Лео Брюс - Дело для трех детективов Страница 14

Лорд Саймон повернулся к Уильямсу.

— Относительно завещания никаких сомнений? — спросил он. — Всё унаследует пасынок?

Уильямс кивнул.

— Да, — сказал он. — Я всегда знал об этом. Я не был адвокатом старика. Но его завещание именно таково.

— Выглядит довольно плохо для пасынка, кем бы он ни был, — заметил я.

Но отец Смит мягко взглянул на меня:

— Вы не должны так говорить, — заметил он. — Факт, что нечто написано на пергаменте, не означает, что это пророчество. Вы походите на столь многих современных мыслителей. Новое завещание вы стремитесь превратить в Ветхий завет.

— Так, а если ближе к теме, — сказал месье Пико, поворачиваясь к Уильямсу, — существует ли завещание самой леди. Что вы можете об этом сказать?

Довольно неожиданно Уильямс улыбнулся.

— Миссис Терстон, — сказал он, — была в некоторых делах весьма простодушным человеком. Как вам может подтвердить мистер Таунсенд, больше всего она гордилась этим домом. Она старалась изо всех сил сделать его образцовым и надеялась добиться прекрасной работы всех слуг с помощью придуманного ею способа. Она заставила меня составить завещание, по которому всё её личное имущество переходит мужу. Но все деньги, которые у неё имелись бы на момент смерти, должны быть поделены поровну между слугами, находилившимися в штате на момент её смерти. Это было, конечно, уже после того, как её муж получил собственное наследство.

— Но, — сказал я, — поскольку у неё было только пожизненное право...

— Именно так. В этом-то и состояла идея. У неё никогда не было много денег в личном владении. Она получала свои доходы ежеквартально и тратила их или раздавала. Поэтому то, что досталось бы слугам, было фактически равно сумме её кредита в банке на момент её смерти. То есть примерно равно сумме, обычно оставляемой слугам. Но, конечно же, они не должны были этого знать. Они знали лишь, что миссис Терстон богата. И похоже, что план работал, поскольку с тех пор она не меняла штат.

— Другими словами, это была уловка, — сказал отец Смит.

— Едва ли можно её так назвать, — резко ответил Уильямс.

— А уловки могут работать в обе стороны, — заметил маленький священник. — Если вы пытаетесь разыграть над кем-нибудь первоапрельскую шутку после полудня, шутка рикошетом падёт на вас[28].

— Я не вижу здесь шутки, — сказал Уильямс.

— Я тоже, — сказал отец Смит. — Я вообще не вижу здесь ничего смешного.

ГЛАВА 10

Когда доктор Терстон оставил нас, несколько гнетущая атмосфера, которая явно ощущалась в его присутствии, сразу рассеялась, и все, казалось, с некоторым облегчением вернулись к захватывающему расследованию. Тяжёлая утрата в таких случаях, как я часто замечал, несколько мешает делу, а значение имеют только поиски преступника. Так что мы с удовольствием принялись за расследование.

Первый человек, который был подвергнут допросу, был техником, посланным телефонной службой для ремонта проводов. Он обнаружил свежий разрез на проводе там, где тот проходил за окном небольшой гардеробной на первом этаже. Техник оказался умным молодым человеком, стремящимся внести свой вклад в следствие.

— Там, на подоконнике, лежала пара небольших садовых ножниц, которыми пользуются при обрезке роз, — сообщил он. — Я считаю в высшей степени вероятным, что это дело сделано с их помощью. Всё, что требовалось, — с энтузиазмом пояснил он, — это открыть окно, высунуться и... чик! — телефон мёртв.

— Были ли исследованы эти столь важные садовые ножницы? — спросил месье Пико. — Возможно, наш добрый Бёф проверил, имеются ли на них отпечатки пальцев?

Сержант закашлялся и выглядел несколько смущённым.

— Нет, я посчитал это излишним, — признался он, — поскольку знаю, кто это сделал.

Месье Пико издал какой-то гортанный галлицизм, но высказался лорд Саймон, который чуть растягивал слова:

— Мой слуга, Баттерфилд, осмотрел эти проклятые штуки. Никаких отпечатков.

Механик не собирался уходить.

— Да, ещё хотел сказать, — добавил он, наклоняясь вперёд с умным видом, — около них была пара старых рабочих перчаток. Кто бы ни перерезал этот провод, он, возможно, надел их, — он сделал соответствующий жест, — перерезал линию и снова снял.

— Voila! — насмешливо бросил месье Пико.

— Нам бы больше помогло, если бы вы смогли сказать нам, когда на станции обнаружили, что линия не в порядке.

— Это я могу сказать. Только этим утром. Но вчера вечером в этот дом никто не звонил, и никто не заявлял о неисправности до десяти часов сегодня.

