Ночь Бармаглота - Фредерик Браун Страница 2

Мне это всегда казалось глупой процедурой, ведь платёжная ведомость ночной смены редко превышала несколько тысяч долларов, и Бонни мог получить их вместе с наличными для дневной смены и держать в офисе, но так уж он вёл дела.

— Конечно, Майлз, — сказал я, — но это не займёт много времени. А один стакан тебе не повредит.

— Знаю, что не повредит, — ухмыльнулся он, — но, возможно, выпью тогда другой, раз первый мне не повредил. Так что я придерживаюсь того правила, что не выпью ни одного, пока я на службе, а если не буду его придерживаться, мне конец. Но всё равно спасибо, док. Возьму скидочный талон.

Он был прав, но хотел бы я, чтобы он так не поступил. Хотел бы я, чтобы он позволил мне купить ему выпивку, даже несколько порций, ведь тот скидочный талон не стоил воображаемой бумаги, на которой он был напечатан для человека, которого убьют ещё до полуночи.

Но я не знал этого и не настаивал.

— Конечно, Майлз, — сказал я и спросил его о детях.

— В порядке, оба. Заходи как-нибудь.

— Конечно, — сказал я и пошёл к Смайли.

Большой лысый Смайли Уилер был один. Он улыбнулся, когда я вошёл, и сказал:

— Привет, док. Как дела редакторские?

А потом засмеялся, как будто произнёс что-то мучительно забавное. У Смайли нет и тени чувства юмора, и он ошибочно полагает, что скрывает этот факт, смеясь почти над всем, что скажет сам или услышит.

— Смайли, ты делаешь мне больно, — сказал я ему. Сообщать Смайли правду всегда безопасно; независимо от того, насколько серьёзно ты говоришь и что имеешь в виду; он думает, что ты шутишь. Если бы он засмеялся, я бы сказал ему, в каком месте он причинил мне боль, но на сей раз он не смеялся.

— Рад, что вы пришли пораньше, док, — сказал он. — Сегодня вечером чертовски скучно.

— В Кармел-Сити каждый вечер скучно, — ответил я. — И обычно мне это нравится. Но, Бог мой, как бы я был рад, чтобы хоть что-нибудь случилось как-нибудь в четверг вечером. Хоть однажды за мою долгую карьеру я выдал бы запыхавшейся публике горячий материал.

— Чёрт, док, никто не ищет горячих новостей в окружном еженедельнике.

— Знаю, — сказал я. — Поэтому и хотел бы одурачить их хоть раз. Я издаю «Гудок» двадцать три года. Один горячий материал. Разве я многого прошу?

— Была пара краж со взломом, — нахмурился Смайли. — И одно убийство, несколько лет назад.

— Конечно, — сказал я, — и что с того? Один из рабочих у Бонни заспорил спьяну с другим и слишком сильно пристукнул его, затеяв драку. Это не убийство, это непредумышленное лишение жизни, и, в любом случае, случилось оно в субботу и было давно известно всем в городе к следующей пятнице, когда вышел «Гудок».

— Они всё равно покупают вашу газету, док. Они ищут там свои имена среди посещавших церковные собрания, и у кого есть подержанная стиральная машина, и хотите выпить?

— Пришло время одному из нас подумать об этом, — сказал я.

Он налил мне и, чтобы мне не пить одному, немного плеснул себе. Мы выпили, и я спросил:

— Думаешь, Карл зайдёт вечером?

Я имел в виду Карла Тренхольма, юриста, моего лучшего друга в Кармел-Сити, одного из трёх-четырёх человек в городе, кто играет в шахматы и вовлекается в умные беседы о чём-то помимо посевов и политики. Карл часто заглядывал к Смайли по четвергам, зная, что я всегда захожу хоть на пару стаканчиков, когда закончу с газетой.

— Не думаю, — сказал Смайли. — Карл был тут почти весь день и как следует отметил. Он рано разделался в суде и выиграл дело. Думаю, пошёл домой отсыпаться.

— Чёрт, — произнёс я. — Почему он не мог подождать до вечера. Я бы помог ему. Слушай, Смайли, ты сказал, Карл праздновал, потому что выиграл то дело? Если только мы не говорим о разных вещах, он проиграл его. Ты про развод Бонни?

— Да-а.

— Тогда Карл представлял Ральфа Бонни, а жена Бонни получила развод.

— Ты так написал в газете, док?

— Конечно, — сказал я. — Это самое близкое к хорошему материалу, что есть у меня на этой неделе.

— Карл говорил мне, — покачал головой Смайли, — он надеется, что ты не поместишь это, или, хотя бы, как следует обрежешь, мол, она просто получила развод.

— Я не понимаю, Смайли, — сказал я. — Почему? И разве Карл не проиграл дело?

Смайли доверительно наклонился вперёд через стойку, хотя в заведении были только мы двое.

— Это так, док, — сказал он. — Бонни хотел развода. Его жена была стервой, понимаешь? Только у него не было никаких оснований, по крайней мере, таких, какие он захотел бы тащить в суд, понимаешь? Так что он вроде как купил себе свободу. Дал ей обеспечение, если в суд пойдёт она, и признал обвинения, которые она выдвинула против него. Где ты взял свою версию истории?

— От судьи, — произнёс я.

— Ну, он видел всё снаружи. Карл говорит, Бонни хороший парень, а все те обвинения в жестокости — куча чепухи. Он руки на неё не поднимал. Но эта женщина была таким адом на колёсиках, что Бонни признал бы что угодно, лишь бы от неё освободиться. И дать ей сверх того сто тысяч обеспечения. Карла беспокоило это дело, потому что обвинения в жестокости смотрелись так чертовски глупо.

— Вот дьявол, — сказал я, — в «Гудке» такое не прозвучит.

— Карл говорил, он знает, что ты не сможешь рассказать правду об этой истории, но надеялся, что ты её пригасишь. Просто напишешь, что миссис Б. получила развод, и что уплачено обеспечение, не расписывая обвинения.

Я подумал о своём единственном за неделю настоящем материале, и о том, как тщательно я перечислил все обвинения, что выдвинула жена Бонни, и застонал при мысли, что придётся переписывать или резать статью. А резать придётся, теперь, когда я узнал факты.

— Чёртов