Глен Кук - Холодные медные слёзы. Седая оловянная печаль Страница 22

— Почему я должен знать о Каратхе больше, чем ты о Фелл-Дорсте? Это седая старина, Гаррет. Кого она волнует? Твоя каша заварена на религии. Поищи ответа в Стране Грез. — Морли повертел монету в руках. — Мне она ничего не говорит. Может, тебе стоит проконсультироваться с Покойником?

— Прекрасная мысль. Если бы мне еще удалось заставить его прервать на двадцать минут свой крестовый поход против сознательного состояния.

Кто-то забарабанил в дверь. Морли насторожился, затем его физиономия приняла озабоченное выражение. Он указал мне на угол.

— Кто там?

— Это Рохля, босс.

Морли открыл большой шкаф — домашний арсенал, оружия в котором хватило бы на взвод матросов. Он бросил мне небольшой арбалет и стрелы, а для себя выбрал дротик.

— Кто с тобой, Рохля?

— Я один, босс. — Голос Рохли звучал смущенно. Впрочем, его смущает сама жизнь.

Морли снял засов и отскочил назад:

— Заходи.

Рохля вошел, посмотрел на притаившуюся смерть и робко поинтересовался:

— Что я сделал, босс?

— Ничего, Рохля. Все в порядке. Закрой дверь на засов и приготовь себе выпивку. — Морли убрал оружие, закрыл шкаф и устроился в кресле. — Зачем я тебе понадобился?

Рохля неласково на меня покосился, но решил, что можно говорить при мне:

— Только что пришло известие, что Чодо назначил награду в две тысячи за того парня, который предложил тысячу за Гаррета.

Морли расхохотался.

Отлично. Вот шанс для настоящего смельчака. Можно сорвать поистине баснословный куш, продав мою голову брату Джерсе, а потом и его самого — Чодо.

Морли все веселился.

— Ну потеха! Аукцион продолжается. Этот брат Джерсе ужасно наивен, если думает переплюнуть Большого Босса.

Танфер кишит желающими оказать Чодо услугу.

— Чодо обещает две сотни за голову каждого, кто хотя бы заговорит об участии в охоте на Гаррета, — сказал Рохля. — И три, если охотника приведут живьем, чтобы Чодо мог скормить его своим ящерам.

Мой ангел-хранитель. Вместо сторожевых собак он держит орду плотоядных громовых ящеров, которые бросаются на все, что движется. Чодо благоволит к ним, потому что эти твари сжирают добычу подчистую — с костями и потрохами.

— Вот так поворот! — не унимался Морли. — Теперь весь Танфер будет за тобой присматривать.

Как бы не так.

— Теперь весь Танфер будет за мной следить. И крутиться под ногами в ожидании попытки меня укокошить, после чего можно будет с чистой совестью сдать смельчака Чодо.

Морли призадумался:

— Н-да. Наверное, тебе лучше исчезнуть. Да так, чтобы все считали тебя мертвым.

— Если бы у меня была хоть капля здравого смысла, я нашел бы лучший выход. Послал бы все к черту и попросил бы старика Вейдера пристроить меня в пивоварню. — Я без приглашения приложился к бутылке. Морли спиртного не потребляет, но держит запас для гостей. Я рассказал Морли о Бормотуне и своем желании познакомиться с ним поближе. — Только я сегодня уже не в состоянии ничем заниматься. Мне бы сейчас домой, поспать.

— Я прицеплю ему хвост, — пообещал Морли. — Посмотрим, куда он отправится. — Он выглядел каким-то рассеянным после появления Рохли. Такая отстраненность обычно означает, что он замышляет очередную грязную авантюру. Поскольку я не видел, как он может усугубить мое положение, меня это мало обеспокоило.

— Думаю, сейчас мне ничего не грозит. Я ухожу. — Вечер в компании вдруг утратил для меня всякое очарование. Одиночество и покой дома казались куда более желанными.

— Понимаю, — сказал Морли. — Держи Дина при себе. Пусть пока не ложится. Я пришлю тебе весточку. Рохля, пошли ко мне Слейда.

— Спасибо, Морли.

Атмосфера внизу изменилась. Слух разошелся. Взгляды, которыми провожали меня теперь, понравились мне ничуть не больше прежних.

Я вышел в ночь и несколько минут постоял на крыльце, пока глаза не привыкли к темноте. Потом отправился домой. Проходя мимо Бормотуна, я не смог отказать себе в маленьком удовольствии:

— А вот и снова вы. Приятного вечера!

26

Я вступил на Макунадо-стрит, грезя о фунте непрожаренного бифштекса, галлоне холодного пива, уюте теплой постели и передышке от загадок.

Перед домом стояла толпа. Над домом в веселом хороводе парили яркие огненные шары. Что за черт?

