Эрик Браун - Исчезновение Аткинсонов Страница 2

— Как всегда, ваш дедуктивный метод на высоте, — отозвался Тревор. — Помните, как вы изумили моего отца при вашей первой встрече? А теперь, прошу вас, дайте объяснение.

— Нет ничего проще. Обратите внимание, в каких местах протерта полировка. Вот здесь лежали карты каждого из игроков, а две отметины меньшего размера — по обе стороны от того места в центре стола, где лежала колода: по окончании каждой партии ее поднимали.

— Замечательно.

— Далее. Три из четырех игроков — правши, а четвертый — нет. Это видно по бороздкам в том налете, которым лак покрылся от влажности: они глубже справа или слева от игрока. Вы левша, Виктор, и я делаю вывод, что вы частенько сидели тут в гостях за вистом.

— За прошедшую пару лет — дважды в неделю, Холмс, — сообщил он, покачивая головой.

— А еще я могу сделать вывод, что играли вы на деньги, пусть и совсем небольшие. Доказательство — эти царапины, здесь и тут.

При этих словах мой друг покраснел.

— Что ж, — не без гордости заявил он, — ставки лишь добавляют интереса игре, Холмс.

— Сам я не любитель азартных игр, — произнес я. — Научный анализ доказывает, что участник этой забавы никогда не выиграет и даже скорее всего в конце концов разорится, если не вмешаются случай и удача. А я никогда не верил в счастливый случай.

Мы окончили завтрак, и я попросил показать мне дом и выразил желание задать кое-какие вопросы старшему бою Аткинсонов и их экономке.

Виктор провел меня в гостиную, просторную комнату, откуда открывался великолепный вид на залитые солнцем террасные поля плантации. Над камином висел масляный портрет братьев — высокие мужчины лет тридцати пяти, с соломенными волосами, позировали с винтовками по обе стороны от поверженного тигра.

— Я ничего не трогал, здесь все как было в то утро, когда исчезли братья, — сообщил Тревор. — Обратите внимание на стол и газовую лампу.

Как он и упоминал в письме, перевернутый стол и разбитая лампа сами по себе еще ничего не значили. Ветер, колышущий штору в открытом окне, вполне мог причинить этот небольшой ущерб.

— В ночь их исчезновения двери были заперты? — спросил я.

— В этих краях такая предосторожность не в обычае, — заметил он. — Если доверяешь слугам, в ней нет никакой необходимости…

Мы прошли весь дом, комнату за комнатой, и за все это время я не обнаружил ничего необычного или примечательного. Наконец мы встали на веранде, созерцая изумрудные холмы имения.

— Скажите, Виктор, а братьям случалось уходить на прогулку или куда-то уезжать, не поставив в известность друзей и прислугу?

— Безусловно, нет. Интересы здешнего поместья они ставили превыше всего. Они вели дела чрезвычайно добросовестно и никуда бы не отправились, не сообщив кому-то из своих нанимателей. Дважды в год они плавали на неделю в Мадрас, чтобы навестить знакомых. На Рождество и полгода спустя, в конце июня.

— Значит, их февральское исчезновение никак не может означать поездку в Мадрас?

— Разумеется, нет! Мы проверили эту возможность, справившись в пароходной конторе в Тринкомали.

— А услугами какой компании братья пользовались, когда бывали в Индии?

— Компании «Мадрас лайн». В городе у них есть отделения.

— Может быть, я сам загляну к ним в ходе своих изысканий, — заметил я.

Из кухни вызвали старшего боя, и я принялся его расспрашивать. «Бой» означает «мальчик», но этот слуга оказался крошечным, высохшим, морщинистым тамилом сильно за пятьдесят. Он вежливо сообщил мне множество сведений, однако не сумел пролить свет на загадочное исчезновение своих хозяев. Я задал ему обычные в таких случаях вопросы, начиная с того, не заметил ли он той ночью чего-то необычного (нет, не заметил), и кончая тем, пользовались ли братья любовью и уважением окружающих (да, пользовались). Наконец я осведомился:

— А что, по-вашему, случилось с мастером Брюсом и мастером Уильямом?

Его глаза наполнились слезами, и он прошептал:

— Очень я боюсь за их жизнь, мистер Холмс.

— Вот как. Почему же?

Маленький тамил покачал головой.

— Их духи бродят по ночам, — сообщил он.

Я переглянулся с Тревором.

— Да? А почему вы так уверены в этом?

— Сам-то я их не видал и не слыхал, но кухонные мальчишки говорили, что по ночам их жалобные стоны доносились откуда-то с окрестных холмов. Их духи не оставят это поместье в покое, пока их врагов не предадут суду.

