Поль-Луи Сулицер - Ориан, или Пятый цвет Страница 19

— Охотно верю, — согласилась она.

Окончив говорить, она напомнила журналисту о данном ей слове — ничего не публиковать.

— Поставьте себя на мое место, — разъяснила она. — Я знаю вас как превосходного охотника за сенсациями. Но если вы поторопитесь, то вспугнете крупную дичь. Не смотрите на мою привлекательную внешность слабой женщины: внутри меня сидит очень дотошный следователь.

Пенсон кивнул:

— Договорились. Пока что я собираю материал. А дальше — видно будет. Если дичь еще и не высунула носа, мне все равно кажется, я знаю, где она сидит.

— Все одно и то же, — рискнула высказать предположение Ориан. — Это нашй друзья промышленники.

— Я так не думаю.

Ориан не скрыла своего удивления. К истории причастен Орсони — один из крестных отцов объединения предпринимателей и, по мнению Казанов, один из главарей, обращающийся с влиятельными людьми как с пешками, зачинщик всех контрактов.

Эдгар Пенсов выдвинул другую гипотезу.

— Вернемся к фактам: первое — ваш друг Александр Леклерк работал в Бирме и Габоне. Второе: Октав Орсони нефтяной король, свирепствовавший в Азии и Африке от имени «Французской нефтяной компании». Третье: общеизвестно, что нефть — жизненно важный нерв всех предвыборных годов. Нефть — разменная монета в Африке, а у нас ею оплачивают митинги, рекламу, средства массовой информации всех уровней.

— Пока понятно, но к чему вы клоните?

— Все к тому же, Существует некая связь, которую я еще не могу уловить, между бирманскими делами, Габоном и Францией. Похоже, кое-кто разгадал ее и поплатился за это жизнью. Я имею в виду вашего друга Александра Леклерка. Передав информацию своей жене, он подписал ей смертный приговор. Это не подлежит сомнению. Обнаружив связь между тремя странами, мы продвинемся в расследовании. Мне только известно, что президент Габона очень боится, что Франция предаст его, как это сделала с Мобуту, он все готов отдать, лишь бы не лишиться защиты. Во Франции, как вам известно, всерьез поговаривают о реорганизации министерств и даже о досрочных президентских выборах. Всей шумихой насчет пятилетнего срока правления нам пудрят мозги, отвлекая от мысли о скором голосовании. Вот тут я и подхожу к вопросу об Орсони. Не забывайте: это «крестный отец». Он делает ставку на самых удобных кандидатов на высший пост. Он не относится ни клевым, ни к правым. Он — на стороне победителей.

— Кто будет фаворитом на досрочных выборах?

— Говорить об этом пока рано, есть у меня одна мысль. Я не сомневаюсь, что в подходящий момент Орсони сам назначит его. А пока что вновь включены денежные насосы. Так всегда бывает, когда подходит срок платежей. В Африке запускают печатный станок, корсиканская сеть активизируется, усиленно отмываются деньги, уже стоят наготове два или три гигантских танкера с нефтью, Франция готова оплачивать большие, с завышенным объемом работы за рубежом, сверхприбыль от которых будет поделена между местными властями и политическими партиями бывшей метрополии…

— Надо же, — прервала его Ориан, — да это настоящая лекция!

— Да, но о вещах малоприятных.

— И что вы собираетесь делать?

Журналист, казалось, задумался.

— Мне надо прощупать кое-что в Брюсселе на следующей неделе. Я буду держать вас в курсе и при любом повороте событий не буду ничего писать, не предупредив вас.

— Старый бельгийский канал?

— Нет, Бывший начальник охраны президента Габона. Он в бегах — просит политического убежища. По моим сведениям, у него есть точная информация о последних днях Леклерка…

Ориан вздрогнула. Эдгар Пенсон незаметно исчез, пока она обдумывала его слова. Она спросила себя, хватит ли у нее сил добраться до дома. Слишком уж тяжела жизнь, давит… Нотут…

Компьютер просигналил о приходе почты. Она тотчас нажала клавишу, чтобы ознакомиться с ней. Коллега Ламбрехт из Люксембурга выражал сожаление по поводу того, что не сможет сотрудничать с ней по делу «Агев». Для этого необходимо иметь разрешение французского Министерства юстиции и официальное согласие властей его государства.

— Подумать только, и это называется Европа! — вздохнула Ориан.

Она выключила компьютер и вызвала такси. В кабине лифта все еще чувствовался запах туалетной воды Маршана. Она предпочла спуститься по лестнице.