Мое серое вещество объявило забастовку. Мне потребовалась целая минута, чтобы осознать, что происходит.

Кто-то из моих ревностных поклонников решил закидать дом зажигательными бомбами. Покойник почувствовал опасность, проснулся, поймал бомбы на лету и теперь жонглировал ими, к ужасу оцепеневших бомбометателей и зрителей.

Я протолкался в круг. Поджигатели все еще были здесь, неподвижные, как статуи. Лица искажены гримасами, страшными, как у горгулий на Четтери. Я выступил вперед и встал у одного прямо перед носом:

— Как поживаете? Не очень хорошо, а? Но не волнуйтесь, все уладится.

Бомбы зашипели.

— Я вынужден отлучиться. Подождите меня здесь. Я вернусь, и мы еще поболтаем. — Я знал, что он трепещет.

Дин приоткрыл щелочку:

— Мистер Гаррет!

Верно. Не стоило играть с этими ребятишками.

— Смотри в оба! — крикнул я и пустился рысью к крыльцу. Дин впустил меня, захлопнул дверь, задвинул все засовы и опустил щеколды.

— Что происходит, мистер Гаррет?

— Я надеялся услышать это от тебя.

Он посмотрел на меня так, словно я спятил. Возможно, он был не так уж далек от истины.

— Тогда давай послушаем, что расскажет нам Увалень. — Нет нужды лезть из кожи вон или спускать шкуру с моих поджигателей, если я могу заставить Покойника прочесть их мысли. Это избавит всех от кучи хлопот — за исключением Покойника, разумеется.

Я вошел в комнату. Дин остался ждать. Он не войдет сюда без крайней (по его мнению) необходимости.

— Я пригляжу за этими бандитами, мистер Гаррет.

— Валяй. — Я повернулся к Покойнику: — Вот, значит, как! Оказывается, ты способен проснуться, если надо спасти свою шкуру. Теперь я знаю, как привлечь твое внимание. В следующий раз разведу под тобой костер.

Гаррет, чума на мою голову! Что ты устроил в этот раз?

— Ничего. — Похоже, он собирался продолжить старую дискуссию.

Тогда почему эти маньяки швыряют в мой дом бомбы?

— Эти ребята на улице? Да они даже не знают о твоем существовании. Они просто развлекаются, пытаясь поджечь мой дом.

Гаррет!

— Не имею ни малейшего представления. Если тебя интересует, покопайся в их мозгах.

Я пытался. И обнаружил один туман. Они делают то, что им велено. Они полагают, что им не требуются никакие оправдания, кроме воли Хозяина. Они были счастливы, что им доверили это задание, счастливы, что могут угодить ему.

— И поджарить нас. Хозяин? Кто он? Где его найти?

Я не могу ответить ни на один из твоих вопросов. Их опыт и вера говорят, что Хозяин, которому они служат, не имеет материального тела и появляется когда и где ему заблагорассудится в любом облике.

— Он — что-то вроде призрака или духа? — Я не хотел употреблять слово «бог».

Он — кошмар, который привиделся такому множеству людей с такой ясностью, что обрел собственную жизнь. Он существует потому, что воля и вера многих вынуждают его существовать.

— Ого! Этак мы далеко можем забраться.

Зачем ты потревожил этих безумцев, Гаррет?

— Я никого не тревожил, Увалень. Это они меня потревожили. Ни с того ни с сего, без всякой видимой причины кто-то пытается от меня избавиться. Повсюду творятся странные вещи. Особенно в Стране Грез. Может быть, мне стоит ввести тебя в курс дела?

Меня абсолютно не интересует твоя жалкая мышиная возня среди мерзости и смрада этой выгребной ямы, именуемой городом, Гаррет. Прибереги свои россказни для уличных девок, которых ты таскаешь сюда, чтобы мучить меня.

Стало быть, он дуется из-за Джилл. Покойник не слишком любит женщин. Их появление в доме всякий раз приводит его в дурное расположение духа.

Круто.

— Выходит, из стадии безделья мы сразу же переходим в стадию злобствования, а? Экономим время на любезностях и на обсуждении последних приключений Слави Дуралейника. Теперь мы просто просыпаемся и ведем себя хуже капризного младенца.

Не зли меня, Гаррет.

— Боже упаси! Я тебя раздражаю? С моим-то ангельским характером?

Не нравилось мне это. Мы не раз с упоением грызлись друг с другом, но всегда в шутку. На сей раз я явственно ощущаю его скрытую враждебность. Я задумался, не перешел ли Покойник в какую-то новую, более мрачную фазу своего посмертного существования. В конце концов никто не знает как следует мертвых логхиров, как, впрочем, и живых. Последние несколько сотен лет оба этих вида встречаются чертовски редко.