Несколько минут я обдумывал его слова, воображая себе всяческие темные дела под ярким солнцем этой экваториальной страны. Затем я отпустил старшего боя и повернулся к Тревору:

— Что вы об этом думаете, друг мой?

— Нечего и думать, Холмс! Чистой воды предрассудки и суеверия. На свете нет людей более подверженных таким фантазиям, чем исконные обитатели этого острова. Видимо, они просто услышали, как трубит слон, и поспешили сделать неверный вывод.

— А нельзя ли мне перемолвиться словом с экономкой?

Тревор сообщил мне, что девушка, которая служила у братьев перед тем, как они пропали, больше не работает в доме.

— Она беременна и вскоре после исчезновения братьев захворала. Уже три месяца не встает с постели. Живет она в хижине на краю поместья. На раннем сроке беременности, когда она впервые выказала признаки болезни, братья пригласили к ней врача. С тех пор он регулярно ее навещает. Если пожелаете, мы позже зайдем к ней и узнаем, есть ли ей что добавить к уже полученным вами сведениям. А теперь, может быть, я покажу вам имение, пока солнце не слишком высоко? Мне все равно надо провести утренний осмотр владений. Если вы соблаговолите ко мне присоединиться…

Мы сели в двуколку и затряслись по дороге, проложенной по красной земле поместья и покрытой глубокими рытвинами. Время от времени Тревор натягивал вожжи, заставляя лошадь остановиться, после чего слезал на землю и заводил с туземными работниками разговор, длившийся не одну минуту. За час до полудня, когда солнце припекало, словно небесная жаровня, Тревор остановил коляску у самой границы имения, спрыгнул вниз и бодрым шагом прошел через кусты, доходившие ему до колен, чтобы поговорить с работником, который склонился, осматривая почву. Тем временем я, несмотря на палящий зной, предпочел выбраться из-под полога коляски и размять ноги.

По пути я осмотрел некоторое количество чайных кустов. Я кое-что почерпнул из своих давних ботанических штудий и немного разбирался в этих растениях. В конце концов я подошел к Тревору, заинтересовавшись его непонятной для профанов беседой с работником. Они обсуждали состав и строение почвы. Улучив мгновение, я вмешался:

— А может ли это сказываться на состоянии флоры в здешних краях?

— Не знал, что вы еще и ботаник, Холмс, — заметил Тревор.

— За долгие годы благодаря чтению я кое-чего нахватался, — ответил я. — Если не ошибаюсь, эти растения поражены Elsinoe thaea — крапчатой паршой.

Управляющий кивнул:

— И не только на этом участке, Холмс. Половина кустов по всей плантации подхватили крапчатку. — Тревор указал на широкую полосу земли у границы плантации. — Восточные угодья в нынешнем сезоне не дадут урожая. Когда в феврале я принял на себя руководство, то сразу же распорядился закрыть всю эту территорию, запереть склады, где сушился собранный чай, и проследил, чтобы никто не приближался к этим полям, а не то разнесут паршу.

— Как вы думаете, Аткинсоны перед своим исчезновением уже знали об этом заболевании? — поинтересовался я.

Тревор некоторое время обдумывал мой вопрос.

— Такое возможно, Холмс. Даже вероятно. — Какое-то время он молчал и наконец спросил: — А что такое? Вы считаете, это может иметь отношение к делу?

— Об этом пока рано говорить, — заметил я. — Но это обстоятельство следует принять во внимание.

Пока мы стояли там, на склоне холма, нас успела окружить кучка любопытных работников. Они что-то залопотали по-сингальски, и Тревор, похоже, наконец рассердился и осадил их — тоже на их родном наречии. Они тут же пристыженно умолкли.

— Что они сказали? — осведомился я.

— Снова болтовня насчет потусторонних сил, — ответил Тревор. — Уверяют, будто полгода назад, сразу после того, как пропали Брюс и Уильям, они слышали завывания их духов, доносившиеся ночью с этого участка. Разумеется, полнейшая чепуха.

Распрощавшись с работниками, мы поехали на восток, в сторону города Тринкомали.

— Имение занимает больше пяти квадратных миль, — поведал мне Тревор. — На восточном краю, который граничит с городом, живут туземцы. Экономку Аткинсонов содержат в больничной хижине.

Вскоре мы приблизились к больнице, хотя столь оптимистичное наименование вряд ли подходило строению, наспех сколоченному из досок и брусьев. В сущности, это был сарай, где стояли четыре койки, лишь одна из которых оказалась занята. Врач, индиец лет восьмидесяти с лишним, провел нас к больной девушке — Анье Амала.