Чарлз Тодд - Дар мертвеца Страница 19

Ратлидж снял шляпу и уныло оглядел мокрую тулью:

— Да, в самом деле. По-моему, мне не помешает выпить. Потом я хотел бы снять номер.

— Рада буду вам помочь, сэр. — Она указала на дверь слева: — Бар вон там.

— Спасибо.

Толкнув дверь, он увидел, что в баре спасаются другие беженцы от дождя. Воздух был спертый, как будто сырость, которую каждый принес с собой, образовала вокруг них облако вроде тумана. В зале смешались запахи мокрой шерсти и табачного дыма. В камине сбоку разожгли огонь, но он еле теплился, не слишком развеивая полумрак. На тлеющий огонь никто не обращал внимания, посетители были увлечены оживленными разговорами.

Ратлидж нашел столик у окна, которое выходило на улицу. У барной стойки раздавался грубый мужской смех. Там стояли рабочие, воспользовавшиеся дождем, чтобы заскочить сюда отдохнуть и выпить пива.

Интересно, сколько из них раньше были завсегдатаями «Разбойников»?

Вошел мужчина с встопорщенными усами, огляделся по сторонам и, увидев Ратлиджа, решительным шагом направился к нему.

— Я Оливер, — сказал он, подходя.

Ратлидж встал и протянул руку. Пожатие Оливера оказалось крепким, но кратким. Он присел за стол и жестом подозвал официантку. Она приняла у них заказ и ушла.

Оливер вытянул ноги, уныло посмотрел на свои мокрые ботинки и тяжело вздохнул. Потом повернулся к Ратлиджу:

— Не стану ходить вокруг да около. Я к такому не привык. Мне не нравится, что сюда прислали кого-то из Лондона вмешиваться в мое дело. Но что сделано, то сделано. Буду помогать вам в чем могу.

— Да и я приехал сюда не по собственному желанию. И все же… Я бы хотел, когда у вас появится время, обсудить с вами улики.

Официантка принесла их заказ. Оливер пил свое пиво не спеша, смакуя каждый глоток. Потом он сказал:

— Улики — не главное. Главная трудность — кости. Вы что-нибудь выяснили у этой мегеры в Ментоне? Если да, поделитесь. Мне нужно все знать.

— Леди Мод отказалась признавать, что поссорилась с дочерью, — ответил Ратлидж, — но, будь я азартен, поставил бы крупную сумму на то, что она в самом деле с ней поссорилась. Вопрос в том, где сейчас Элинор Грей. Никто, похоже, этого не знает. Леди Мод клянется, что ее дочь совершенно не интересовалась Шотландией и не собиралась туда ехать. Она не представляет, что могло привести Элинор в Гленко или вообще в Шотландию в тысяча девятьсот шестнадцатом году.

— Ну да, матери всегда такие — закрывают глаза на то, что им не хочется или неприятно замечать. Взгляните на все по-другому. Если бы какой-нибудь красивый молодой военный предложил ее дочери провести вместе отпуск в горах Шотландии, как вы думаете, она отказала бы ему? Война оказывает на женщин странное действие: стоит мужчине надеть форму, и женщина доверяет ему свое доброе имя и свою жизнь!

— Вряд ли она отправилась бы гулять в горы на девятом месяце беременности. Кстати, вряд ли какой-нибудь военный предложил бы ей в ее положении такую прогулку.

Оливер нахмурился:

— Я просто хочу сказать, что матери не всегда знают, что происходит с их дочерьми. Леди Мод может думать что хочет. Ее мысли и предположения еще ничего не доказывают.

— Почему вы и местные власти арестовали ту молодую женщину? В Лондоне мне рассказали о деле лишь в общих чертах.

Оливер немного подумал и начал:

— Вот как все было. Насколько нам известно, анонимные письма начали приходить в июне. Мне показали десяток таких писем или около того. Меня насторожило, что люди сразу им поверили. Во всяком случае, соседи перестали разговаривать с миссис Маклауд, как она тогда себя называла. Потом кое-кто перешел от слов к делу. Письма показали священнику, мистеру Эллиоту, но не для того, чтобы спросить, правда ли в них написана. Они больше заботились о себе. А мистер Эллиот, подумав и помолившись, пришел в полицию.

— Значит, письма упали на плодородную почву. Почему? Эту женщину не любили, не приняли в Данкаррике?

— Если бы вы задали мне тот же вопрос несколько месяцев назад, я бы ответил: наоборот, все ее очень любили. Ни разу не слыхал ни о каких неприятностях — ни с точки зрения нравственности, ни других. А ведь я многое слышу. Похоже, все решили, что она обманула свою тетку. Эласадж Маккаллум была женщиной честной и добропорядочной, она бы не стала покрывать ложь и обман. Она бы первая сказала: «Моя племянница попала в беду, но я привезла ее сюда, чтобы она раскаялась и искупила свой грех. Это мой долг христианки». И местные жители отнеслись бы к ее поступку с уважением и пониманием.

«Да, скорее всего», — согласился Хэмиш.