— Значит, вы знаете, кто приходил?

— Да. Шофёр.

Месье Пико опять поднял голову:

— А известно ли, когда в последний раз телефон был в порядке?

— Я так понял, что был вызов приблизительно в шесть часов вчерашнего вечера. Он был последним.

— Большое спасибо. — Сэм Уильямс отпустил молодого человека дружеским кивком.

— Загадочно, — прокомментировал лорд Саймон. — Весьма загадочно.

— Не понимаю почему, — не смог сдержаться я. — Мне кажется, механик прав. Садовые ножницы, перчатки… у преступника всё было под рукой.

— Я имел в виду не это, — ответил лорд Саймон. — Зачем он вообще взял на себя труд это делать? Какой был смысл временно оборвать связь с внешним миром? Было полно людей в доме...

Сержант Биф вновь откашлялся и выдал залп самого тяжёлого сарказма:

— А вашей светлости не пришло на ум, что убийцы обычно опасаются полиции?

Лорд Саймон холодно улыбнулся.

— Вынужден признать, что мне это в голову не приходило, — парировал он, зажигая новую сигару.

Сержант Биф проворчал:

— Вообще-то о таких вещах все знают, — но развивать тему не стал.

— О чём вы забываете, — пробормотал отец Смит, — так это о том, что есть по меньшей мере нечто общее между человеком, который решает стать убийцей, и человеком, который собирается стать монахом. Каждый из них навсегда оставляет своих друзей и знакомых. И поэтому не удивляют никакие поступки, которые способствуют созданию такой изоляции. Кроме того, общее между ними в том, что каждый в конце концов оказывается в некотором заточении. Поэтому одни люди прерывают знакомства, а другие режут провода. И больше во всём этом ничего нет.

На мгновение воцарилась тишина, и я огляделся. Сама гостиная была столь же весёлой и обычной, как и вчера в это же время, когда мы беззаботно сидели и беспечно обсуждали литературу о преступлениях, а не действительность. Но теперь здесь сидели совершенно другие люди, и это создавало атмосферу иллюзорности, почти жуткую. Лорд Саймон, который в данный момент демонстрировал всем один дюйм тонких шёлковых носков на вытянутых лодыжках, конечно, вполне мог бы быть одним из гостей Терстона, но маленький священник, неряшливо скорчившийся в небольшом деревянном кресле, совсем не подходил к этому светски роскошному фону, да и сержант Биф, что-то усердно записывающий в своём блокноте, производил довольно жалкое впечатление. Миниатюрный месье Пико, прямо сидевший у огня, но наклоняющийся вперёд, чтобы убрать пепел с решётки каждый раз, когда тот туда падал, был очень похож на птичку, которая как будто присела здесь на мгновение, прежде чем вспорхнуть и устремиться куда-нибудь в другое место. Правда, его весьма иностранный вид делал его слишком экзотической птицей для нашего совершенно английского окружения.

Во всех нас была особая сосредоточенность, которой вчера, конечно же, не существовало, и каждый задаваемый вопрос теперь, казалось, повисал в воздухе, как ракета, готовая в любой момент взорваться. Это сделало перекрёстный допрос следующих людей почти невыносимо напряжённым. В сущности, я постепенно почувствовал, что каждый вопрос был не простой вспышкой ракеты, а ослепительно яростно молнией, которую метал кто-нибудь из детективов. Наступала невыносимая пауза, а затем следовал раскатистый гром ответа.

Они выглядели вполне безобидными — эти трое: томный молодой человек, добродушный священник, забавный иностранец. Но они знали о таких вещах, о которых мы не могли даже помыслить, они задавали вопросы, которых мы не могли понять, и пробуждали своими словами страх перед неведомым.

Итак, вы вполне можете представить себе нас, находящихся в комнате. Я и Уильямс были как на иголках, бесстрастный сержант Биф слегка склонился над блокнотом, а три детектива, для которых ситуация была привычной, выглядели спокойными, но глубоко заинтересованными.

Примерно посередине комнаты стоял ещё один стул, и каждый из тех, кто должен был отвечать на наши вопросы, садился именно на него. Стул размещался так, что на сидевшего падал довольно сильный, но не демонстративный свет.

После того как телефонный техник покинул нас, в комнату вошёл кассир из соседнего банка, в котором у Мэри Терстон был открыт счёт. Его приход был целиком заслугой Сэма Уильямса, который, обладая логическим и юридическим умом, понял, что сам не в состоянии предоставить детективам многих сведений, и провёл весь день, стараясь помочь всеми доступными средствами. Он вызвал всех, чьи показания могли представлять хоть малейший интерес для нашего конклава. Я не мог не почувствовать, насколько практичнее были действия Уильямса по сравнению с моими собственными попытками обнаружить убийцу.