Эллери Квин - Лицом к лицу Страница 17

Старуха шевельнулась на стуле, не сводя глаз с девушки. Что бы ни скрывалось за этим взглядом, оно было спрятано глубоко.

— Дорогая моя, я одна из тех глупых и несчастных людей, которые одержимы неконтролируемой страстью делать ставки на бегах, — заговорила Селма Пилтер. — Каждый сэкономленный мною цент уходил в карманы букмекеров. Если бы не моя слабость, я была бы сегодня состоятельной женщиной. В конце прошлого месяца я много задолжала букмекерам. Они не слишком благоразумные люди, и мне грозила физическая опасность. Разумеется, я не винила никого, кроме себя, но была ужасно напугана. Они дали мне двое суток, чтобы рассчитаться, а я не видела ни одного законного способа найти деньги. Поэтому… — Она заколебалась, потом вскинула сморщенный подбородок. — Поэтому впервые в жизни я совершила бесчестный поступок, позаимствовав — себе я говорила, что это всего лишь заем, — деньги из капитала Глори.

Понимаете, — продолжала старуха, — я знала, что Глори оставляет мне по завещанию сто тысяч долларов, — она сама говорила мне об этом. Поэтому я внушила себе, что только беру аванс из собственных денег. Конечно, это было не так — ведь Глори могла передумать. Но… я сделала это. А когда через несколько дней Глори неожиданно умерла, что само по себе было для меня шоком, я поняла, что проверка обнаружит недостачу. Возместить ее я не могла: я и так превысила кредит в моих банковских счетах. Такова ситуация, мисс Спанье. Наследство значительно превышает растраченную мною сумму, но это не меняет тот факт, что я взяла деньги, доверенные моему попечению, и вы вправе подать на меня в суд. Вот и все.

Она умолкла и стиснула маленькие кулачки.

— Не все, — быстро сказал Вассер. — Я ничего не знал о растрате, пока миссис Пилтер сама не привлекла к ней мое внимание. Она позвонила мне вчера вечером, и я решил перейти к этому делу после чтения завещания. Это основная причина, — продолжал он, повернувшись к инспектору Квину, — по которой я позвонил вам вчера так поздно и попросил обязательно присутствовать здесь, инспектор. Меня, естественно, не прельщает перспектива быть обвиненным в утаивании информации по делу об убийстве, хотя я уверен, что к убийству это не имеет никакого отношения. Что касается заимствованных денег, то, разумеется, мисс Спанье должна решить, предъявлять обвинение или нет. Она главный наследник.

— Боже мой! — воскликнула Лоретт. — Я не знаю вас, миссис Пилтер, но, судя по тому, что я слышала, вы практически обеспечили карьеру тети Глори. Если она настолько вам доверяла, то вы, безусловно, достойны доверия. Кроме того, не мне первой бросать в кого-то камень. Я видела слишком много горя в приюте… — ее голос дрогнул, — и сама отнюдь не безгрешна. Нет, я не стану предъявлять никаких обвинений.

Селма Пилтер глубоко вздохнула.

— Благодарю вас, — произнесла она дрожащим голосом. — Мне повезло, что вы так милосердны, дитя мое. Сама я считаю, что моему поступку нет оправданий. — Она встала. — Что-нибудь еще, мистер Вассер?

На лице нотариуса отразилось облегчение.

— Что вы скажете, инспектор Квин? — обратился он к старику.

— Если мисс Спанье не хочет предъявлять обвинений, то меня это не касается, — ответил инспектор, после чего оба Квина удалились.

— Знаешь, Эллери, — заговорил старик в такси, — эта растрата могла быть мотивом.

— Мотивом для чего? — рассеянно отозвался Эллери.

— Чтобы прикончить Джи-Джи и получить наследство в сотню тысяч, позволяющее покрыть недостачу.

— По-твоему, Селма Пилтер стала бы рассказывать обо всем Вассеру, еще даже не получив деньги? Если она хотела покрыть растрату, зачем ей было признаваться в ней?

— Возможно, это была уловка с целью представить себя честной по натуре женщиной и сорваться с крючка. Она знала, что не сможет до бесконечности скрывать свой проступок ни от такой проницательной женщины, как Джи-Джи Гилд, ни от Вассера, которого также нелегко одурачить. По-моему, это возможный мотив.

— А по-моему, полная чушь, — резко отозвался Эллери. Он настолько сполз вниз, что практически сидел на лопатках. — Тем не менее кое-что в Селме Пилтер меня беспокоит.

— Что именно?

— Ее лицо. Это, безусловно, лицо столетия — безобразное до невероятности. Возможно, потому Глори, умирая, написала это слово.