«Отнеслись бы с уважением, но без сочувствия, — возразил Хэмишу Ратлидж. — К племяннице отнеслись бы холодно и пристрастно».

Оливер продолжал:

— Затем мистер Эллиот в частной беседе сообщил, что многие спрашивали его о миссис Маклауд… точнее, о мисс Макдоналд. Еще до того, как пошли анонимные письма. Один прихожанин понял, что она его искушает, и испугался за свою душу. Молодая соседка видела в ней орудие зла, потому что из-за нее ее знакомый молодой человек стал чаще заходить в паб. Еще одна соседка считала, что она слишком нежна с ребенком, по ее мнению, так настоящего мужчину не воспитаешь. У нас говорят: «Пожалеешь розгу — испортишь ребенка». И мистер Эллиот несколько раз мягко упрекал мисс Макдоналд за то, что та редко приходит в церковь. Она ответила, что обязанности в пабе иногда задерживают ее допоздна и в воскресенье ей трудно рано вставать на службу. Тогда еще он подумал, что она придумывает отговорки.

— Ясно, — заметил Ратлидж в тишине, понимая, что инспектор Оливер ждет ответа. Из его слов он заключил, что местные жители относились к обвиняемой предвзято. Как будто она не соответствовала высоким требованиям, которые жители Данкаррика установили для себя и, следовательно, для нее.

Оливер смотрел куда-то вбок и, очевидно, думал о чем-то своем. Вдруг он спохватился и продолжил:

— Вскоре после первых анонимных писем пришло еще одно письмо, в котором ее пытались оправдать, а получилось только хуже. Мы с главным констеблем решили, что делом стоит заняться. Как говорится, нет дыма без огня…

Нет дыма без огня…

— И тогда я послал констебля, который хорошо ее знал, чтобы тот мягко расспросил ее, посмотрел ее свидетельство о браке. В разговоре с ним она все равно что призналась, что никакого брачного свидетельства у нее нет. Тогда он предложил отвезти ее к врачу, который осмотрит ее и подтвердит, что она рожала… От осмотра она наотрез отказалась. Маккинстри ничего другого не оставалось, как обыскать помещение, но он провел обыск недостаточно тщательно, и мне самому пришлось туда наведаться. Вместо похороненной женщины я наткнулся на мужчину, который умер сто лет назад, и из меня сделали посмешище. Не представляете, что мне пришлось пережить. Доктор Мерчисон не жалел язвительных слов!

«Да, — заметил Хэмиш, — его гордость задета». Ратлидж подумал: возможно, именно поэтому Оливер так настроен поскорее покончить с делом и осудить несчастную женщину.

— Я разослал в соседние округа запросы о пропавших без вести женщинах и вскоре узнал об останках, найденных в горной долине. Не успел я вернуться из Гленко, как мне позвонили из Ментона и сообщили об Элинор Грей. И я, дурак, отправился в Англию! Надеялся связать концы с концами, а получил одни колотушки!

Он несколько секунд смотрел на Ратлиджа, как будто пытался понять, согласен ли тот с его оценкой. Очевидно, удовлетворенный, он спросил:

— Ну а вы можете сказать, что, по-вашему, нам нужно предпринять дальше?

— Не знаю, — честно ответил Ратлидж. — Вы, несомненно, сделали все, что от вас требовалось, и даже больше. Что говорит обвиняемая?

— Почти ничего. Только повторяет, что она не совершала никакого преступления, и волнуется за ребенка. Не удивлен, что она привязалась к нему. У женщин хорошо развит материнский инстинкт, родили они ребенка сами или нет. Она старалась растить его как можно лучше, что говорит в ее пользу. Мистер Эллиот подробно расспросил парнишку — он много чего знает из Библии. Похоже, особенно мальчику нравится Моисей в камышах. И разноцветный плащ Иосифа. — Оливер улыбнулся. — Эласадж Маккаллум, тетка обвиняемой, сшила парнишке купальный халат из разноцветных полосок, который он очень любит. Мы разрешили ему оставить халат. И маленькую игрушечную собачку, которую обвиняемая сшила ему из теткиного шерстяного носка. В этом тоже никакого вреда нет. С игрушкой ему будет легче… Он плачет чаще, чем положено трехлетнему парню. Правда, он считает ее своей матерью. Пройдет много времени, прежде чем удастся убедить его, что это не так.

Ратлидж невольно подумал о Мораг и о том, какое выражение появилось у нее на лице, когда он сказал, что ребенком представители закона не занимаются. Слова были произнесены в другом контексте — он имел в виду, что представители закона занимаются только обвиняемой в убийстве. Но Мораг очень расстроилась. Она не скрывала от него своих чувств. Мораг всегда питала слабость к молодежи, детям, щенкам, котятам, даже к осиротевшему ягненку, которого семилетний Росс Тревор пытался выкормить из бутылочки. Ратлидж подумал: интересно, что она сказала бы, услышав замечание Оливера: «Пройдет много времени, прежде чем удастся убедить его, что это не так». Оливер не стал продолжать, но Ратлидж и так все понял. К тому времени, как обвиняемую приговорят и повесят, мальчик уже не будет горевать о ней.