Жорж Сименон - Двухгрошовый кабачок Страница 17

Бассо, сидевший верхом на стуле в позе человека, который уже давно ждет, встал. Жена и мальчик были в соседней комнате.

— Зажгите, пожалуйста, свет, — обратился Мегрэ к старухе.

— Надо еще посмотреть, есть ли керосин, — проворчала она. У нее был керосин! Звякнуло стекло лампы, задымился фитиль, разгоревшийся желтоватым пламенем, осветившим все углы. Очень жарко. Комната бедная, обставленная по-деревенски.

— Можете сесть, — сказал Мегрэ, обращаясь к Бассо. — А вы, мамаша, идите отсюда.

— А мой суп?

— Идите! Я посмотрю.

Она ушла, бурча что-то, закрыла дверь, заговорила тихо в соседней комнате.

— Здесь только две эти комнаты? — спросил комиссар.

— Да. Сзади спальня.

— Вы спите там все трое?

— Обе женщины и сын. Я сплю здесь, на соломе.

На неровном полу застряли отдельные соломинки. Бассо был очень спокоен, но спокойствие это пришло после многих дней лихорадочного напряжения. Похоже, что арест он воспринял с облегчением, при этом он поспешил объявить:

— Я так или иначе собирался явиться в полицию.

Вероятно, он ждал, что Мегрэ удивится, но тот и глазом не моргнул. Комиссар не проронил ни слова. Только с ног до головы осмотрел собеседника.

— Это не Джеймса костюм?

Костюм серый, слишком узкий. Бассо был широкоплеч, размером не меньше Мегрэ. Ничто зрительно так не уменьшает человека, как узкий костюм.

— Раз вы знаете…

— Я много чего знаю… Но… Что, этот суп еще должен кипеть?

От кастрюли шел немыслимый запах, а крышка не переставала дребезжать. Мегрэ снял суп с огня, на миг красноватое пламя осветило его.

— Вы знакомы со старой Матильдой?

— Сейчас расскажу, и прошу вас, если возможно, сделайте так, чтобы у нее не было неприятностей из-за меня. Это бывшая служанка моих родителей. Она знала меня еще совсем маленьким. Когда я приехал сюда, чтобы спрятаться, она не смогла отказать мне.

— Понятно! Она совершила оплошность, покупая на двадцать два франка ветчины.

Бассо здорово похудел, да еще не брился дней пять, что делало его похожим на висельника.

— Полагаю, у жены тоже не может быть никаких дел с полицией.

Он неловко, с принужденным видом поднялся, как человек, пытающийся найти нужную линию поведения, прежде чем начать серьезный разговор.

— Я зря убежал и так долго прятался. Это уже доказывает, что я не преступник Вы понимаете меня? Просто потерял голову. Решил, что все полетит прахом из-за этой дурацкой истории. Собирался перебраться за границу, вывезти туда жену с сыном и начать все заново.

— И вы поручили Джеймсу доставить сюда вашу жену, получить в банке триста тысяч франков и добыть вам одежду.

— Разумеется!

— Вы ведь чувствовали, что за вами следят.

— Матильда сказала мне, что на каждом углу натыкается на жандармов.

Из соседней комнаты все время слышался шум. Наверное, мальчишка возился. Госпожа Бассо, должно быть, подслушивала под дверью, потому что время от времени раздавалось: «Тише! Тише!».

— Сегодня днем я уже принял единственно возможное решение — сдаться. Но судьба неотступно преследует меня — видно, уж так на роду мне написано.

Явился жандарм…

— Вы не убивали Файтена?

Бассо пристально, горящими глазами посмотрел на Мегрэ.

— Я убил его! — тихо проговорил он. — Согласитесь, что было бы безумием утверждать обратное. Но клянусь жизнью моего сына, что расскажу вам всю правду.

— Минутку…

Мегрэ тоже встал. Теперь они оба стояли, почти одинакового роста, в слишком тесной для них комнате с низким потолком.

— Вы любите Мадо? — Бассо горько усмехнулся.

— Неужели вы ничего не поняли, вы ведь тоже мужчина! Я знаю ее лет шесть или семь, если не больше. Никогда не обращал на нее внимания. И вот, год тому назад, сам не знаю, что вдруг на меня нашло. Праздник был, вроде того, на котором вы присутствовали. Пили, танцевали. Случилось так, что я поцеловал ее. Потом в саду…

— И что дальше?

Он устало пожал плечами.

— Она приняла это всерьез. Стала клясться, что всегда меня любила, что не сможет жить без меня. Я не святой. Я сам начал, признаю. Но я не собирался заводить подобную связь, а тем более компрометировать мою семью.

— Уже год, как вы встречаетесь с ней в Париже два-три раза в неделю.