— И ты способен поверить в это хоть на минуту? — фыркнул старик.

— Даже ни на секунду, — признался Эллери.

Глава 21

— Вы определенно знаете, как накормить мужчину, — сказал Берк, откинувшись на спинку изрядно потрепанного дивана.

— А вы определенно знаете, как подбирать подходящую к этому музыку, — отозвалась Роберта Уэст, сидя рядом с ним.

Они проводили вечер в квартире Роберты на Восточной Семьдесят третьей улице. Высокие потолки украшали замысловатые завитушки, которые могли бы служить обрамлением для гипсовых купидонов и дриад. Но на стенах не было ничего, кроме нескольких репродукций Дюфи и Утрилло без рамок и не слишком высокого качества. Высокие окна прикрывали портьеры из мешковины, выкрашенной в бордовый цвет, а древний итальянский камин бездействовал уже целое поколение. Поскольку мебели было мало, фигурка девушки, и без того миниатюрная, казалась уменьшившейся вдвое, напоминая рыжеволосую Алису[34] в съежившемся состоянии.

Берку казалось, что она выглядит восхитительно, но он, разумеется, не осмелился сказать ей об этом.

Роберта угостила Берка обедом, состоящим из ростбифа и йоркширского пудинга («чтобы вы чувствовали себя как дома»), и, хотя мясо было недожаренным, а пудинг — недопеченным на его вкус (и на любой другой, как виновато подумал он), Берк прибег к чисто мужской лжи относительно ее кулинарных способностей, поскольку нельзя требовать всего от женщины, обладающей столь многими образцовыми качествами.

Что касается музыки, то это был его вклад в трапезу (помимо бутылки отнюдь не первоклассного калифорнийского бургундского). Роберта сказала, что у нее есть скромный проигрыватель, поэтому он по дороге зашел в магазин «Либерти» на Мэдисон-авеню и купил «Илию»[35] в исполнении солистов и хора Хаддерсфилда, не зная, что у Роберты имеется маленькая коллекция пластинок, состоящая в основном из Манчини, старых записей Гленна Миллера, двух-трех дисков Уайтмена и тому подобного легкомысленного репертуара. Берк испытывал столь явное наслаждение от оратории, что Роберте хватило ума притвориться довольной, хотя музыка большей частью казалась ей скучной и непонятной.

Таким образом, оба галантно лгали, и вечер прошел великолепно.

Когда они сидели рядом на диване (он — с трудом подавляя желание, а она — прямо и чопорно), Берк пробормотал:

— Здесь так удобно, что хочется сбросить туфли.

— Не поддавайтесь этому чувству, — сказала Роберта.

— Почему, мисс… я хотел сказать, Роберта?

— Сбрасывание туфель может стать только началом.

Берк покраснел.

— Я не имел в виду…

— Конечно нет, дурачок, — проворковала Роберта. — Это было свинством с моей стороны. Можете сбрасывать туфли сколько душе угодно.

— Благодарю вас, — чопорно отозвался Берк, — но я, пожалуй, останусь в них.

Роберта засмеялась:

— О, вы такой… такой скотч!

— Правильно говорить «шотландец».

— Простите. У меня никогда еще не было знакомых скотч… шотландцев.

— А у меня не было знакомых молодых американок.

— Я не так уж молода, Гарри, но спасибо за комплимент.

— Чепуха. Вам наверняка не больше двадцати двух.

— Благодарю вас, но в следующий день рождения мне исполнится двадцать семь. — Учитывая, что ей должно было исполниться двадцать восемь, Роберта считала ложь слишком мелкой, чтобы отягощать свою совесть.

— О! И когда же это будет?

Уже стоя в дверях со шляпой в руке, Берк внезапно обнял Роберту и впился в ее губы, прежде чем они успели превратиться в резиновые прокладки. Их мягкость и собственная вспышка сильно удивили его.

Вечер получился потрясающим до самого конца.

Глава 22

Лоретт Спанье обосновалась в апартаментах покойной тети в пентхаусе, которые покинул Карлос Армандо — страдающий, но все понимающий дядюшка, — а менее чем через две недели она поселила у себя компаньонку.

Катализатором послужил Гарри Берк.

Эллери ожидал, что он вернется в Англию, но шотландец не торопился с отъездом. В Нью-Йорке его держало явно не дело Глори Гилд — инспектор больше в нем не нуждался, а в случае надобности он мог бы прилететь снова. Тем не менее Берк ограничился тем, что перебрался из квартиры Квинов в скромный отель в центре города.

— Я не могу бесконечно пользоваться вашим гостеприимством, — объяснил он, — как «Человек, который пришел к обеду».[36]