15

Оливье Кастри нашел местечко для машины в начале улицы Помп. Он сманеврировал, припарковываясь, потом загасил сигару, поднял боковые стекла и закрыл замки дверей. Направился к дому номер 96. Было еще светло, но окна третьего этажа ярко светились, будто для великосветского приема. «Вы нажмете на домофоне кнопку под табличкой с именем Шан», — предупредил его Ладзано.

Посредник сдержал свое обещание: Орсони устраивал прием и выделил четверть часа для уединенной беседы с патроном «Франс-Атом». Кастри покорно вошел в салон. Молодая женщина, невысокая, черноглазая и черноволосая, приняла у него плащ, и он оказался в просторном зале с четырьмя каминами, в каждый из которых мог бы въехать всадник, даже с головой. Огромные люстры из Мурано с бесчисленным множеством хрустальных подвесок отбрасывали на блестящий от воска паркет почти ослепительный свет. Мебели было немного, она отличалась богатым изяществом: большие дубовые сундуки-лавки, столики из черного дерева, глубокие кресла. Вазы из тонкого фарфора с затейливым орнаментом украшали зал. Чья-то рука протянула Кастри бокал шампанского. В сторонке спокойно разговаривали человек десять: сдержанные, в дорогих костюмах мужчины; более экспансивные женщины громко смеялись, словно предвкушая необыкновенную вечеринку в этом сказочном месте, которое могло видеться только в детских снах вместе с феями и очаровательными принцами. У окна стоял Ладзано, он будто что-то высматривал на улице и, казалось, был далек от всеобщего возбуждения. Кастри он показался мрачным и задумчивым. Заметив гостя, Ладзано отпустил ему одну из своих обаятельных улыбок.

— Крайне признателен, — сказал Кастри, подходя к нему. Огромное вам спасибо.

— Я обещал сделать все возможное. Октав вот-вот появится. Он любит вечера поэзии.

— Поэзии? — удивился Кастри. — О какой поэзии идет речь?

— Каждый из приглашенных в течение вечера будет декламировать. Сегодня мы остановили свой выбор на Рембо. Дамы, присутствующие здесь, без ума от него.

— А эти молодые женщины тоже поэтессы?

Кастри показал на двух бирманок: Шан в красном полупрозрачном платье, позволявшем видеть ее совершенные ноги, и Сюи, ее младшую сестру, с чертами, может быть, не такими тонкими, но с удивительно чувственным ртом.

— Вы не поверите, но это диво в алом шелке может прочитать «Сезон в аду» без малейшей ошибки. Помните? «Красоту усадив на колени, я над ней надругался». Ну а что до ее сестры — она во Франции лишь несколько недель, но я уверен, что к лету она будет знать поэзию Рембо лучше, чем мы с вами.

Шан подошла к ним и что-то прошептала на ухо Ладзано, который кивнул и сделал знак Кастри.

— Орсони ждет нас в укромном местечке… Пойдемте…

Они прошли через анфиладу комнат, залитых «дневным светом», затем по широкому коридору, увешанному зеркалами, Остановились перед обитой черной кожей дверью. Она открылась, проем загораживали широкие плечи Октава Орсони, спокойно любовавшегося результатом своей работы.

— Я закончил ее обивать до наступления ночи, — низким голосом пояснил корсиканец, явно думая о чем-то своем. — Идиотское суеверие. Вот и генерал де Голль умер то ли перед пиковой дамой, то ли перед пиковым тузом, в Коломбе. Он, может быть, и не видел, как они появились! Вообще-то до генерала мне нет дела… В моем пантеоне — один лишь Бонапарт, то есть Наполеон!

Он пожал руку Кастри и указал ему на кресло. Ладзано остался стоять.

— Не будем терять времени, — начал Орсони. — Дела с АЭС, кажется, застопорились, но колесо пока, хотя и со скрипом, все же вращается. Правительство еще пересмотрит свое решение, не так-то легко отказаться от рынка, сулящего двадцать миллиардов. Напомню, кстати, что у нас сейчас предвыборная кампания и что…

— Разумеется, — прервал его Кастри. — Но похоже, Жилль Бризар готов идти до конца.

— Это нам известно. Но будьте спокойны, запальчивость его до добра не доведет.

— Что вы хотите сказать?

— Да так, предполагаю, — с загадочным видом ответил Орсони.

«Крестный отец» выдвинул ящик стола, порылся в нем, достал копию протокола соглашения, подписанного восемью месяцами раньше в Рангуне, Молча прочел.

— Так вот, — продолжил он, — я попробую все исправить при условии, что буду единолично вести переговоры как с французским правительством, так и с бирманцами.

— Даже с бирманцами?

— Несомненно. Мы уже не помогаем развивать экономику. Дело, как вы, наверное, заметили, приняло политический оборот. На этой стадии ваши финансовые советники ни к чему.