— И как она мне ежедневно звонит. Тщетно умолял я ее быть осторожней. Она всегда придумывала какие-нибудь глупейшие причины. Я жил в постоянном страхе, что не сегодня-завтра все станет известно. Вы не представляете себе, что это такое! Если бы она хоть притворялась. Но нет! Я верю, что она действительно любила меня.

— А Файтен?

Бассо быстро поднял голову.

— В этом-то все и дело! — вырвалось у него. — Именно поэтому нечего было и думать являться в суд. Всему есть предел. Есть предел и человеческому пониманию. Вы можете себе представить меня, любовника Мадо, обвиняющего мужа в… шантаже!

Мегрэ промолчал.

— У меня нет доказательств! Это так и не так! Он ни разу не сказал прямо, что знает что-нибудь. Ни разу не угрожал мне в открытую. Вы помните этого малого? Ничем не примечательный человек, с виду очень мягкий и безобидный. Тщедушный парень, всегда подтянутый, вежливый, слишком вежливый, с немного грустной улыбкой. Первый раз он показал мне опротестованный вексель и умолял одолжить ему деньги, предлагая всевозможные гарантии. Я бы дал и без истории с Мадо. Только это вошло у него в привычку. Я понял, что это систематический, обдуманный план. Попытался отказать. Вот тогда и начался шантаж.

Он сделал меня предметом своих излияний. Стал уверять, что жена — его единственное утешение в жизни. Из-за нее он накинул себе петлю на шею, запутавшись в расходах, превышающих его возможности, и тому подобное.

Говорил, что лучше покончит с собой, чем откажет ей в чем-нибудь. А что будет с ней, если случится беда?

Представляете себе это? И как нарочно чаще всего он являлся после того, как я приходил от Мадо. Я боялся, что он узнает запах духов жены, еще исходивший от моей одежды.

Однажды он снял женский волос, волос жены, оставшийся на воротнике моей куртки.

Это не были угрозы. Это было старание разжалобить.

А такое хуже всего!

От угроз защищаешься. А что делать с человеком, который плачет? Потому что случалось ему и плакать в моем кабинете.

А какие речи!

«Вы — вы молодой, вы сильный, вы красивый, вы богатый… Имея все это, нетрудно быть любимым… А я…»

Меня мутило от этих разговоров. Все-таки я не мог с достоверностью утверждать, что он знает…

В то воскресенье он заговорил со мной, еще до бриджа, о сумме в пятьдесят тысяч франков, срочно необходимой ему.

Слишком большая цифра. Я не хотел больше поддаваться. Надоело мне. Тогда я решительно сказал «нет». И пригрозил вообще прекратить с ним знакомство, если он не оставит меня в покое.

В результате — драма. Драма такая же безобразная и глупая, как и все остальное. Вы ведь помните? Он сделал так, чтобы переправиться через Сену вместе со мной. Увлек меня к навесу.

Там он вдруг вытащил из кармана маленький револьверчик, направил его на себя и произнес:

— Вот к чему вы приговариваете меня. Об одном только прошу вас — позаботьтесь о Мадо!

Бассо провел рукой по лицу, словно отгоняя ужасное воспоминание.

— Просто фатальность какая-то. В тот день у меня было отличное настроение. Вероятно, потому, что день был солнечный. Я подошел к нему, чтобы отобрать у него оружие.

Нет! Нет! — воскликнул он. — Слишком поздно. Вы приговорили меня…

— Само собой, он и не думал стрелять, — вставил Мегрэ.

— Не сомневаюсь! В этом-то и вся трагедия. Я вдруг потерял голову. Надо было отойти от него, и ничего бы не произошло. Обошлось бы очередными слезами или какой-нибудь отговоркой. Так нет! Я был так же легковерен, как с Мадо и другими.

Хотел отобрать у него револьвер. Он отпрянул назад. Я за ним. Схватил его за запястье. И случилось то, что не должно было случиться. Раздался выстрел. Файтен тут же упал — без единого слова, без стона.

Если я расскажу все это судьям, мне не поверят и отнесутся ко мне с еще большей строгостью.

Я — человек, убивший мужа своей любовницы, да еще обвиняющий его!

Я хотел убежать. И убежал. Хотел все рассказать жене, спросить, сможет ли она после всего этого оставаться со мной. Бродил по Парижу, ища встречи с Джеймсом.

Это настоящий друг — единственный из всей компании в Морсанге.

Остальное вы знаете. Жена тоже. Я бы предпочел перебраться за границу и избежать тягостного для всех процесса. Триста тысяч франков у меня. С этим да с моей энергией я мог бы начать все заново где-нибудь в Италии или Египте. Скажите, вы-то хоть верите мне?

Впрочем, он так разволновался, так был поглощен своими переживаниями, что мало задумывался над тем, верят ли ему.

— Я полагаю, вы убили Файтена, не желая того, — медленно проговорил Мегрэ, четко выговаривая каждый слог

— Вот видите!

— Подождите! Я хотел бы знать, не было ли у Файтена более сильного козыря, чем неверность жены. Короче…