начнёте? С резинового шланга?

На ней было премиленькое незатейливое платьице синего цвета не то из шелка, не то из чего-то, похожего на шелк. Энн успела поработать перед зеркалом над своим лицом после того, как вернулась домой, и выглядела сногсшибательно.

— Не здесь, — ответил я. — Крепитесь! Я отвезу вас в подземную тюрьму.

Она опустилась на кушетку.

— Садитесь и опишите мне все подробно. Сырость и крысы, я полагаю?

— Нет, мы не в состоянии убедить крыс оставаться в здании. Скверный воздух.

Я сел.

— Фактически, я пришёл к убеждению, что физические меры воздействия для вас не годятся. Более целесообразен психологический прессинг. А это — сфера деятельности мистера Вулфа. Но он никогда не покидает пределы своего дома. Вот я и пришёл, чтоб отвезти вас туда. Можете написать мужу записку, чтобы и он присоединился к нам.

— Это мне совершенно не по вкусу. Психически я уже развалина. В чем дело, вы опасаетесь, что я не выдержу физической обработки?

— Наоборот. Опасаюсь, что я не сумею её применить. Природе пришлось много потрудиться над вами, было бы преступлением портить то, что ей удалось сотворить. Вы будете в восторге от встречи с Ниро Вулфом. Он вообще боится женщин. Вы же напугаете его до потери сознания.

Меня восхищала её находчивость и изобретательность. Зная, что она возьмет в руки сигарету, и я должен буду подняться с места, чтобы поднести ей огонь, она сначала щелкнула зажигалкой, а потом уже потянулась к пачке сигарет. Превосходно, не правда ли?

— Чего ради? — спросила она, сильно затянувшись и медленно выпустив струю дыма.

Я объяснил:

— Поля Обри обвиняют в убийстве. Мистер Вулф может заработать хорошие деньги, если ему удастся его вытащить. Мистер Вулф не из тех людей, которые упускают без драки большой гонорар. Так что с Обри непременно будет снято обвинение. И мы с радостью предоставим вам возможность разделить с нами лавры, без гонорара, разумеется. Так что давайте незаметно отсюда ускользнём — и поехали.

— Вам невозможно отказать… Бедняга Поль, мне его безумно жаль!

— Почему? Когда он выйдет из тюрьмы, он сможет ещё раз жениться на собственной жене и вторично отпраздновать свадьбу.

— Если он выйдет… Вы помни те детские песенки?

— Я сам их сочинял.

— В таком случае вы должны знать эту:

«Иголки, булавкиИ шпильки в добавку.Когда человек убивает,Он сам себе яму копает…»

— Знаю, конечно. Это одна из самых моих любимых. Только ведь Обри-то не убивал.

Она кивнула.

— Естественно. Такова ваша линия, и вы будете её гнуть.

Она потянулась, чтобы раздавить свой окурок в пепельнице, затем быстро повернулась ко мне, глаза её сверкнули:

— Все разговоры о том, что жизнь любого человека священна — пустая болтовня. Священна она только для её владельца. Моя вот для меня. А для Сидни священной была его собственная жизнь, но теперь он умер. Так что мне очень жаль Поля.